ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Той весной шотландцы так и не дали о себе знать.

Обе стороны зализывали раны, нанесённые прошлой войной.

Сэр Генрих какое-то время колебался, раздумывая о набеге, который мог бы принести замку немного продовольствия, но решил отказаться от этой идеи, опасаясь оставить замок беззащитным в преддверии нового восстания.

Неизвестность, связанная с судьбой брата, угнетала его. Юный Грегори Вьепон был популярен среди крестьян и среди рыцарей помладше, что никак не могло радовать наместника, который со своим титулом расставаться вовсе не спешил.

Если и были у него когда-либо тёплые чувства к племяннику, то с каждым месяцем отсутствия сэра Роббера в замке они таяли, как дым.

Грегори был проблемой. Одной из первых, наравне с бунтующими крестьянами и затаившимися шотландцами. И когда две из трёх проблем отступили, вопрос с Грегори вышел на первый план.

Генрих разместил Грегори в башне, отгородил верными рыцарями от остального замка, чтобы не позволить тому баламутить воду и кричать о своём наследном праве владения замком Бро. У этого, однако же, оказалась и побочная сторона — теперь недовольные правлением наместника вовсю выставляли юного Вьепона мучеником и несправедливо обделённым своим узурпатором дядей. Вряд ли сам Грегори прилагал руку к тому, чтобы завоевать подобную славу, однако о том, что он хочет получить титул отца в ближайшее время, Грегори говорил, не скрывая — об этом докладывала стража, и, значит, он становился лёгкой добычей в руках интриганов.

Грегори нужно было обезопасить. Возможно, даже привлечь на свою сторону. Сэр Генрих пока ещё не решил как, но уже к лету предпринял первые шаги к примирению.

Грегори тоже был мрачен на протяжении всей весны.

Весь его досуг за пределами башни сводился к непрестанным тренировкам с мечом. Он старался продлить их как мог — только бы не возвращаться в стены своей темницы. И хотя участие в тренировках Данстана заметно скрашивало это однообразное занятие, Грегори медленно овладевало уныние. Тренировки были бесполезны, если ему предстояло провести в четырёх стенах всю жизнь.

Данстан, напротив, стремительно набирал форму. Его уныние начало отступать, едва он попал в услужение к Грегори, и теперь уступало с каждым днём. Он тосковал по свободе, и его по-прежнему задевали насмешки дворовых детей, но к насмешкам он привык уже давно. А теперь, возобновив тренировки, он получил возможность отвечать на оскорбление не только словом, но и кулаками.

Данстан по-прежнему оставался стройным, и многие дети не могли разглядеть в нём серьёзного противника, но быстро обнаруживали свою ошибку. Нужно было только делать всё быстро и так, чтобы не заметили взрослые из числа дворян — это Данстан понял довольно быстро.

В конце мая он всё чаще стал подниматься на стену замка и смотреть на север, туда, где тонула в предрассветной дымке казавшаяся бесконечной равнина. Затем, когда солнце выползало из-за горизонта, шёл на кухню, брал еду для Грегори и возвращался в башню, а уже накормив хозяина и поев сам, отправлялся вместе с ним на тренировку.

Грегори становилось всё труднее сбивать его с ног, пока однажды, задумавшись о том, что ждёт его впереди, он не обнаружил, что лежит на лопатках сам. Данстан же стоял над ним, шутливо рисуя остриём меча в воздухе восьмёрки.

Грегори выругался, и когда Данстан протянул ему руку, предлагая помощь, оттолкнул её.

Данстан отошёл в сторону, позволяя Грегори встать самому, но лицо его так и светилось улыбкой — Грегори видел это, хотя губы Данстана и были прямыми как черта.

— Смешно, да? — Грегори подхватил меч, но тут же со всей силы воткнул его в траву.

— Что? Нет, — Данстан моргнул, не понимая толком, почему Грегори заводится от такого небольшого падения. Сам он падал по десять раз на дню и давно перестал обращать на это внимание. Смешно ему не было, но победа доставляла удовольствие — с этим Данстан спорить бы не стал.

— Ты тут нужен, чтобы мне было кого побеждать, — сообщил Грегори, подходя вплотную к нему и отбирая меч. Данстан и не думал сопротивляться, покорно отдал оружие и остался стоять на месте, всё так же в недоумении глядя на него. — Ты мой слуга, шотландец. Не забывай своё место. Никогда.

Данстан ещё раз моргнул и склонил голову в поклоне.

— Как прикажете, господин, — процедил он. — Желаете ударить меня, или мне пора отнести оружие в башню?

Грегори на секунду плотно сжал губы. Соблазн ударить был силён, и в то же время мысль о том, чтобы ударить по этому красивому лицу, изуродовать его синяком или кровоподтёком, не укладывалась в голове.

— Отнести в мои покои, — он бросил меч на землю. Отошёл в сторону, скрестил руки на груди и стал смотреть, как тренируются солдаты на соседней площадке. На душе было ещё более паршиво, чем когда он обнаружил, что лежит на земле, но причины Грегори понять не мог.

Данстан же наклонился, поднял клинок и понёс его к рыцарям, стоявшим поодаль и наблюдавшим за всей картиной. Ему тоже стало противно — больше от того, что вспышка Грегори произошла на глазах у всех, чем от самого того факта, что Грегори, бывавший вспыльчивым и раньше, на него накричал. Впрочем, слова Грегори тоже на удивление удачно попали в цель. Сколько ни пытался Данстан осмыслить своё отношение к молодому англичанину, его мысли без конца упирались в то, что его мнение, в сущности, не интересует никого. Как бы ни было названо его положение в замке с самого начала, он всегда был здесь всего лишь пленником. Он мог бы терпеть подобное отношение от тех, на кого ему самому было наплевать — но понимать, что и Грегори относится к нему так же, было по-настоящему больно.

Данстан собрал оружие и, когда Грегори направился к башне, встроился в конец процессии — за спинами охранявших его рыцарей. Грегори, не оборачиваясь, шёл впереди и повернулся к Данстану только тогда, когда они уже входили в комнату — придержал дверь, позволяя внести внутрь сундук.

Не разговаривали они и потом, в течение дня. Грегори стоял и смотрел за окно, а Данстан перечитывал письма, которые присылали им Седерик и капеллан — это было немного интереснее, чем читать евангелие изо дня в день.

Уже вечером, когда он отправился за ужином, к удивлению Данстана его остановил во дворе новый слуга сэра Генриха.

— Сэр Генрих просил выяснить, ты умеешь читать? — спросил он.

Данстан кивнул.

— Это письмо он велел передать твоему господину, — слуга сунул ему в руку свиток и пошёл прочь.

Данстан проводил слугу удивлённым взглядом и снова вернулся на привычный маршрут.

Возвратившись в башню, он молча положил письмо на сундук перед Грегори и сам стал расставлять еду.

— Что это? — спросил Грегори, и с самой тренировки это были первые слова, произнесённые им вслух.

— Передал слуга вашего дяди, господин.

— Данстан, прекрати.

Данстан не ответил, лишь опустил миску рядом с письмом и, зачерпнув похлёбки из котелка, налил в неё.

Грегори отложил свиток и принялся за еду, но, закончив есть, снова взял его в руки и, развернув, стал читать. Лицо его стремительно светлело, и улыбка расцветала на нём. Откладывая письмо, он уже с трудом удерживался от того, чтобы не вскочить на ноги и не пуститься в пляс. Даже Данстану стало любопытно, что за перемена произошла с его господином, и он потянулся было к письму, но затем отдёрнул руку и отвернулся, вспомнив утренний разговор.

— Достань бумагу и пиши, — приказал Грегори, не обращая внимание на этот маленький жест.

— Вы сами пишете уже достаточно хорошо, — огрызнулся Данстан и тут же пожалел о сказанном, потому что оно напрямую противоречило избранной им тактике — вести себя так, как должен вести слуга.

Грегори поднял на него взгляд и моргнул.

— Но у меня получается не так красиво, как у тебя, — растерянно произнёс он.

Данстан повернулся к нему, собираясь огрызнуться ещё раз, но не нашёл слов. Грегори смотрел на него широко раскрытыми глазами, полными обиды и непонимания.

— Хорошо, — сдался он и в самом деле потянулся к полке, на которой стояли письменные принадлежности.

— Нет, подожди, — Грегори поймал его запястье, — что только что произошло?

Данстан поджал губы и продолжал смотреть мимо него.

— Данстан! — рявкнул Грегори, и тот вздрогнул.

— Слушаю, господин, — процедил он медленно, поворачивая к Грегори лицо.

— Что на тебя нашло?

Данстан покачал головой.

— Ничего. Господин, — после паузы добавил он.

— Тогда перестань это, я не люблю, когда ты такой.

— Ваши желания не предугадать.

— Данстан!

Данстан вздохнул и закрыл глаза, силясь взять себя в руки. В эту секунду Грегори шагнул к нему и, обняв за плечи, притянул к себе.

— Я что-то сказал с утра, да? Ты весь день… не такой.

Данстан покачал головой и уткнулся ему в плечо.

— Мне трудно привыкнуть к тому, что ты мой господин, — сказал он. — Меня учили смирению, но из меня, видимо, вышел бы плохой монах.

Грегори провёл ладонью по его спине. Он не знал, что сказать, потому что по-прежнему не видел своей вины. Данстан был его слугой, Грегори воспринимал это как должное. И то, что происходящее между ними постоянно выходило за пределы естественного для хозяина и слуги, удивляло его самого — и в то же время нравилось ему.

— Прости меня, — сказал он на всякий случай, решив не уточнять за что. — Я не хотел сделать тебе больно.

Данстан прикрыл глаза и кивнул. Он расслабился, ненадолго погружаясь в тепло рук Грегори, позволявшее забыть обо всём.

— Ты тоже меня прости, господин.

Последнее слово заставило Грегори дёрнуться, но он так и не сказал ничего. Ведь оно было правильным. Данстан был просто слугой.

— Что я должен написать? — Данстан наконец выпутался из его рук и стал раскладывать на сундуке чернильницу, бумагу и песок.

— Пиши… — Грегори закусил губу. — Пиши, я рад, что случившееся между нами недоразумение исчерпано. Я буду рад принять приглашение… — он сделал паузу, задумавшись, — но…