— Есть ли другие расхождения?

— Ра...

— Разница между тем, что ты нашел, и тем, что он тебе показал.

— Ну... да. То, что спрятал дядя Джо за картиной, и то, что показал мне дядя Перри — разные документы. Я видел, как дядя Джо подписал бумагу, а капитан и его помощник с «Леди Трегигл» заверили её. То, что показал мне дядя Перри, не было подписано и заверено.

— Жаль, что ты не рассказал мне этого раньше, Энтони, вместо того чтобы самому всё выяснять.

— Знаю... Знаю. Простите.

Энтони не мог ему объяснить всей сложности родственных чувств, удерживавших его от доноса на тётю, иначе та сразу бы поняла, что Энтони ей не доверяет.

— Понимаешь, у нас ничегошеньки нет, чтобы дать делу ход. Если завещание есть, как ты утверждаешь, они... попросту могли его уже уничтожить. Тогда остается только твоё утверждение против его.

— Но ведь есть ещё капитан и его помощник с «Леди Трегигл». Не знаю...

— Когда «Леди Трегигл» отчалила, то направилась в Александрию. Судно могло взять там другой груз. Пожалуй, пройдёт много месяцев до его возвращения. И само собой, их свидетельства мало что докажут без копии того завещания.

— Но если они скажут...

— Да, знаю. — Том стал прохаживаться по комнате. — Если капитан и его помощник с «Леди Тригигл» готовы поклясться, что заверили такое-то завещание в такой-то день, написанное Джо Вилом, а ты поклянёшься, что нашёл такое завещание, то твоя тётя окажется в весьма затруднительном положении с точки зрения добродетели. Но с точки зрения закона, без самого документа можно и не пытаться. К тому же Джо, учитывая, какой он был скрытный, вряд ли сообщил бы капитану и его помощнику, какой именно документ они подписывали. Боюсь, дружище, ничего тут уже не поделать.

Энтони посмотрел на молодого адвоката, когда тот отвернулся от окна. Уже три дня подряд его огнём жгла уверенность, что своими действиями той ночью он окончательно разрушил свою мечту помочь Пэт. Поведение Тома это подтверждало. Но странное дело, Энтони показалось, что Тому всё равно. Он помнил отношение Тома, когда тот вроде вздохнул с облегчением, что Пэт исключили из отцовского завещания. Если бы Том и правда любил Патрицию, то его больше бы волновало её будущее, чем собственная выгода, даже если предположить, что ему есть какая-то выгода от того, что Пэт потеряет наследство, хотя сейчас говорить о выгоде нет смысла.

Сам он, видимо, помочь так и не сумел, но разве можно относиться к новостям с таким вот равнодушием? Энтони улизнул из дома и долго бежал сюда сквозь туман, испытывая при этом волнение и тревогу, а сейчас вдруг ощутил разочарование из-за обманутых ожиданий. Он ведь принёс жизненно важные новости; пожалуй, припозднился с ними, но оставалась ещё надежда, что он успеет, если предпримет сейчас хоть какой-то шаг. Он не думал о том, какие именно шаги можно предпринять: Том и без него разберется, что делать; главное — передать ему сведения. Пусть Том злится, если хочет, на него за то, что Энтони так оплошал, лишь бы только не стоял сейчас равнодушным столбом.

Харрис остановился и посмотрел на мальчика полными решимости карими глазами.

— Кто-нибудь еще знает об этом?

Энтони покачал головой.

— Как думаешь, Перри знает, что ты подозреваешь его во лжи?

— Нет, я так не думаю.

— Он знает, что ты пришел сюда?

— О нет.

— Ну, тогда он не должен знать. Думаю, ты понимаешь, Энтони. Он не должен ничего знать. Мы должны держать это в секрете.

— Что вы собираетесь делать?

Том пожал плечами.

— Что в таком случае делать? Я проведу дальнейшее расследование, но Перри не должен знать, что мы его подозреваем, это очень важно. Пойми это. Потому что... потому что, видишь ли, если он что-то заподозрит, новое завещание, если оно все еще существует, скорее всего, будет сожжено. Дай ему время, Энтони. День или два ничего не решат. Дай ему время.

Когда пианист закончил вторую пьесу, до их ушей донеслись аплодисменты.

— Я лучше пойду, — сказал Энтони.

— Патриция была там с тех пор, как я видел тебя в последний раз?

— Нет.

— Ты не можешь вот так сразу уйти, — сказал Том. — Я принесу сандвичи и что-нибудь попить.

Энтони возразил, что ничего не хочет, но Том вышел из комнаты и вскоре вернулся с тарелкой сандвичей с языком и чашкой дымящегося кофе.

— Если подождешь часок, — сказал он, — мистер и миссис Велленовет поедут обратно в Фалмут и могут тебя подвезти.

— Я лучше пойду, Том. Понимаете, меня могут хватиться. Это не очень далеко, и…

— Возможно, ты прав. Было смело с твоей стороны прийти сюда вот так. Выпьешь со мной чаю в Маунт-хаусе в следующее воскресенье?

На мгновение он встретился глазами с Томом.

— Не думаю, что к тому времени появится что-нибудь новое.

— Так или иначе, приходи.

— Я попробую. Иногда тетя Мэдж хочет, чтобы я гулял вместе с ней.

Том проводил его до двери. В гостиной слышались звуки настраиваемых струнных инструментов. Том положил руку ему на плечо.

— Не думай, что я пренебрегаю твоей помощью, Энтони. Для меня это дорогого стоит, и мы справимся со всеми проблемами. Знать, что существует другое завещание — большой шаг вперед. Одно это будет много значить для Пэт, ведь она поймет, что отец полностью ее простил. Ручаюсь, что она это поймет, как только узнает, что деньги на самом деле принадлежат ей.

— Да-а.

— Пообещай мне кое-что.

Энтони покрутил кепку и уставился в туманную тьму, которая вскоре должна была его поглотить.

— Если Патриция случайно вернется домой в эти выходные, пообещай не говорить ей об этом ни слова.

— Но...

— Пожалуйста, пообещай.

Энтони покрутил кепку.

— Это ее деньги. Я не могу…

— И все-таки так надо.

Вдалеке доносился легкий гул моря. А где-то совсем рядом капала вода.

— Мы договорились доверять друг другу, верно? — сказал Том.

— Да-а.

— Прошу, доверься мне. Пообещай ничего не рассказывать ей о новом завещании до нашей следующей встречи.

— Но почему?

— Почему? Ну, это ей на пользу, она не должна знать, уверяю тебя.

В конце концов Энтони пообещал. Если он не хотел поссориться с Томом и обвинить его в нечестной игре, он вряд ли мог поступить иначе, а у него не хватило смелости сделать это в лицо. Кроме того, у него не было реальных оснований, одно лишь разочарование.

И всё же Энтони скрестил пальцы, когда давал обещание. Так делали в школе, когда хотели оставить за собой право не выполнять обещанного. В глубине души мальчик понимал, что это всего лишь уловка, которая на самом деле не освобождает от обязательств, и прежде ему не доводилось использовать такой трюк в каких-нибудь серьёзных делах. Но Энтони становился хитрее, и теперь его новая натура проявляла себя всё чаще.

Он знал, что если представится возможность, он все расскажет Пэт.

Ночь приняла его как слишком внимательный и немного зловещий друг; он пресытился ее влажными объятиями и стянул шарф, как только оказался в переулке. Вместо воздуха был только дрейфующий туман, приходилось вдыхать влагу и выдыхать более легкий воздух, как будто влага превратилась в пар.

Туман сгустился еще больше. С ветвей над головой капало, где-то рядом в канаве текла вода. После огней дома Энтони совершенно ослеп, и ему пришлось идти в сторону главной дороги на ощупь. Но он привык к темноте со времен Эксмура, и по мере того как его зрачки расширялись, начал двигаться увереннее. Как только он выбрался к дороге на Фалмут, шансов ошибиться не осталось — только один крутой поворот направо на вершину холма.

Долгое время Энтони был слишком поглощен своими мыслями, чтобы ощущать собственное одиночество. Том вел нечестную игру. Вместо обоюдного доверия в серьезном соглашении о помощи Патриции, как планировалось вначале, попросил
доверие только с его стороны и не дал ничего взамен. Энтони чувствовал, что Том использует его для получения информации и обращает полученные сведения не в пользу Пэт, а в свою пользу. Во время последнего визита Энтони в Маунт-хаус там присутствовал высокий седой незнакомец, с которым, очевидно, он должен был говорить так же свободно, как и с Томом. Теперь же остался неприятный осадок от несовпадения интересов и отсутствия уверенности. И неважно, как всё начиналось, теперь с ним снова обращались как с ребенком, как с пешкой в игре, которую он не понимал.

Прежде чем он достиг Лебяжьего озера, наступила полночь, и до сих пор недоумение и разочарование были сильнее любого детского страха. Только когда он начал спускаться по длинному извилистому холму, который вел к пруду, он понял, что через несколько минут придется пройти через кладбище. Лишь тогда он осознал с потрясением и убежденностью, что всё это уже было с ним во сне; сейчас он встретит дядю Джо у ворот и пойдёт с ним домой, и, дойдя до ресторана, они обнаружат его в руинах, в руке у него будет комок мха, а в ресторане зашевелится что-то невообразимое.

Глава двадцать третья

Энтони с полминуты постоял, размышляя, не повернуть ли назад. Потом здравый смысл взял верх, ослабил цепкую хватку страха, и Энтони, неуверенно улыбнувшись, продолжил путь.

Как странно — знакомое озерцо, окаймлённое тростником, которое он столько раз видел днём, могло в ночи стать диким, туманным, зловещим. Весь путь по берегу Энтони сопровождал звук волн, бьющихся о крутой галечный берег. Как будто высыпали мешки с мелким углём — сперва тяжёлый удар подошедшей волны, за ним шелест гальки, словно опорожняют мешок. Напоминание об одинокой жизни, о его одиночестве.

Он начал подниматься на холм, к кладбищу, горестно размышляя о своих обидах и ошибках, изо всех сил стараясь вернуть броню озабоченности, так долго его защищавшую. Том был по-своему прав, считая дело о завещании уже проигранным, но Энтони следовало подождать, пока Пэт не вернётся на Рождество. Тогда... и тогда...

Внезапно он увидел на кладбище свет. Белое сияние как от стоящей низко над горизонтом луны.