Ящерица, чтобы не привлекать к себе внимания, застывает в любом положении, даже с поднятой лапкой. Так и чекист застывает в том месте, и в том положении, и с тем взглядом, в котором его застают. Пойманный наблюдателем чекист не прячется, но стоит отвернуться от него на мгновение – и нет чекиста.

Вот такие они мастера. Ещё мастера убить. И вдруг задание не выполнили.

Есть оправдание: подлежащий уничтожению сделал непредвиденный ход.

Ход Всевышнего.

Я не виноват.

Сами виноваты, что дали пройти длинную дорогу, на которой ни одного свидетеля, и дойти до её конца, где есть тротуар на противоположной стороне шоссе. А если бы минутой раньше подоспели, то сделал бы непредвиденный ход только под колёса, потому что не было, куда переходить, не было спасительного тротуара на другой стороне. А только шоссе и гоночные машины на нём.

Естественное дорожное происшествие, о котором не успел бы подумать.

Было около часа дня, 3.3.2007.

Подождут.

Я ускорил шаг к Любимой.

Любимая спала, я сел на стул у её ног. Вскоре проснулась. Долго смотрела на меня.

- Ты плачешь? – спросила.

Я начал тереть ей подушечки за пальцами на ступнях. В блаженстве закрыла глаза.

Ещё вчера чекисты не верили молчанию с любимой, верили только молчанию с родной.

И не поверили бы в блаженство любимой и поверили бы только в блаженство родной, до подушечек которой мне не дотянуться руками, а чекисты дотянутся подглядеть – у компьютеров сегодня большие скрытые возможности.

Но сегодня молчать или не молчать с любимой или родной – уже не имеет значения.

Отныне чекисты не поверят не только книгам, не только молчаниям, не поверят и щекотаниям.

- Как доехал? – спросила Любимая в блаженстве.

- Шабес.

- А, да, да. Зачем мучаешься?

- Твой сын хотел, чтобы в субботу его мама не была одна. Это его заслуга, не моя.

- Мне лучше, завтра выписывают. Скоро умру.

- Я на прицеле. Кто из нас будет первым – неизвестно.

В ответ слабая ладонь её приподнялась на постели и выразительно упала.

Я гладил её, не выпуская.

- Езжай.

- Шабес.

- А, да, да. Потеряла ощущение времени. А вчера кто был?

- Твоя дочь.

- Но как она прошла столько?

- У тебя хорошие дети, а дети детей ещё лучше. Ты счастливая мать – счастлива даже со мной.

- Была счастлива.

- Сейчас счастлива со мной, – я снова взялся за подушечки.

- Езжай.

- Шабес. Поеду первым автобусом.

Твой ход, товарищ кэгэбэ.

Рассказ 29

Щелчок.

- Мишенька! С годовщиной переписки! Это из не отправленного в самом начале. Стеснялась, поэтому не послала.

"Уважаемый Михаэль! Говорят, что нельзя словами выразить боль. Однако у Вас это получилось. И боль эта такая пронзительная, что от неё никуда не скрыться. И ничем её не унять. Не знаю, с чего начать. Мне трудно собраться с мыслями после чтения Ваших книг, которые проглотила залпом. Нет слов, чтобы выразить то, что я чувствую. Одно скажу: ситуация, описанная Вами, нестерпима для еврейского сердца. У меня просто нет слов, чтобы выразить те чувства, которые вызвали во мне Ваши книги. Возможно, я, как никто другой, понимаю Вашу ситуацию. Потому что была в похожей".

- Нехамелэ! Некоторые, вернувшиеся с советской каторги, становились родными. Остальные их предали, или забыли, или боялись.

"Уважаемый Михаэль! Мне очень трудно высказать Вам свои чувства после чтения Ваших книг. Прошло много лет с тех пор, как я покинула Израиль, но я почти не встречала людей, с которыми можно было говорить на эти темы".

- Нехамелэ! Страх – это первое. А второе – это никого не интересует, Войнович прав. Это не интересует и его.

"Уважаемый Михаэль! Книги Ваши сломали ежедневную мою рутину и отбросили меня назад в страшное прошлое. Сказать, что я забыла его, не могу. Такое не забывают. Просто прячут вовнутрь, потому что невыносимо больно жить с этим каждый день. Но и оттуда, изнутри, это жжёт и тревожит, как незаживающая рана. Долго думала, чтó мне Вам написать, потому что трудно выразить в нескольких словах ту боль, которая сидит в сердце как заноза. Ничем её не вытащить. Воспоминания о прошлом, которые возбудили Ваши книги, ничем не заглушить. А они такие страшные и такие неправдоподобные. Все это сидит в моей душе много лет и не находит себе выхода. Рассказывать кому-то нет смысла – не поверят. Пробовала. Бессмысленно. Евреи хотят верить в хорошее о своём государстве. Так же, как верила я, живя в России".

- Нехамелэ! 23.3.2007 главная газета кэгэбэ опубликовала воспоминания нерядового чекиста под заголовком "Государство шабака". Рассказал чекист-"герой" об их "работе": везде насадили только своих людей; всех неугодных изгнали отовсюду; всё государство опутали внедрёнными чекистами; "сшили" дела на всех; провоцировали, шантажировали, запугивали... В том кэгэбэ такие разоблачения сопровождали "перестройку". А в этом кэгэбэ эти якобы разоблачения должны предотвратить перестройку: так было, так есть и так будет – все мы – кэгэбэ! И сегодня на всех постах "сидят" не левые, а кэгэбэ! Не сказал "герой" про убийства и карательную медицину. Пока и без этого будет достаточно для очередного страха: кэгэбэ везде. Вот когда ослабнет страх, другой чекист-"герой" расскажет об убийствах для нового страха.

"Уважаемый Михаэль! Страшно, больно и тяжело читать Вами написанное и понимать, как глубоко проникла в Израиль эта страшнейшая зараза КГБ".

- Нехамелэ! Прокуратура, суд, полиция, газета, радио, телевидение и подобное – они не под лапой кэгэбэ, это часть кэгэбэ. Всё – кэгэбэ. Никто из убитых кэгэбэ, в том числе рав Меир Кахане, и никто из оставленных в живых кэгэбэ, в том числе один военный историк, – никто не добрался до сути кэгэбэ. Рав Меир Кахане видел всех членов кнессета одного цвета, этот военный историк видит всех своих оппонентов одного цвета. Такое бывает только в кэгэбэ. Но они не видят, что это те же рожи кэгэбэ, на которых написано: цель оправдывает средства. Нет опыта двух кэгэбэ разглядеть этот замаскированный кэгэбэ, поэтому видят его, как засилье левых. В том кэгэбэ можно было разглядеть его: первое – люди исчезали бесследно; второе – из ГУЛАГа иногда возвращались лагерники. В этом замаскированном кэгэбэ люди не исчезают бесследно и из этого гулага не возвращаются – вся территория государства – гулаг. И никаких особых следов гулага у всякого ставшего трупом. Вырвался один из того кэгэбэ и сильно досаждал ему из этого кэгэбэ: жаловался во все международные организации, что почта не доходит ни туда, ни сюда, и к нему потекли многие случаи нарушения кэгэбэ международных почтовых законов, а он подавал жалобы. Так его "убрали": никаких следов гулага – автомобильная катастрофа. У этого гулага никаких следов того гулага – убийцы этого гулага замаскированы под демократию: прокуратура, суд, полиция, газета, радио, телевидение и подобное.

"Уважаемый Михаэль! Еврейское Государство, о котором мечтали евреи в течение 2000 лет, с мечтами о котором евреи шли в газовые камеры во время гитлеровской оккупации, на казнь во времена английского мандата, на казнь и в лагеря во времена советской власти, – это государство – нееврейское. Многие евреи остались в своих странах: кто не хотел, кто не мог, а кого удерживали темные силы в советском царстве. И даже те евреи, которые ехали в Эрец Исраэль, были изгнаны оттуда бандой Бен-Гуриона. Они не давали сертификаты неугодным, искореняли непослушных, лишали работы сочувствующих им, отнимали всё, чтобы извести, задавить, запугать всех, кто способен думать иначе."

- Нехамелэ! Когда-то Моти, один, повалил проигравшее войну правительство Голды. Следующее, проигравшее войну правительство, уже не повалили, потому что чекисты научились быть среди протестующих и гасить изнутри бурный протест. Правительство, созданное для продвижения вечно живого и проигравшее войну, сохранили для вечно живого: одна партия – его родная новая; вторая – его родная прежняя; третью – прикупили для него стратегическим фокусом; четвёртой – вечно купленной, придумали 614-ую мицву – голосовать за него; пятая – пенсионеров-чекистов, к которой он издавна принадлежит. Но этого было мало. Травлей президента, который сразу стал бывшим, отбили охоту у любого встать на пути вечно живого. Но и этого было мало. Премьера он назвал лучшим за всю историю государства. И сказал: "У нас демократия, решает большинство". Но и этого было мало. Осмелившийся быть президентом должен был со слезами просить всех голосовать за вечно живого. Сбываются худшие опасения его подельников по правящей банде о нём. Теперь это самое лучшее правительство можно валить – какое будет следующее? – не имеет значения. Кэгэбэ уничтожают народ, его лидеров, его генералов, чтобы никакой конкуренции и сопротивления. И вот результат: последняя война – жалкая кучка народа без лидера и без генерала. Это результат не последнего времени, а долгой их власти. Кэгэбэ без разницы – над кем властвовать, главное – власть. Над евреями властвовать трудно, поэтому завозят нееврейское большинство, которое "решает" демократически за евреев. Чтобы дольше продержаться, отдают земли. Но конец близок: кто отдаёт – у того отнимают всё.

"Уважаемый Михаэль! Судят в Израиле инакомыслящих, шьют дела. И бросают в камеры, где пол залит водой и есть крысы. Бьют их, ломают им ноги и руки. Пишу Вам после тяжёлых раздумий, в которые погрузили меня Ваши книги. Что бы я ни написала Вам, мои слова будут бессильны передать мои чувства. Правда опасна. И её носителей уничтожают".

- Нехамелэ! Мы доказали, что самый завуалированный кэгэбэ – убивает евреев. Этим мы нанесли смертельный удар, который не сделать нам в отдельности. Удар символический. А Рука, породнившая нас для этого, – а ведь мы знаем, что это чудо, – развернётся к 2018 году. Развернётся и их кровавая рука. Но мы уже не одиноки, у меня есть ты, а у тебя есть я.