— Валяй.

— Если я снова задумаюсь об убийстве, то сначала позвоню и расскажу тебе, где нахожусь, а ты можешь сесть в самолет и попытаться остановить меня.

— На другом конце света?

— Это твоя проблема, а не моя. Только не надо раздражаться из-за того, что у тебя нет действующего паспорта.

— Я федеральный маршал. Конечно, у меня есть паспорт.

— Ну что ж, — сказал он так, словно мы уже заключили сделку. — Я предупрежу тебя, и ты сможешь попытаться меня остановить. Все будет как в старые добрые времена.

— Я лучше сдам тебя Интерполу.

— Делай то, что тебе кажется необходимым.

— Ты же не боишься Интерпола?

— Нет.

— Ну хорошо. Значит, ты даешь мне слово? Никто не умрет, пока ты не позвонишь мне?

— Без оговорок!

— Хорошо.

Он протянул мне руку.

— Давай скрепим все рукопожатием.

Я потянулся вперед, протягивая руку, не собираясь близко подползать к нему.

Его ладонь была теплой и сухой, и он, обхватив мою кисть своими длинными изящными пальцами, пристально посмотрел мне в глаза. В отличие от Келсона, глаза Хартли были ясными, полными решимости и светились счастьем от того, что он заключил со мной сделку. Я крепко пожал ему руку и хотел уже отпустить ее, но он стиснул мою ладонь.

— Почему ты сжал руку? — спросил Хартли, ресницы его затрепетали, и он смущенно улыбнулся.

— Понятия не имею, — вздохнул я, покачав головой.

— Знаешь, я подозреваю, что это последний разговор в нашей жизни.

— Я был бы не против, — тихо сказал я.

Фургон остановился, и он поднялся, чтобы открыть дверь.

Я быстро выскочил из машины и, стоя на обочине, поднял на него глаза.

Он глубоко вздохнул.

— Так странно уезжать из Чикаго. Никогда бы не подумал, что сделаю это.

Я кивнул.

— Я рад, что смог с тобой повидаться.

— Я тоже, — прошептал я, осознав, что часть меня счастлива, потому что это был конец.

— И это все? — задохнулся Келсон, вылезая из фургона и бросаясь в мою сторону с «Глоком-20», направленным прямо мне в грудь. — Собираешься просто отпустить его?

— Конечно, — ответил Хартли спокойно, но с ехидцей. И когда он смерил Келсона взглядом, на его лице отразилось отвращение. — Я же не дикарь.

— Но он же идиот, и думает, что он…

— Он не думает… Он знает, — поправил его Хартли, поворачиваясь и улыбаясь мне. — Он мой самый старый друг.

— Друг? — Келсон тяжело вздохнул, и в тот же миг я увидел, что этими последними словами Хартли сломал его.

Целиком и полностью уничтожил.

Келсон был очень умен. Он планировал, делал все, чтобы произвести впечатление на человека, которым так отчаянно хотел быть. Но проблема заключалась в том, что я опередил его.

Это был лишь вопрос времени.

Я спас Хартли.

Именно я навещал его, когда он сидел в Элджине.

Я был единственным, кто часами слушал его измышления, почему он все это делал. И стал свидетелем — голосом в его голове, как он признался мне однажды. А в конце концов, после того, как спас моего пса, Хартли перестал быть человеком, при виде которого меня прошибает пот.

Между нами не было дружбы, дело совсем не в этом, но было что-то… особенное. В какой-то момент мне придется выяснить, что именно.

У Келсона не было возможности узнать нашу историю, и ему мешали его собственная ревность, ненависть и горечь. Он думал, что не будет ничего важнее того, что сделал я, и это убивало его. Все это было написано у него на лице. Если до этого я его не понимал, то теперь ясно увидел его намерения, когда он, прицелившись, нажал на спусковой крючок.

Я даже не успел вскрикнуть. Я не думал о Яне и о том, как сильно он будет по мне скучать. Я не видел ни Аруны, ни Кэтрин, ни Дженет, ни Мин. Не жалел о тех детях, которым так и не успел помочь. И даже не подумал, когда же Редекер вытащит, наконец, свою голову из задницы и признается Кэллахэну, что, черт возьми, тоже хочет его.

Ничего не приходило в голову, кроме мысли, что я все-таки умру, а Хартли будет смотреть на меня сверху вниз. И почему-то это не казалось таким уж плохим, как прежде.

Что-то сильно ударило меня и отшвырнуло на обочину дороги, прямо в траву и грязь. Накануне шел снег и, поскольку так и не потеплело, он не растаял. Я упал навзничь на смерзшийся снег и сверху на меня рухнули — как я внезапно осознал — сто восемьдесят фунтов Крейга Хартли, выбив остатки воздуха из моих легких.

Ошеломленный и потрясенный, я увидел бледное небо и услышал пронзительно-визгливый вопль, прежде чем тяжесть с моей груди исчезла и воздух наполнился быстрыми пулеметными очередями.

Келсон закричал и, подняв голову, я увидел, что он лежит на той же холодной и твердой, покрытой льдом земле, на которой лежал я.

Моя спина взмокла. Холод просачивался под кожу, и по всему телу пробежала легкая дрожь. Затем я глотнул воздуха и сел. А повернув голову налево… увидел Хартли.

Его рот был открыт, и он все еще дышал, но уже с трудом, и в следующую секунду я понял почему. В области сердца по пиджаку расползалось пятно крови.

Я боком подполз к нему и обеими руками закрыл рану, сильно надавив на грудь, а он поморщился от боли.

— Бесполезно, — прохрипел он, и слеза скатилась из его левого глаза к уху.

— О чем, черт возьми, ты думал? — проскрежетал я. Мой голос, надломленный, хриплый, прозвучал странно — испуганно и глухо.

— Ну, — фыркнул он, каждый звук давался ему с трудом. — Подумал, что ни у кого нет права убивать Миро Джонса… кроме меня.

— Трепло, — пробормотал я, слыша, как сердце колотится у меня в ушах.

Он попытался улыбнуться.

Подняв одну руку, я начал снимать куртку. Нужно было замедлить кровотечение и согреть его, чтобы он не потерял сознание.

— Только не надо портить превосходную вещь от «Тома Форда», — проворчал он. — Это не поможет. Просто посиди здесь немного и забери оружие.

Я посмотрел на автомат, а потом снова на его быстро бледнеющее лицо.

— Что?

— Честное слово, — вздохнул он, — как ты умудрился так долго прожить?.. Водитель ведь все еще жив.

Звук взревевшего двигателя привлек наше внимание, прежде чем фургон, взвизгнув шинами, отъехал.

— Что ж, это обнадеживает, — невозмутимо произнес он и закашлялся кровью.

— Черт! — выругавшись, я начал обыскивать его пиджак в поисках телефона, потому что мой остался у Яна. — А где, черт побери, твой…

— В фургоне, — прошептал он, опустив пистолет и протягивая ко мне левую руку.

Я быстро ухватился за нее, сразу почувствовав, насколько она холодна, и сжимал, даже когда кровь потекла по его пальцам.

— Черт возьми, где, блядь, все?!

— Ох, — вздохнул он так тихо, что мне пришлось наклониться и прижать ухо к его губам. — Ты и вправду испугался, да?

Сейчас это было совершенно бессмысленно. Он больше не был угрозой. Да, Хартли являлся сущим кошмаром, но сейчас почему-то… нет. В этом не было никакого смысла, ведь все произошло из-за пса смешанной породы, несмотря на то, что было между нами и то, что в моей жизни он существовал даже дольше, чем Ян. То, каким я стал, большая часть меня, определялась нашим с ним общением. Я почувствовал, как внутри меня нарастала боль.

— Нет, я не хочу так… мы должны остаться квиты, — сказал я и повернулся, чтобы посмотреть ему в глаза, так близко, что мы почти соприкасались носами. — Я спас тебя, ты спас меня — как же я тебе верну должок? — спросил я, и мои глаза наполнились слезами.

— В следующий раз, — прошептал он, вздернув подбородок. — Иди сюда.

Не раздумывая, я повернул голову так, что его губы прижались к моей щеке, и он всего лишь на мгновение крепко сжал мою руку.

— Всегда знал, что ты мой, — выдохнул он.

Я замер на секунду, а затем повернулся, чтобы встретиться с ним взглядом. Его хватка медленно ослабла, и рука едва не выскользнула из моей, если бы я не удержал ее.

Последняя слеза скатилась по его щеке, и я смахнул ее, прежде чем закрыть ему глаза.

Плакать было бессмысленно. Он не был хорошим человеком. На самом деле, он являлся чудовищем. Но где-то между тем, как он, разрезав мне бок кухонным ножом, забрал мое ребро, и тем, как сказал, что моя собака не умерла… Хартли стал только моим монстром. Мы изменились и уже не были прежними. И в конце концов, он получил пару пуль, которые предназначались мне, чем спас мне жизнь. Люди будут писать о нем годами.

Я понятия не имел, что должен чувствовать и что думать, но сидеть здесь, держа его за руку, казалось мне единственно правильным решением.

БЫЛО ТАК ТИХО и спокойно, как будто весь мир замер, но через несколько минут я услышал слабый звук сирен.

Медленно опустив руки Хартли, я сложил их на его груди. Он выглядел таким умиротворенным, будто заснул. И когда все расплылось, я понял, что мои глаза полны слез. Закрыв лицо руками, я позволил себе зарыдать и без свидетелей оплакать человека, потому что никто, даже Ян, не понял бы почему.

Хартли совершал со мной ужасные вещи, но я должен ему все простить, пусть так и будет. И не потому, что он спас меня. Ничего из этой банальщины. Даже если бы он бросил меня, как и хотел, где-то на дороге, сказав: «Всего хорошего тебе, Миро!», я чувствовал бы то же самое. Боже мой, каким-то странным образом он был моим другом, и это не поддавалось логике.

И вот я сидел там, мою грудь сотрясали рыдания, а по лицу текли слезы, потому что Крейг Хартли оказался первым человеком, которого я потерял из тех, кто что-то значил для меня, кто был мне близок и кто изменил ход моей жизни. У меня не было ни родителей, ни близких. Никого, кроме Яна, девочек и еще парочки друзей, которые любили меня, и никого из них еще не забирала смерть. Этот серийный убийца стал первым, и поэтому я, рухнув рядом с ним в грязь, почувствовал, каково это — потерять кого-то, кто помог мне стать тем человеком, которым я являюсь сейчас.

Я был рад, что подкрепление еще не прибыло, потому что у меня оставалось время погоревать, окропить землю слезами, полностью потеряв самообладание. К счастью, никто не видел, как очищается моя душа.

Затем мимо пронеслась вереница полицейских машин.

— Миро!