Впрочем, не профессор Басад это придумал. Схожие магические ритуалы успешно практикуются многими веками. Но… не пора ли завязывать с такими гнусными фокусами?
Янтарное лето, за плотно занавешенными окнами раскаленный диск солнца застыл, словно высеченный, в бирюзовом небе. Меня будит резкий звонок. Теперь я могу позволить себе ложиться поздно. Не учусь, не работаю, и в полуденное время меня не тревожат. Машинально нашарив мобильник, сбрасываю вызов и снова засыпаю под мерный шелест кондиционера. Спать днем — отдельное удовольствие и особая привилегия бездельников и начинающих писателей, что для многих, увы, тождественные понятия.
Снится нечто сумбурное, но тоже светлое и солнечное… Снова звонок. Воздух пахнет горячим песком, выгоревшей травой и пустынной пылью, которая к августу станет невыносимой. А за окном — море, из постели его не видно, но оно там есть.
Может, отключить телефон, заварить кофе и покурить с видом на море? Зачем, собственно, нужен вид на море, если отказывать себе в удовольствии с видом на это море спокойно выпить утренний (или полуденный) кофе?
Щурясь, смотрю на незнакомый номер. Кому же это я мог понадобиться… Впрочем, какая разница? Пожалуй, вздремну еще, потом перезвоню. Я вспоминаю, что до утра шлифовал текст, и все шло так гладко, что-то я там такое забавно завернул… А, вот — про то, как у амберского колхозника МАксима в разгар заседания отваливается башка и, «громыхая пустотами»…
— Да! — рявкаю я в ответ на третий звонок.
Я недовольно кошусь на время. Что за скотство трезвонить в два часа дня?! Я вроде нигде не состою, чтобы вот так, спозаранку, бесцеремонно названивать праздно… Что праздно? …праздно пре-про-во-дя-ще-му время… Спросонья я плохо соображаю, тем более когда меня будят.
— Ян? — женский немолодой голос звучит настороженно.
— Ну да. Ян.
«…Вольному художнику» — наконец нащупывается достойная формулировка для завершения мысли.
— Что за безобразие! — огорошивает меня тетка из сотового пространства. — Молодой человек, вы электронную почту проверяете?
— Какую еще почту?
— Свою. Технионовскую. Аспиранты, да будет вам известно, обязаны регулярно проверять институтскую электронную почту.
— Технионовскую? Но…
— Да-да, технионовскую. Или вы еще в каком-нибудь учебном заведении состоите?
Я осознаю, что происходит нечто выходящее за рамки моего понимания, и решаю благоразумно промолчать.
— Нет? Не состоите? Так вот, ректор института принял решение вас наградить. А вы, подумать только, не удосужились явиться на церемонию! Возмутительно! Где вас носит? За последние две недели выслано уже четыре уведомления. Никакой реакции. Неслыханно! Мы что, за вами гоняться должны?
Я резко встряхиваю головой, так что она у меня самого, как у МАксима, чуть не отваливается, и вдруг безошибочно узнаю голос. Это же Госпожа Инквизиция — ректорская секретарша!
— Простите, наградить? Чем наградить?
— Чем?! — она раздраженно трещит клавиатурой. — Чем наградить? А вы как думаете? Нобелевской премией?! Наградить как лучшего аспиранта этого года. Хотя, будь моя воля, я бы вас за такое… — она снова нещадно клацает мне в ухо. — Идите и самостоятельно ознакомьтесь. Я, к вашему сведению, не нанималась зачитывать почту аспирантам.
Кажется, стоит держать язык за зубами, пока ситуация не прояснилась.
— Он еще спрашивает, чем… — продолжает зудеть она. Сетует на вопиющее что-то там и падение чего-то куда-то, я уже не совсем понимаю, что именно и куда падает, и тут она брякает: — …Я буду вынуждена доложить о сложившейся ситуации вашему научному руководителю!
— Не надо научному руководителю, — опомнившись, выпаливаю я. — Я все понял. Когда прийти?
Технион — Технологический институт Израиля
Дата: 03.07.2019
Тема: Награда за выдающиеся достижения
Ув. г-н Росс!
В честь открытия нового отделения Техниона в Китае, представители Техниона получили элитные подарки от фонда LKS. Руководство Техниона приняло решение наградить ими самых лучших аспирантов.
Мы постановили вручить этот изысканный презент — роскошную ручку фирмы MontBlank как утешительный приз выдающимся и лучшим из лучших наших аспирантов, таким, как Вы, соискателям наиболее престижных стипендий, которые, к сожалению, не удостоились наград.
С удовольствием приглашаю Вас в понедельник 8.7.2019 в ректорат для участия в торжественной церемонии.
Дальнейших успехов на научно-исследовательском поприще!
С уважением, профессор такой-то такой-то,
Ректор Техниона — Технологического института Израиля.
Забегая вперед, так и осталось невыясненным, по какой именно причине Ректор счел, что слово «Montblanc» пишется с буквой «k». С виду ручка как ручка — ничего сверхъестественного. Вся фишка в названии фирмы. Однако ему с чего-то пригрезилось это «k». То ли у него, как и у меня, дислексия. То ли Ректор у Шмуэля не учился, — уж тот бы враз отвадил его допускать грамматические ошибки в официальных письмах. То ли, как предположил мой приятель Дорон, и это было бы смешнее всего, Montblank с буквой «k» — это эрзац известной немецкой компании, и ушлый фонд LKS втюхал им под шумок китайские фейки.
«Постановили вручить этот изысканный презент» — ай да молодцы! Как трогательно, аж слезы наворачиваются. Полагаю, это произошло примерно так: китайцы им бабла отвалили и ящик-другой этих ручек в придачу. Вот Ректор и решил облагодетельствовать аспирантов без лишних затрат и дополнительных усилий.
Назавтра после звонка Госпожи Инквизиции по пути в мой родной и горячо любимый институт я перебирал в памяти череду поступков несравненного Ректора. Итак, сначала этот хмырь выбирает меня представителем института, потом вышвыривает, отказываясь встретиться и выслушать мою версию событий, а теперь объявляет лучшим аспирантом. Хотя если вникнуть, раз он меня отчислил, должно быть, я не лучший, и его стараниями уже никакой не аспирант.
— Выбрал, выгнал, наградил! Прям, Юлий, мать его, Цезарь, — злорадно усмехаюсь, выжимая педаль газа. — Или этот, как его… Тарас Бульба выискался. «Я тебя наградил, я тебя и турну». Это ж надо… «посмертное» награждение.
Воистину, правая рука не ведает, что делает левая. Вообще-то в этой идиоме подразумеваются люди, состоящие в разных отделах одной организации и работающие под общей крышей. Но в нашем случае речь не просто об одном и том же человеке; полагаю, он подписал мое награждение той же рукой, которой пару месяцев назад подписывал мое отлучение.
Полячка Дина, которая, если помните, по образованию психиатр, и знает, о чем говорит, предположила, что у него раздвоение личности. Полушария друг с другом поссорились и теперь не общаются. В конце концов, вряд ли за последние месяцы он выгнал больше одного аспиранта — не так уж огромен институт, и на стипендию Азриэли он выбрал тоже одного меня. И не совсем ясно, как ему это нигде не мешает.
По прибытии я оправил парадную рубашку, сконструировал подобающую мину и торжественно явился в святая святых — кабинет, куда меня так старательно не допускали. Ректора на месте не оказалось, и я не удостоился чести пожать его могучую длань, способную вершить столь немыслимые в своей несовместимости деяния. Футляр с этой гребаной ручкой вручала Госпожа Инквизиция, прошипев при этом нечто угрожающее насчет того, что все же стоило бы пожаловаться моему научному руководителю.
Вернувшись домой, я накатал Ректору очередное письмо. Поблагодарил за ручку, приложил уведомление о моем отчислении, извещение о моем же награждении, и в который раз попросил о встрече. Общий смысл аргументации сводился к следующему: взгляните, пожалуйста, не кажется ли вам, что здесь что-то не так? Может, все же разберемся?
Стоит ли упоминать, что это послание, как и предшествующие, было проигнорировано. Ну, разве что Ректор с досады показательно колесовал Госпожу Инквизицию за попустительство и халатность — в том смысле, что по ее недосмотру, а уж, конечно, никак не по его собственной вине, столь «изысканная» и «роскошная» ручка досталась такому негоднику, как я.
На этом общение с институтом закончилось. Не дождавшись ответа, я водрузил футляр с ручкой Montblanc — квинтэссенцией вселенского абсурда, венцом череды моих блестящих неудач — в сервант, где он обрел достойное место под уведомлением об изгнании из рая.
Доктором наук, по видимости, мне уже не стать. Зато теперь у меня есть ручка, самая сюрреалистичная ручка на свете. Она покоится за стеклом серванта, внутри кожаного футляра с элегантным тиснением золотых иероглифов, и терпеливо ждет своего часа. Этим пером я намерен ставить автографы на моих будущих литературных шедеврах.
Остаются сущие пустяки: научиться творить шедевры да разобраться, как подписывать электронные книги насквозь материальным письменным прибором. Хотя, должно быть, для столь диковинного артефакта подобные мелочи не помеха.
THE END