ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

В тюрьме Данстана больше всего беспокоило, выживет он или нет. Когда же непосредственная угроза миновала, он смог задуматься о вещах более значимых и долговечных.

Во-первых, он с неудовольствием обнаружил, что в пылу сражения потерял оставленный матерью амулет. Это открытие основательно подпортило и без того безрадостное настроение пленника, превратившегося разом в сироту и пажа на чужой земле, но, по сути, всё равно оставшегося пленником.

Весть о смерти отца нанесла ещё один, куда более серьёзный, удар по его душевному равновесию — Данстан неожиданно остро ощутил себя абсолютно бездомным, лишённым всякого места в мире и не знающим, куда податься теперь.

Легко было принимать решение о побеге, когда выбором были побег или смерть. Теперь же в голову лезли мысли о том, что он стал бы делать дальше, если бы сбежал.

Брайс вряд ли принял бы его обратно в семью. Просто потому что Данстан был и оставался угрозой для него и его старших друзей.

Вернувшись в Шотландию, он мог бы, пожалуй, присягнуть на верность одному из других вождей. «Например, Армстронгу», — мелькнуло в голове, и Данстан усмехнулся про себя. Это было ничуть не лучше, чем служить англичанину, который взял его в плен.

В любом случае возможности для побега ему не представилось ни в первый, ни во второй день. Зато жизнь его оказалась не так плоха, как можно было бы ожидать.

Лорд Вьепон — как называл себя местный правитель — судя по всему, надеялся извлечь из него какую-то выгоду как из наследника — или заложника. Это удерживало его от лишней жестокости какое-то время и позволило Данстану спокойно освоиться на новом месте, привыкнуть к новым обязанностям, которые свободный Элиот мог бы счесть для себя унизительными — но с детства обученный смирению Данстан воспринял относительно легко.

Правда, если Генрих Вьепон старался соблюдать пиетет, то его окружение делало это далеко не всегда.

В замке к Данстану цеплялись все, вплоть до сына кузнеца, который непрестанно похихикивал то над его дикарской манерой разговаривать, то над женоподобной внешностью.

Первое время Данстан частенько оказывался участником драк и их же виновником — поскольку для большинства взрослых было очевидно, что ссору мог затеять только чужак.

Ситуация заметно поменялась в октябре, когда лорд Вьепон отправил его за водой для ванны. Тут же у реки набирал в вёдра воду для кузни и сын кузнеца, Джон. Ростом он был дюймов на восемь выше Данстана и примерно на столько же шире в плечах. Привычный к работе с молотом, он пробовал держать в руках и оружие, Данстан же, напротив, не видел меча с тех пор, как попал в новый дом.

— Будешь своему хозяину ноги мыть? — спросил Джон, искоса поглядывая на Данстана.

Данстан стиснул зубы и решил досчитать до трёх.

— Хоть один поганый скотт знает своё место.

Данстан медленно выпрямился, и Джон, также оставив вёдра на земле, встал в полный рост.

Ударить он не успел, потому что со стороны донжона показался ещё один парень, тоже не слишком высокий и скорее стройный, чем мускулистый. Волосы его покрывал капюшон, но по мере приближения Данстан смог разглядеть его лицо, и сердце его гулко ухнуло, когда он узнал того, из-за кого оказался здесь. Он выкрикнул бы его имя, если бы знал, как этого мальчишку зовут. Странно, но обиды не было. Была даже какая-то радость, что этот английский оруженосец не приснился ему, а существовал на самом деле.

— Ты не слишком отвлекаешься, Джон? — поинтересовался тот, не взглянув в сторону Данстана.

Джон шумно засопел.

— Нет, господин, — ответил он и уставился на ведро, стоявшее у его ног.

Незнакомец подошёл и демонстративно пнул ведро ногой, опрокидывая его содержимое обратно в реку.

— Когда закончишь — и моему хозяину принеси.

Черноглазый мальчишка скользнул невидящим взглядом по лицу Данстана и, развернувшись, побрёл обратно в сторону башен.

Секунду в Данстане боролись гордость и любопытство, а затем он не выдержал и спросил:

— Кто это такой?

Джон с удивлением посмотрел на него.

— Сын прежнего лорда, Грегори Вьепон.

— Грегори Вьепон, — Данстан попробовал имя на вкус и невольно улыбнулся.

— Не советую с ним связываться, никогда не знаешь, чего от него ждать.

Улыбка Данстана стала ещё шире. Он опустил взгляд на опрокинутое ведро.

— Часто он тебя заставляет воду носить вместо него?

Джон насупился и промолчал, а Данстану стало совсем весело.

— Хочешь, буду носить вместо тебя?

Джон с подозрением посмотрел на него.

— Взамен ты отстанешь от меня и договоришься с остальными, чтобы отстали они.

Джон молча опустился на корточки и принялся наполнять ведро. Данстан присел рядом с ним и занялся своим.

— Хорошо, — сказал Джон, уже вставая, — его господин — сенешаль Тизон. Найдёшь его в южной башне. И он не любит ждать.

Джон сдержал слово, и с того дня с Данстаном вообще не разговаривал никто из живущих в замке детей.

Сам же Данстан, едва закончив с ванной своего господина, отправился за водой второй раз.

Грегори уже ждал его у рыцарской башни — он стоял, глядя куда-то поверх каменных стен, и, заслышав шаги за спиной, недовольно заявил:

— Что так долго? — на последнем слове он обернулся и замер, глядя на Данстана в упор.

Данстан тоже молчал, впервые с момента их первой встречи получив возможность внимательно рассмотреть это лицо с чуть удлинённым носом, твёрдым изгибом губ, капризно сжатых, и насупленными бровями, которые хотелось разгладить, проведя пальцем от самого носа к вискам.

— Ты, — сказал Грегори и свёл брови ещё плотней. — Поставь ведро.

Данстан послушно опустил ведро на землю.

— Почему ты принёс? Джон заставил тебя?

Уголок губ Данстана невольно пополз вверх от этого глупого предположения — сколько бы он не цапался с местными, заставить его пока ещё никто не смог.

— Я сам хотел, — не переставая улыбаться, произнёс он.

Грегори молниеносно шагнул вперёд и, поймав его руки, развернул ладонями вверх.

— Я не хочу, чтобы ты носил вёдра, — сказал он.

Данстан поднял бровь отчасти в искреннем удивлении, отчасти от того, что его позабавила эта неуместная и несвоевременная забота.

— Твои руки должны быть гладкими, — заявил Грегори.

— Это невозможно, — спокойно возразил Данстан. — Я не девушка и не собираюсь целыми днями прясть.

Грегори нахмурился ещё сильней.

— Мне это не нравится, — всё тем же голосом заявил он.

На сей раз Данстан не смог сдержать улыбки — и даже смеха — и уже через секунду почувствовал боль в затылке, стукнувшемся о каменную кладку стены. Одна рука Грегори крепко держала его плечо, а другая упёрлась в камень, перекрывая ему возможность ускользнуть вбок.

— Ты смеёшься надо мной? — прошипел Грегори ему в лицо.

Данстан попытался избавиться от улыбки, но так и не смог. Страшно не было совсем — напротив, впервые за всё время в замке Бро ему было легко. Он приподнял руку и, повинуясь внезапному порыву, провёл кончиками пальцев по щеке Грегори — ещё по-юношески мягкой, но тёплой и какой-то родной.

Не переставая улыбаться, Данстан покачал головой.

— Я так рад, что увидел тебя, — признался он.

Грегори стоял какое-то время. Его шумное горячее дыхание касалось губ Данстана, пробуждая незнакомое возбуждение внизу живота.

Ещё несколько секунд они не двигались. Грегори мучительно пытался перебороть желание впиться в эти губы, смять их, присвоить себе, пока этого не сделал кто-то другой — а потом резко отстранился.

— Оставь ведро, — приказал он. — Второе я принесу сам.

Данстан снова удивлённо приподнял бровь. Грегори, судя по всему, не понимал, сколько воды нужно на одну бадью. «То есть в самом деле заставлял кого-то работать за себя?» — понял он.

— Я тебе помогу, — сказал Данстан с улыбкой, но стараясь больше не злить избалованного англа, — там не одно.

Грегори поколебался.

— Сенешаль давно ждёт, — сказал он. — Ладно. Пошли. Я схожу с тобой.

За полчаса они перетаскали воду и заполнили бадью. Грегори взялся разводить огонь, а Данстан стоял в стороне, внимательно глядя на него. За всё время работы они не сказали друг другу ни слова, но Данстану хватало возможности просто смотреть, как двигается Грегори — плавно, будто кошка. Под тонким льном рубашки то и дело проступали бугры мускулов, которых не было у него самого.

Данстан вздохнул, невольно подумав о том, что четыре года тренировок с мечом пошли прахом — всё равно теперь ему быть просто слугой. Он не был уверен, но, кажется, начинал привыкать к своей судьбе.

Грегори, само собой, по-английскому обычаю посвятили бы со временем в оруженосцы, а затем он стал бы и рыцарем. Ему же здесь никто и никогда не позволил бы взять в руки меч. Хоть его и назвали пажом, а не пленником, для обителей замка он всё равно оставался врагом.

— Всё, — объявил Грегори, щупая воду рукой.

Данстан кивнул. Уходить не хотелось, но причин оставаться больше не было.

— Я завтра приду? — спросил он и тут же пояснил. — Воду принесу.

— Придёшь, — подтвердил Грегори, — только без воды. Вместе принесём.

Теперь Данстан приходил к Грегори каждый день, едва заканчивал свои дела — и помогал ему делать ещё и его.

Грегори принимал помощь с хладнокровием человека, который привык, что всё делают за него. Однако, хоть он и не говорил об этом вслух, ему было приятно от того, что рядом с ним шотландец, которого он с самого начала считал своим. И почему-то неловко от того, что тот делает больше него — хотя его в самом деле никогда не смущала необходимость заставлять что-то делать других.

Потом наступила зима. Жизнь в замке почти остановилась, но Грегори был этому только рад — тренировочная площадка почти всё время была пуста, и теперь он мог вволю упражняться с мечом. Данстан довольно быстро понял, где теперь искать англичанина, и стал приходить не к башне, а сразу туда.

Как-то Грегори вынес на площадку оружие, но тренировки начать не успел — его позвал к себе сенешаль, чтобы отчитать за очередную выходку с крестьянской овцой. Надо сказать, что овец Грегори не воровал уже давно, в основном потому, что ими надо было делиться со всеми, а он в последнее время не хотел видеть никого, кроме «своего» Данстана — но когда произошла пропажа, первым делом подумали на него.