– Хорошо, – Никс глубоко вздохнула. – Я никогда не могу отблагодарить вас всех за помощь.

– Не принимай это на свой счет, – сказал Лукан. – Когда появляется шанс дать пинка под зад Надзирателя, мы бежим в первых рядах.

– Что ж, в любом случае я очень ценю вашу помощь. Мы подождем здесь?

– Да, – сказал Шак. – Но недолго.

Ииии, в этот момент наступила неловкая тишина, они стояли так, словно ожидая своей очереди к стойке для заказа в «Старбакс». Апекс достал нож – и принялся обтачивать кусок дерева. Лукан расхаживал, как животное в клетке. Кейн что–то шепотом говорил Шаку, и тот отвечал ему таким же тихим голосом.

– Как надолго мы здесь застряли? – спросила Никс.

Кейн ответил:

– Не более чем на полчаса. Поймем, когда услышим марш охраны по ту сторону стены. Они должны сопровождать рабочих в производственный цех, и для этого они покинут территорию Надзирателя строем.

– Тогда я пока сброшу груз. – Никс села и скинула рюкзак. – Поберегу силы.

На самом деле ее ноги болели в таких местах, что она снова невольно покраснела, и ее тело все еще оставалось вялым и томным после кормления. Однако она не собиралась признаваться в этом всем присутствующим.

Шак сел рядом с ней, за что она была ему благодарна. Затем Кейн устроился напротив них. В конце концов, Лукан и Мэйхем последовали их примеру. То, что Апекс остался стоять, не удивило Никс, и она инстинктивно наклонила голову так, чтобы следить за его положением краем глаза.

Когда Никс осознала, что они все разбили лагерь вокруг купели, ей стало смешно.

– Похоже на групповое собрание.

– Что, прости? – спросил Шак.

– Как на групповой терапии. Ну, когда встречается группа людей, чтобы обсудить общие проблемы или болезни. – Вот только он не знал, что это, не так ли. – Ну... да ладно... Так…

Очередь звучать музыкальной заставке из «Рискуй!».

– Так как вы, ребята, оказались здесь? – выпалила она.

В один момент все мужчины резко повернулись к ней. Аристократические черты лица Кейна исказил шок, будто она оскорбила кого–то на званом обеде. Желтые глаза Лукана прищурились. Даже Мэйхем казался удивленным.

Шак кашлянул.

– Никс, я знаю, что ты не хотела никого обидеть, тебе ведь неизвестны правила. Но мы здесь не задаем подобных вопросов…

– Я вырезал весь свой род.

Когда Апекс, стоявший спиной к стене, заговорил, все взгляды обратились к нему, но он не пропустил ни единого касания острым лезвием по бледной плоти дерева, над которым работал.

– Я убил их, пока они спали. – Он смотрел на лезвие, вращая его взад и вперед в свете свечи, как будто воскрешал теплые воспоминания о том, как использовал его в тот момент. – Даже женщин. Вот почему я здесь.

Его черные глаза сверкнули на Никс.

– Еще вопросы? Хочешь знать, что я сделал с телами?

– Нет, – отрезал Шак. – Она не хочет.

Кейн прокашлялся.

– Что ж, если мы рассказываем свои истории, я поделюсь своей. Я нарушил договоренность о браке с женщиной, которую не любил. Ее отец затаил обиду. – Взгляд мужчины упал на бурлящую воду купели. – Он организовал убийство моей любимой и обвинил в этом меня. Из–за его мести я попал сюда с пожизненным.

– Мне очень жаль, – прошептала Никс, когда выражение невыразимой боли отразилось на его лице.

– Это не имеет значения. – Кейн выглядел смертельно уставшим, и не потому, что ему требовался сон. – Живу ли я здесь или наверху, я все равно буду страдать. Я буду всю жизнь оплакивать свою лилан.

Наступила еще одна пауза, и она взглянула на Шака. Когда он изучал Кейна, на его лице было отстраненное выражение, и казалось, что он впервые услышал эту историю…

– Что с твоей сестрой? – потребовал ответа Лукан. – Почему она попала сюда?

Никс прокашлялась, когда к ней обратились.

– Ее ложно обвинили в убийстве. Она не убивала мужчину. Мой дедушка по непонятным мне причинам сдал ее Совету. Я не знаю, почему он это сделал, и никогда ему этого не прощу.

– Не существует более коррумпированного органа, – пробормотал Кейн. – Они вообще заморачивались фарсом суда?

– Была ли жертва одним из них? – спросил Лукан. – Я имею в виду аристократом? Без обид, Кейн.

– Без проблем, друг.

Никс кивнула.

– Так и было. Мы же, что очевидно, были простыми гражданскими. Он жил неподалеку от нашей фермы, на большом участке, в большом красивом доме. Жанель – моя сестра – она ​​устроилась туда, чтобы подзаработать. Около года она косила луга и ухаживала за забором. Красила сараи и дом. Заботилась о саде... В общем, однажды ночью она вернулась домой рано и сообщила, что мужчина скончался от старости. Учитывая, что у него не было наследников, он кое–что оставил ей, а также другим работникам. У нее были деньги и кольцо. Сумма небольшая, а само украшение не очень дорогое, и я подумала, что это был хороший жест со стороны работодателя. По крайней мере, тогда я так думала. Только вот на следующую ночь... мы получили официальное обвинение от Совета. – Никс беспомощно пожала плечами. – Почему мой дедушка сделал то, что сделал, я никогда не узнаю, и как Совет признал ее виновной, тоже никогда не пойму. Она была абсолютно невиновна.

– Я знаю, почему Совет обвинил ее. – Кейн покачал головой. – Согласно Древнему Праву, если кто–то умирает естественной смертью, наследство переходит к ближайшему родственнику независимо от того, насколько дальним было родство. Однако если человек был убит, то его имущество, недвижимое или иное, переходит к Совету. Цель закона заключалась в том, чтобы лишить наследников, которые не являлись потомками первой степени, такими как сыновья или дочери, искушения избавиться от своих благодетелей, исходя из теории о том, что близкая родня имеет достаточно сильную эмоциональную связь с кровными родителями и не способна на убийство родителей независимо от того, насколько велико наследство. Однако закон послужил способом сбора средств для Совета. Если все, что ты говоришь, правда, им нужно было найти виновного в убийстве, чтобы они могли поделить имущество.

– Вот ублюдки.

И она включила в этот список деда. Может, ему заплатили?

– Несмотря на свою изнеженность и социальные приличия, Глимера может быть очень беспощадной. – Кейн сокрушенно выдохнул.– Независимо от того, кому причиняют вред. Кого губят.

– Значит, мой дед принес ее им в жертву. Почему, черт возьми...

Никс остановилась и потерла разболевшуюся голову. Пока не было на все это ответов, но как только она вернется домой, то выбьет из него правду.

Если, конечно, выберется отсюда живой.

– Значит, твоя сестра умерла? – спросил Лукан. – Ты нашла ее имя на Стене?

– Да, – Никс встретилась взглядом с мужчиной. – Ее имя было в списках. Она умерла здесь.

Через мгновение мужчина уважительно кивнул.

– Я сожалею о твоей потере.

– Спасибо. – Чтобы сменить тему, она сказала: – А ты? Какова твоя история?

Лукан откинулся назад на ладони и скрестил ноги.

– Я – волк. Меня поместили сюда, потому что представители вашего вида нас не любят.

– Но это дискриминация. – И это объясняло, почему она всегда чувствовала в нем что–то особенное. – Они не могут просто бросить тебя сюда за то...

– Не могут, разве? – Лукан коснулся своего воротника. – Я бы ушел отсюда, если бы не ошейник. Однако я не могу измениться с этой чертовой штукой на горле.

– Жаль я не могу снять его с тебя, – сказала Никс.

Наступила минута молчания. Затем он слегка улыбнулся.

– Несмотря на обстоятельства нашего знакомства, я действительно верю тебе.

Никс улыбнулась в ответ, а затем посмотрена на Мэйхема, который, как оказалось, ерзал на заднице, как тянущий руку школьник.

– А ты? – спросила она.

– Мне было скучно, – объявил он с некоторой гордостью.

Последовала еще одна пауза. А потом вся группа подалась к мужчине – как будто гадая, правильно ли они расслышали.

– Я не понимаю, – сказал Шак.

Мэйхем пожал плечами.

– Я не особо хотел чем–то заниматься, у меня не было целей в жизни, поэтому я подумал, какого черта, а посижу–ка я в тюрьме.

Последовала еще одна пауза. На случай, если последует финальная реплика.

Когда Мэйхем просто мило улыбнулся, все кто сидел вокруг купели, недоуменно заморгали. Даже Резчик–по–дереву Апекс.

– Ты совсем с головой не дружишь? – спросил Лукан.

Кейн покачал головой.

– Боюсь, мой друг, этому трудно найти объяснение...

– Ты настоящий мудо–трутень, – выпалил Шак. – Я не знаю, что именно это значит, но точно ничего хорошего.