Перов сразу вспомнил анекдот, над которым они с ребятами недавно хохотали в курилке: "Пойдём от противного, - сказал математик физику, и они отошли от историка в розовой рубашке".
Конечно, в Питере все возможно, удивляться там уже разучились, и где-нибудь на Невском на такого фуфыря никто и не засмотрится - в стразах, с помадой, в блестящей куртке. Но в Синеозерске это было непривычно.
Лапин мимоходом задержался у шкафа, бросив взгляд на себя в стеклянную дверцу. Вторая створка была закрыта фанерой. Корнеев никак не мог выкроить время, чтобы вставить стекло. Створку ещё в прошлом году разбил какой-то барбос, который, услышав, что ему грозит "червонец", попытался выброситься из окна. Парень оттолкнул конвойного, и тот врезался задницей в дверцу шкафа...
Лапин поправил ухоженные белокурые волосы и обмахнул платком предложенный стул. Перов с Корнеевым сразу впились глазами в его платок: тоже белый, похоже льняной, с принтом разведённого моста и Петропавловского шпиля в уголке.
С сомнением взглянув сначала на стул, потом - на свои ослепительные штаны, Лапин сел. Корнеев подумал, что вряд ли такой франт и чистюля воспользовался бы куском трубы, вздумай он с кем-то расправиться. Побоялся бы запачкать прикид или повредить отполированные ногти. Вот если бы Ольминский отравился цианидом, добавленным в бокал с пивом или был застрелен из снайперской винтовки с большого расстояния - это было бы скорее похоже на Лапина.
Хотя, на турбазе этот гламурный красавчик запросто ступил ослепительными ботинками в полосу прибоя, не думая, что может испортить обувь, и плескал водой в лицо так, что промочил спереди весь свитер из тонкой серебристой шерсти и безупречно уложенные волосы, и его даже не беспокоила ужасная для такого пижона перспектива оставить на одежде разводы прибрежного озёрного ила.
Сегодня Леонид тоже был в водолазке серебристого оттенка - видно, знал, что этот цвет лучше всего подходит к его глазам и выигрышно оттеняет явно приобретённый в солярии легкий загар. "Интересно, они там все такие? - неприязненно подумал Перов, щеголявший уже шестой год в одних и тех же джинсах и немарких черных или темно-синих свитерах. Сегодня на нем был один из черных джемперов с изрядно обтрёпанными манжетами и покрытый катышками, с которыми упорно и безуспешно сражалась жена. - Небось и гвоздя не заколотит, и дрель в руках не удержит!". "Платок тоже белый, - тоскливо констатировал Корнеев, - и у Гершвина такой же, и у Янина! Вот тебе и уравнение с кучей неизвестных. Поди-найди, чему равен икс!"
- Да, вышел, чтобы проветриться, и завернул на пляж, - продолжал тем временем Лапин. - Видите ли, в Залесском мы отмечали двойной праздник: день рождения нашего коллеги, Дениса Василькова, и десятилетний юбилей нашей фирмы.
Корнеев кивнул: ясно, продолжайте. "И при чем тут ваши праздники?"
- Поэтому мы, так сказать, дали себе волю, - продолжал Лапин, - и довольно много выпили. Я и решил освежиться озёрной водой, чтобы в голове немного прояснилось. Купаться я не рискнул, хотя смельчаки были. Без тренировки из апрельского озера можно привезти домой воспаление лёгких, да и купаться после обильных возлияний - экстремальный вид спорта, разновидность русской рулетки. Тем более в Ладожском озере.
"Да уж, - подумал Перов, - тут он прав: сколько пьяных за лето спасателям из воды приходится вытаскивать! Кому повезёт - того откачают... И ничему идиотов жизнь не учит: все равно находятся такие: накачаться до бровей, и в воду с разбега! Пьяному-то море по колено... Может, море и по колено, а Ладога таких шуток не любит и не прощает и шутников учит жёстко".
- Потому, - продолжал петербуржец, - я ограничился лишь тем, что слегка умылся водой у берега и вернулся в ресторан. Больше я не выходил, - он обезоруживающе улыбнулся. - Спросите ребят. А потом нас оповестили об убийстве...
Он охотно показал свой белоснежный платок, пахнущий все тем же цитрусовым парфюмом. И спохватившись, воскликнул:
- Ах, да! Незадолго до того, как нам сообщили о ЧП, мы с товарищами курили во дворе и видели, как потерпевший разговаривал с одним человеком из-за соседнего стола. Похоже, что они ссорились. И тот мужчина угрожал потерпевшему, что "покажет" и "устроит", а потерпевший кричал, будто впервые его видит. Но мне показалось, что он узнал этого мужчину и испугался, увидев его на турбазе. А потом потерпевший ушёл, а мужчина остался, смотрел ему вслед и ругался вполголоса.
"Это я уже знаю. Гершвин встретил свидетеля, который едва не устроил жёсткую посадку его клиенту".
- И ещё, - продолжал Леонид, - в той компании, которая одновременно с нами обедала, был один человек - средних лет, высокий, худой, на военного похож...
- Чем именно похож? - уточнил Корнеев.
- Выправкой, - ответил Леонид. - В Питере много военных, так вот, у офицеров очень характерная выправка, и ходят - шаг печатают, очень чётко.
"Янин. По описанию похож. Но ведь говорил, что раньше не сталкивался с Ольминским..."
- Так вот, перед тем, как мы увидели эту перебранку у фонтана, я был в мужской комнате, мыл руки. Рядом стоял этот мужчина, бывший военный, у сушилки. И тут мимо прошёл потерпевший, мелькнул в зеркале. Мужчина резко обернулся и пробормотал что-то вроде: "Ах, вот ты где!". Потом я вышел и пошёл к фонтану, покурить с ребятами, а он ещё стоял около туалетов, что-то набирал на телефоне...
"Или ждал, пока ты отойдёшь, чтобы поискать в помойке подходящий кусок трубы".
На просьбу сдать платок на экспертизу Лапин с улыбкой протянул белоснежное льняное полотнище: "Да пожалуйста. У меня в номере ещё восемь штук. Я всегда покупаю сразу дюжину платков в одном магазинчике на Гостинке... Это торговая галерея в Питере на Невском. Не Пассаж, конечно, но хорошие вещи найти можно".
- Объяснил бы заодно нам, гагарам, что такое Невский, - ворчал Перов, открывая окно после ухода Лапина, - а то откуда бы нам в глуши знать, что это - центральный проспект Петербурга... Так-так, значит, Ольминский и Янину как-то насолил!
- Получается, что и между ними надо искать связь и причины для конфликта.
*
Наум Гершвин захлопнул крышку ноутбука и с наслаждением потянулся в кресле. В Синеозерске он планировал как следует подготовиться к борьбе за пересмотр дела Стефана Вильского и подумал, что недаром этот городок так притягивает к себе пишущую братию. Видно, тут действительно сам воздух вдохновляет, творческая мысль активизируется, и работа спорится. В Питер он приедет уже в полной боевой готовности и на суде хорошенько прищучит эту прохиндейку Анну. Жаль, конечно, что не получится привести к присяге Ольминского и вытрясти из него признание в лжесвидетельстве с корыстными целями. Без него будет труднее выиграть дело. Но трудно - не значит невозможно. Наум очень любил эту жизненную установку и часто повторял слова одного из героев "Бесприданницы": "Для меня невозможного мало!".
Здесь постояльцам бельэтажа разрешалось курить на балконах потому, что не было никаких соседей сверху, которые могли бы пожаловаться на дым, и балконы были оборудованы пепельницами, а массивные двери и оконные рамы не пропускали табачный дым в номера.
Гершвин расположился на балконе в ротанговом кресле у круглого столика со стилизованной под старину пепельницей и закурил, глядя, как в краеведческий музей тянется очередная группа экскурсантов. На этот раз это были шумные ярко одетые иностранцы, обвешанные дорогой фото- и видеоаппаратурой. Их двухэтажный автобус, ярко-красный, как леденец, выпирал из-за угла. "Наверное, всю улицу перекрыл, - подумал Наум, - ну и громадина, вроде поезда "Москва-Адлер"!"
Над улицей снова нависла растрёпанная серая туча, которая все утро поливала город мелким занудливым дождём, и только к обеду на пару часов исчезла. "Ещё и соскучиться не успели", - мрачно подумал Наум, когда небо снова затянуло.
За углом брякнула дверь общего балкона, щёлкнула зажигалка и раздался приглушенный голос:
- Возникли небольшие осложнения. Да, в связи с этим. Ничего, надеюсь удержать ситуацию под контролем. Нет, с этим все нормально. Да, я помню о времени. До связи! Так точно. Понял.
Наум узнал голос соседа из третьего люкса, Дмитрия Янина, социолога из Питера. "О чем он говорил? Какие сложности? В связи с чем? И почему он должен помнить о времени? А это "так точно", прямо как в армии перед старшим по званию!" - Наум закурил вторую сигарету. Что-то его насторожило в этом разговоре и с самого начала озадачивал их сосед. Где это преподаватели социологии зарабатывают столько, чтобы снимать люкс на десять дней, питаться в ресторане и носить обувь от Гуччи из бутика на Конюшенной? Наум сам покупал себе ботинки в этом магазине и знал, сколько они стоят. Да ещё любимый парфюм социолога - хвойный "Мияки" - тоже далеко не из копеечных. "Конечно, не такой дорогой, как мой "Шлессер Ориентал", - провёл себя ладонью по гладкой щеке адвокат, - но не все могут себе его позволить!".
Он знал историю недолгого замужества Таси. Ее муж тоже был преподавателем в какой-то замызганной шарашке, носившей неоправданно гордое название "академии", и алименты платил копеечные. Случалось так, что, когда он приносил тощий конвертик, бывшая жена под каким-то предлогом совала ему подарочную упаковку с бантом: новая рубашка, свитер или ботинки. "А то смотрю, - говорила Тася Веронике и Лиле, - приходит, а башмаки вот-вот каши запросят, еле держатся, а зарплата у него с воробьиную задницу, не накупишься обувки. Ну, я и придумываю праздники - держи, мол, презент на годовщину первого поцелуя у разведённого моста, носи с удовольствием!".
"Конечно же, в Университете у Запесоцкого или в вузах на Ваське преподаватели зарабатывают гораздо лучше, - думал Наум, - но вряд ли могут себе позволить люкс на десять дней, ресторан, Гуччи и Мияки!"