Отъехав на приличное расстояние от лагеря «Грани», я съезжаю с дороги туда, где надоедливые сорняки душат траву и всё, что пытается расти. Я ощущаю себя травинкой, задушенной неподвластными обстоятельствами.

Я должна найти маму. Если она пострадает из-за меня, я никогда себе этого не прощу.

Я слышу шум позади и, обернувшись, вижу чёрный внедорожник, несущийся в мою сторону. Вновь заводя мотор, я вылетаю из сорняков в пустынный пейзаж. На мотоцикле у меня есть преимущество. Я могу легко маневрировать мимо кустов, кактусов и огромных камней — на автомобиле им будет гораздо сложнее.

Кровь стучит в ушах, пока байк несётся по песку. Я должна была оторваться, но когда проверяю через плечо, они оказываются лишь в нескольких метрах позади меня. Лобовое стекло слишком тёмное, чтобы увидеть, кто внутри, но я узнаю автомобиль. Тот, в который меня затащили. Тот, который забрал мою мать. Я уверена, что если бы могла заглянуть внутрь машины, я бы увидела двух головорезов на переднем сиденье и толстошеего Рэдклиффа за ними.

Я направляю байк в объезд кучи больших камней, земля бьёт по ногам, когда шины попадают в рыхлый грунт. Я снова оглядываюсь назад. К счастью, они немного отстали. Уверенность растёт, но когда я оборачиваюсь, передо мной вырисовывается большая коротколистная юкка. Я слишком быстро сворачиваю, потом скольжу. Теряю управление. Байк наклоняется набок, и жгучий жар выхлопной трубы опаляет ногу сквозь штаны. Я даже не успеваю закричать. Падаю на землю, правая нога застревает под горячим байком и меня волочет ещё метров шесть по редкой траве и зернистому песку.

И я лежу так, солнце слепит глаза, создавая в небе большое белое кольцо. Боль расходится от головы до пальцев на ногах, и я закрываю глаза, пока не ощущаю чьё-то присутствие рядом. Он бросает на меня тень, давая небольшую передышку от изнуряющей жары.

Вместо резкого голоса Рэдклиффа я слышу гнусавый голос одного из его головорезов.

— Ух ты, да тут нехилая авария, — тянет он.

— Она в сознании? — интересуется второй громила.

Они заслоняют солнце. Когда я гляжу в небо, то вижу только два тёмных силуэта, склонившихся надо мной.

Давление в ногах усиливается, а потом следует сладкое освобождение, когда байк поднимают. Я боюсь, что нога сломана, и даже не хочу думать о жгучей боли, терзающей мою икру. На другой ноге ожог от лазерной пушки, что означает, теперь я могу похвастаться одинаковыми шрамами.

Застонав от боли, я пытаюсь сесть, но взгляд застилает темнота, и всё меркнет.