ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дэниэл в самом деле не знал, куда собирается идти — просто шёл вперёд, как делал это иногда, когда ему снились подобные сны. По правую руку мелькали пейзажи северного побережья Темзы, вода отражала серое небо, нависшее низко над городом, и хотя время уже приближалось к десяти, на улицах ещё царил полумрак.

Он миновал те места, где обычно сидел с картинами — как и он, большинство художников либо не вышли на вернисаж вообще, либо только начали развешивать картины. Говорить ни с кем не хотелось, и он постарался обойти это место немного стороной.

Прошёл мимо кафе, куда заходил обедать, и двинулся дальше. Остановился на смотровой площадке перед аббатством и, перехватив стаканчик кофе в забегаловке неподалёку, стал смотреть на воду, на которой медленно кружились большие хлопья снега. Снег тоже казался серым — как и всё вокруг.

Дэниэл скучал — сегодня больше, чем в любой из дней прошедшей осени, он скучал по Грегу. И именно сейчас он не знал, где Грега искать.

Ему было всё равно, был ли тот настоящим или призраком, галлюцинацией из снов, которые он предал, когда пошёл на поводу у Рейзена — он просто скучал. И винил себя за то, что не догнал, не остановил и не смог объяснить… хотя и не знал, что, собственно, должен был объяснять.

Между ним и Грегом не было ничего — хотя Дэниэл не сказал бы, что не хотел бы это изменить. К Грегу его тянуло невыносимо, и чувство это было мистическим. Ничто не имело значения — ни то, чем Грег занимается, ни кто он на самом деле… Даже то, что Грег, как и он, разбирался в замках, а иногда и знал больше него самого, не имело никакого значения, потому что даже говори они на разных языках — Дэниэл всё равно чувствовал бы это родство.

С Рейзеном у него тоже не было ничего. Дэниэл не мог бы сказать, что не замечал намёков, скользивших в разговорах с художником — тот всё отчётливей выделял его среди других, всегда улыбался при встрече и никогда не пытался ограничить занятия тем временем, которое было оговорено. Рейзену можно было задать любой вопрос, и он всегда был доброжелателен — даже чересчур. Как, например, вчера. Но между ними всё равно не было ничего, в чём Грег, с которым у него тоже не было ничего, мог бы Дэниэла обвинить.

Это, впрочем, не объясняло того, почему на душе у Дэниэла было так паршиво. Почему ему приснился этот чёртов сон, где его брали как животное, на полу, и почему его терзало это проклятое чувство вины.

— Привет.

Дэниэл вздрогнул, услышав голос из-за спины — настолько неуместным он казался здесь, посреди мокрого города в половине одиннадцатого утра.

— Привет, — Дэниэл повернулся и неловко улыбнулся в ответ на улыбку Дэвида, стоявшего напротив него.

Дэвид был укутан в пушистый синий шарф поверх зимнего пальто и прятал руки в карманах, но лицо его согревала тёплая улыбка, обращённая явно к Дэниэлу — Рейзен всегда улыбался так при виде его.

Рейзен подошёл к Дэниэлу вплотную и остановился рядом с ним. На пейзаж за рекой он не смотрел — только на профиль Дэниэла, и тот чувствовал его взгляд щекой.

— Планируешь его нарисовать?

Дэниэл пожал плечами.

— Это была бы хорошая картина, — продолжил Рейзен. — Твой колорит, и на продажу хорошо пойдёт.

— Мне не очень нравится имперский стиль, — равнодушно произнёс Дэниэл.

— Я бы не назвал его имперским. И ты не похож на человека, которому не нравится то, что он видит.

Снова лёгкое пожатие плеч. На Рейзена Дэниэл по-прежнему не смотрел.

— Я неправильно выразился, — произнёс он наконец. — Мне не нравится такой стиль, когда нужно его рисовать. И мне вообще не нравится рисовать город. Хотя ты, наверное, скажешь, что нужно уметь властвовать над собой.

Рейзен снова улыбнулся.

— Нет, — он покачал головой. — Мне нравится, когда ты рисуешь своё. Тебе просто нужно немного подучиться — вот и всё.

Дэниэл не ответил. Он с удивлением понял, что ему становится всё равно. Он больше не хотел рисовать ничего — хорошо у него получалось или плохо — не имело значения, как не имело значения и то, что Рейзен или кто-то ещё думает о нём. Грег — вот было всё, что важно. Все эти картины были лишь знаком ему, лишь способом приблизиться и, может быть, дать о себе знать. Теперь, когда Грег ушёл, не имело значения, что и как он будет рисовать — это всё равно могло быть только ремесло. Ремесло, лишённое души — Грега и его.

— Я знаю одно место, — сказал неожиданно Рейзен, — оно находится в Камбрии, на самой границе Англии и Шотландии. Там некогда стоял замок — на утёсе над водой. Замка уже нет, поэтому вряд ли ты там бывал. Но мне кажется, тебе понравилось бы там. И я бы хотел, чтобы ты это место нарисовал.

Дэниэл резко повернул голову и внимательно посмотрел на него.

— Почему именно там? — спросил он.

Рейзен пожал плечами и глубже спрятал руки в карманы.

— Ты же любишь рисовать замки, плывущие над водой.

Дэниэл медленно кивнул, принимая объяснение, хотя от предложения Рейзена ему внезапно стало не по себе — как будто чужой вторгся в то, что принадлежало только ему.

— Ты не замёрзнешь? — спросил Рейзен. — Простудишься и не сможешь рисовать. Может быть, зайдём в какое-то кафе, немного посидим?

Так же медленно Дэниэл покачал головой.

— Я, может быть, всё-таки буду его рисовать, — сказал он, снова переводя взгляд на аббатство.

— Хорошо, — Рейзен отклеился от парапета. Он выглядел разочарованным, но не слишком. — Тогда увидимся на занятиях?

Дэниэл покачал головой.

— Если можно… я хотел бы отдохнуть пару дней.

Рейзен поднял бровь.

— Мне просто нужно… побыть наедине с собой.

Рейзен смотрел на него какое-то время, а затем медленно кивнул.

— Хорошо. Позвони мне, когда это пройдёт. Или… я сам тебе позвоню.

Рейзен ушёл, а Дэниэл закрыл глаза. Вестминстерское аббатство, на котором сомкнулась едва ли не вся история Англии, не говорило ему ничего.

Он родился и вырос в Глазго, но причина была не в том, что он считал для себя Англию чужой. Так же равнодушно воспринимал Дэниэл и Эдинбург, по которому все туристы сходили с ума. Он принимал Дувр, но следовало признать, что ему куда больше нравилось расположение замка, чем он сам. И Виндзор он тоже никогда не стремился рисовать. Его тянуло туда, к холмам и равнинам в сердце Англии, и Рейзен, сам того не ведая, неожиданно точно определил куда. Дэниэла всегда интересовала Камбрия, и он подумал, что едва закончится зима — стоит поехать туда.

Он не знал, сколько стоял так. Ветер не становился теплее, и снег по-прежнему сыпал, оседая на его плечах. Куртка уже промокла насквозь, и по всему телу расползался промозглый холод, но Дэниэл продолжал стоять. Ему было некуда идти — он понял это вдруг абсолютно отчетливо. Во всём этом огромном городе не было места, которое он мог бы назвать домом. Он прожил в лофте у Джека четыре года, но лофт всё равно был всего лишь временным пристанищем, от которого он зависел больше из-за собственных долгов, чем из желания оставаться в нём.

Получив деньги за картины, Дэниэл вернул долги, и теперь им овладело странное чувство оторванности от всего. Он был как корабль, замерзший посреди серой глади океана без карты и компаса — со всех сторон расстилалась одна только безразличная, серая хмарь.

Немного рассвело — а затем снова стало темнеть, и полумрак уже опять опустился на город, а Дэниэл всё стоял, не зная, куда пойти. Он не сразу заметил, как плечи его накрыли чьи-то руки, и потому не попытался вырваться. Дэниэл понял, что происходит, только когда услышал у самого уха:

— Ты весь мокрый. Надо отсюда уйти.

Дэниэл вздрогнул и перехватил руку, лежавшую у него на плече — он не верил своим ушам и боялся, что стоит ему обернуться, как видение исчезнет.

— Грегори… — прошептал он негромко и зажмурился, опасаясь, что обманулся.

— Да. Дэниэл, пошли куда-нибудь под крышу.

Дэниэл покачал головой и только сильнее прижал холодную ладонь к своему плечу. Теперь он тоже чувствовал, что насквозь промок, но всё равно никуда не собирался уходить.

— Я по тебе скучал, — сказал он тихо и подался назад, прижимаясь к Грегу спиной.

Тот молчал несколько секунд, а потом высвободил руку и обхватил Дэниэла уже целиком, крепко прижимая к себе.

— Я тоже, — сказал он и уткнулся носом в мокрое плечо.

— Ты мне снился.

Грег вздрогнул, и на секунду его руки будто судорогой свело, а потом он глубоко вдохнул и спросил почти ровно:

— Что-то плохое?

Дэниэл молчал. Ужасно хотелось рассказать и в то же время в голову пришла новая мысль — он боялся, что не увидит Грега больше никогда. Боялся, что попросту не сможет его найти, если тот снова уйдёт. Ему нужна была связь, которая смогла бы объединить их между собой, и он попросил:

— Отвези меня к себе домой.

Грег молчал.

— Отвези, ты ведь хотел, чтобы мы отсюда ушли.

Грег на секунду сжал объятия сильней, а затем ответил:

— Хорошо. Пошли.

Машина Грега обнаружилась за углом — вопреки обыкновению это был Крайслер, а не байк, и, глядя на погоду, Дэниэл догадывался почему.

Он забрался в салон и неуверенно заёрзал, а когда Грег оказался рядом с ним, осторожно произнёс:

— Я тут тебе все кресла намочу… — он продемонстрировал насквозь промокший рукав.

Грег посмотрел на него и снова отвернулся к лобовому стеклу.

— Скинь на заднее, я потом разберусь.

Пока Дэниэл стягивал куртку и приходил в себя, наслаждаясь окружившим его теплом, Грег сидел, всё так же глядя перед собой. Пальцы его то сжимались на руле так, что белели костяшки, то снова разжимались. Но когда Дэниэл закончил, он так и не сказал ничего — молча тронул машину с места и медленно повёл вдоль Темзы.

— Как Париж? — спросил Дэниэл. Затягивающееся молчание начинало его напрягать, хотя обычно с Грегом было приятно молчать.

— Хорошо, — Грег бросил на него косой взгляд и снова уставился на дорогу.

Дэниэл закусил губу. Только теперь он заметил, что пальто Грега тоже насквозь промокло.

— Ты давно за мной следишь?