Данстан в недоумении поднял от бумаги лицо.

— Приглашение? — спросил он. — Ты собираешься уезжать?

Грегори криво улыбнулся, и в глазах его блеснул шаловливый огонёк.

— Недалеко. Сэр Генрих пишет, что на лето к нам приедет моя кузина, и дядюшка собирается устроить пир.

Данстан побледнел. Ему вполне хватило прошлого сезона пиров, чтобы составить представление о том, как веселятся англы, но Грегори этой перемены не заметил.

-… пиши дальше. Но мне нужна новая пара сапог, расшитый золотом плащ, обрез парчи и портной.

Данстан с сомнением посмотрел на него, но Грегори уже далеко забрался в свои мечты.

— Я не видел кузину с десяти лет, — с улыбкой произнёс он. — Как думаешь, она сильно изменилась?

— Полагаю, не меньше, чем ты, — мрачно ответил Данстан.

Он снова взял в руки перо и продолжил записывать то, что говорил Грегори.

— Твой любимый племянник и всякое, и всякое.

Перо замерло.

— Лорд Вьепон? — произнёс Данстан вопросительно.

Грегори поднёс палец к губам и прикусил.

— Просто, — сказал он после паузы, — твой любящий племянник Грегори Вьепон.

Ответ пришёл на следующее утро и был необыкновенно любезен. А в конце недели башню навестил торговец тканями.

Данстан мрачно наблюдал за тем, как Грегори перебирает шелка — внезапная перемена сэра Генриха казалась ему более чем подозрительной, тем более что он уже успел пообщаться с его дипломатией лицом к лицу.

— Данстан, не стой там! — окликнул его Грегори через несколько минут ковыряний. — Тебе какой больше нравится, изумрудный или цвета морских волн?

Данстан поёжился. Ему никогда не предлагали выбирать одежду и он не сказал бы, что сильно от этого страдал.

— Тебе пойдёт всё, — сказал он.

— Знаю, — Грегори дёрнул плечом и, отобрав у торговца два куска ткани, подошёл к Данстану. Сначала приложил к его виску один, затем другой. — Это для тебя. И знаешь, что…

Данстан замер, встретившись с его взглядом, и сам с трудом расслышал собственный голос:

— Что?

— У тебя глаза отливают сапфиром, — Грегори улыбнулся. — А обычно они серые, как туман над рекой.

Данстан сглотнул и покосился на торговца.

— Я хочу изумрудную, — сказал наконец Грегори, демонстрируя тому свой выбор. — И скажите дяде, пусть присылает портного. Его ливрея должна быть того же цвета, что и мой плащ.

Ещё неделя ушла на примерки. Данстан чувствовал себя не в своей тарелке, когда молоденькая саксонка обмеряла его со всех сторон, не упуская возможности ощупать руки и живот. Ещё более смущал жадный взгляд Грегори, который наблюдал за происходящим, сидя на кровати.

А затем пришла его очередь стискивать зубы и наблюдать, когда девчушка перешла к бицепсам его господина. Грегори же провожал её движения ласковым взглядом и, кажется, веселился.

Всё было готово через десять дней, а в конце второй недели наступило лето, и на первую пятницу июня был назначен пир.

Юная Ласе уже прибыла, но ни Грегори, ни Данстан не встречались с ней, так как по-прежнему не бывали нигде, кроме тренировочной площадки. Зато оба видели, как въезжал в замок обоз, содержимое которого было прикрыто мягким бархатом. Как собирались доверенные рыцари, чтобы снять ткань, и как из неё показался огромный по меркам мальчишек руанский витраж, изображавший, как пояснил Данстан своему господину, сцену в Гефсиманском саду. Витраж устанавливали на следующий день в спальню, которую выделил себе сэр Генрих после отъезда Роббера, а мальчишки продолжали звенеть мечами.

Грегори все две недели пребывал в мечтах о встрече с сестрой. Данстан оставался мрачен и слушал его молча. У него не было сестры.

Когда же наступил день пира, он и вовсе был готов ко всему, но самые худшие его ожидания так и не оправдались.

Грегори усадили за верхний стол, рядом с сенешалем, а Данстан в новой ливрее изумрудного цвета должен был прислуживать ему. Эта обязанность уже стала для него привычной, хотя он и чувствовал себя неловко от того, что как никогда отчётливо понимал разницу своего с Грегори положения.

Грегори, впрочем, на протяжении всей первой части пира норовил накрыть его руку своей. Время от времени он отклонялся назад, чтобы шёпотом спросить, чего из закусок оставить Данстану, и то и дело передавал ему бокал с вином — «проверить, не отравлено ли оно».

Данстан старался не смотреть на центр зала, где сейчас выступали акробаты, а ровно год назад стоял на коленях он сам. Поэтому он первым заметил, как расступились портьеры, и в зал вошла небольшая процессия, состоящая из девушки лет пятнадцати с длинными чёрными волосами, уложенными в косы, и двух монахинь. Девушка не походила на Грегори ничем, кроме цвета волос. Даже глаза у неё были синие, как васильки, и само лицо казалось куда более мягким, даже округлым. Данстан не стал обращать внимание Грегори на её появление, но тот заметил всё и сам. Поднялся и двинулся вдоль скамеек к леди Ласе.

Завидев его, девушка присела в реверансе, и Грегори тут же склонился в полупоклоне, чтобы поцеловать её пальцы. Данстан скрипнул зубами — никогда ещё он не замечал, чтобы Грегори знал этикет.

Стоя на своём месте, он наблюдал, как Грегори что-то рассказывает Ласе, улыбаясь при этом одним уголком губ, от чего в лице его появлялось что-то кошачье. Слова он подкреплял жестами — и до сих пор Данстан не замечал, чтобы Грегори умел так изящно махать руками, разве что если в них был меч.

Данстан скрипнул зубами снова, когда Грегори указал гостье на пустовавшее место по левую руку от него, и они вернулись назад — туда, где стоял слуга.

Больше Грегори в этот вечер не оглядывался на него. Из-за спины Данстан прекрасно слышал, как Грегори рассказывает Ласе о своих подвигах и трофеях, и кроме истории о похищенном у шотландцев скоте, которую Данстан слышал до сих пор только мельком от других слуг, в его речах активно фигурировала история о первом походе на Армстронгов, где он захватил себе пленника и слугу. Ласе заливисто смеялась нежным голоском, и когда дело дошло до последнего рассказа, даже посмотрела на Данстана — с любопытством, как на редкую бабочку.

— Он не плох, — сказала она, — а обучен хорошо?

— Сделает всё, что я скажу. Так, Данстан?

Больше всего Данстану в эту секунду хотелось макнуть Грегори лицом в его недоеденное жаркое, но он улыбнулся и вежливо произнёс:

— Да, мой господин.

После пира Ласе осталась ночевать в общей зале, в комнате, отгороженной портьерами, а Грегори снова проводили в его башню. Всю дорогу он мечтательно улыбался и молчал, а когда они уже оказались в спальне — едва скинув обувь, завалился на кровать, отвернулся к стене и уснул.