ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Данстан приходил в себя долго. Последний удар пришёлся по голове, и теперь она гудела, как колокол после набата. К тому же вокруг было темно, и он никак не мог понять, проснулся ли или ещё нет.

Когда же он наконец разобрался кое-как, где находится, то по виску его пробежал холодный пот. Данстан попытался сесть и застонал в голос — ломило не только затылок, но и всё тело.

Он кое-как поднялся с ледяного пола, влажного от подземных вод, и прошёл по камере, изучая то место, где оказался.

Камера походила на келью его монастыря — с той разницей, что из кельи он мог свободно выйти в любой момент, здесь же его отделяла от коридора накрепко запертая решётка.

Вглядевшись в темноту, он мог разглядеть, что в обе стороны тянутся ещё ряды таких же камер, но все они пусты.

Для порядка Данстан подёргал прутья решётки, прекрасно понимая, что не сможет сделать с ними ничего — чтобы отомкнуть их, надо было быть троллем или великаном из древних легенд.

Он сгрёб солому, набросанную в углу, так чтобы сверху оказалась самая сухая, и, усевшись на получившийся сноп, закрыл глаза.

Медленно к нему приходило осознание, что жизнь его, кажется, сделала крутой поворот в четвёртый раз.

Англы, взявшие его в плен, могли бы казнить его сразу же. Но раз они не сделали этого, значит, хотели от него чего-то ещё. Вопрос был в том, чего именно.

Насколько он представлял себе отношения Элиотов с окружающим миром, англы всё же не были им прямыми врагами — они жили слишком далеко, чтобы быть реальной угрозой власти отца. Их не любили, но скорее просто за то, что они были другими и пришли издалека.

С другой стороны, противостояние англов с Армстронгами не прекращалось никогда — и те, и другие грабили поля, пролегавшие близко от границы, угоняли друг у друга овец. Неоднократно Армстронги обращались к отцу с предложением выступить против англов, отодвинуть границу на несколько миль вглубь острова, выбив чужаков из двух пограничных замков — Бро и Эплби. Отец не хотел лезть в эти дела. Ему хватало тех земель, что находились на севере и востоке.

Знали ли об этом англичане? Данстан не мог даже предположить. Для него самого все, кто жил за пределами границы, назывались одинаково — англы. И если бы он взял в плен кого-то из них, то вряд ли стал бы разбираться, к какому клану он принадлежит.

Англы могли думать, что он знает что-то о расположении войск Армстронгов, и тогда, скорее всего, его должны были начать пытать. Данстан поёжился, когда эта мысль пришла ему в голову и тут же постарался отогнать её от себя.

Был ещё один, куда более радужный вариант — они могли попросить выкуп за него. И тогда… Что тогда? Данстан не знал, даст ли выкуп отец. Ещё совсем недавно Брайнен Элиот называл его сыном, но Данстан успел понять, насколько переменчив нрав этого человека. Конечно, у него были и другие друзья в клане, но никто не посмел бы выкупить его против воли лорда.

Наконец, был и ещё один вариант. Его могли попросту казнить. Ну, или так же легко забыть о том, что он вообще сидит в этой тюрьме.

Глядя на ситуацию со всех сторон, Данстан приходил к выводу, что положительный исход случившегося с ним очень уж маловероятен, и полагаться на милость захватчиков не было никакого смысла. Нужно было попытаться бежать, как он собирался бежать от рыцарей, сопровождавших его в монастырь, и теперь уже было не важно куда.

Впрочем, поднявшись ещё раз на ноги и сделав новый обход камеры, он так и не нашёл ни одного способа осуществить этот план.

Данстан снова вернулся в свой угол и какое-то время сидел там, размышляя о возможных путях побега, пока не уснул.

Он не знал сколько прошло дней или часов — за то время, пока Данстан бодрствовал, день два раза сменял ночь, и четыре раза появлялась у решётки миска с похлёбкой.

Данстан съедал всё, не обращая внимания на вкус, который был куда хуже, чем у той еды, что он привык есть в клане или в монастыре.

Того, кто приносил похлёбку, он увидел только на третий день — это был мальчишка из прислуги, и, заметив, что пленник не спит, он, воровато оглядываясь, принялся махать руками и тсыкать, привлекая его внимание к себе.

— Чего тебе? — спросил Данстан, поворачивая голову.

— Сюда подойди.

Поколебавшись, Данстан встал и подошёл к нему. Мальчишка просунул руку сквозь решётку и вложил в руку Данстана свёрток из каких-то листьев, а затем быстро отстранился и скрылся в темноте.

Вернувшись в свой угол, Данстан развернул свёрток и увидел в нём приличный кусок жареного мяса. У Данстана слюнки потекли от одного запаха, который распространился по камере, и он быстро сжевал неожиданный подарок. Было любопытно, с чего вдруг мальчишка его пожалел, и на следующий вечер, когда тот появился снова и опять принёс ему мясо, Данстан попытался мальчишку осторожно расспросить, но тот только мотал головой.

Наконец на третий день Данстан решил, что терять ему уже нечего, и спросил у мальчишки, не может ли тот принести кинжал — но тот только яростно замотал головой.

— Господин не велел! Нет-нет-нет! — бормотал он.

— А мясо носить господин велел? — разозлился Данстан на ни в чём неповинного, в общем-то, слугу.

— Мясо велел, — мальчишка быстро кивнул. — Сказал, палкой отделает, если украду.

И пока Данстан стоял у решётки, пытаясь понять, что всё это значит, и какой ещё господин приказывает носить ему мясо, мальчишка скрылся в темноте.

В голову почему-то лезли чёрные глаза и чёрные пряди, разметавшиеся по камням, а губы, вопреки плачевности положения, растягивались в улыбке.

К тому времени, когда к Данстану пришёл уже не мальчишка, а двое взрослых стражников, он так и не придумал, что делать дальше. Мысли крутились вокруг того, чтобы попытаться сбежать, когда его поведут на казнь — если, конечно, поведут вообще — или попытаться связаться с неведомым «господином», которому, кажется, было всё-таки не всё равно.

Впрочем, ни то, ни другое осуществить ему не удалось — его взяли под руки с двух сторон. Оба мужчин были сильнее и тяжелее его. И так, под руки, позволяя лишь перебирать ногами, потащили по коридору, затем по лестнице наверх, вывели во двор и снова втолкнули в темноту, в зал — и наконец швырнули на пол перед стулом, служившим троном местному лорду.

Данстан заморгал, пытаясь привыкнуть к смене освещения, и через несколько секунд разглядел лицо сидящего перед ним мужчины: у того были длинные, не слишком ухоженные волосы и борода с лёгкой проседью. Под глазами залегли глубокие морщины, но тело сквозь контуры плаща и накидки казалось всё ещё достаточно мощным, так что Данстан мог бы предположить, что мужчине вряд ли больше сорока.

— Встать, — приказал он.

И Данстан тут же торопливо поднялся на ноги. Он не был уверен, чего от него ждут, и должен ли он смотреть в пол, как его учили в монастыре, потому решил делать так, как ему самому было комфортней, и стал смотреть лорду в глаза.

— Кто ты такой? — спросил лорд.

Данстан заколебался на секунду, не зная, стоит ли говорить всю правду, но потом решил, что хуже уже вряд ли может быть.

— Данстан из клана Элиотов, — сказал он. — Мой отец, если вы обратитесь к нему, возможно…

— Твой отец мёртв.

Данстан дёрнулся, как от удара, глаза его широко распахнулись, и весь он подался вперёд.

— Мёртв? — спросил он.

— Если это в самом деле твой отец, — продолжил Генрих Вьепон. — Потому что твой брат Брайс, лорд Элиот, ничего не говорил о тебе.

— Он мой отец, — тихо сказал Данстан и отвёл взгляд. Надежда на выкуп растворилась — в том, что Брайс не станет заботиться о его спасении, Данстан не сомневался.

Он снова чуть поднял взгляд и увидел, как пальцы англа барабанят по подлокотнику, будто тот не мог что-то решить для себя.

— Я всё-таки думаю, что ты можешь быть полезен нам, — сказал наконец он. — Есть ли у тебя союзники в клане Элиот?

Данстан пожал плечами.

Лорд фыркнул.

— Мальчишка… — задумчиво произнёс он, а потом приказал, — посмотри на меня.

Данстан тут же поднял взгляд на его лицо.

— Я дарую тебе великую честь. Куда большую, чем ты мог бы ожидать, будучи пленником в моём доме.

Данстан молча кивнул, давая понять, что слушает и слышит.

— Ты станешь моим пажом. Как если бы тебя отдал мне в услужение твой отец.

Данстан замер, пытаясь осмыслить, что несёт ему эта «честь». По всему выходило, что это в самом деле лучший из имеющихся вариантов, потому что он позволил бы, по крайней мере, свободно перемещаться по замку, вместо того, чтобы гнить в тюрьме.

— Благодарю вас… лорд… — он склонил голову в вежливом поклоне и тут же заметил протянутую вперёд руку лорда, узловатые пальцы его унизывали драгоценные перстни. В доме отца не было такого обычая, но Данстан догадался, чего от него хотят и, опустившись на одно колено, коснулся сухой руки губами.

— Вымойся… от тебя пахнет темницей, — поморщился лорд, — явишься ко мне за приказаниями через час, когда будет закончен приём.

Грегори, стоя за гобеленом, смотрел, как его пленник — его Данстан — поднимается в полный рост. Его силуэт, разворот узких плеч и стройный стан, скорее подходивший девушке, чем мужчине, завораживали, а почти физическое ощущение того, как тот уходит из его рук, заставляло сердце сжиматься.

«Мой!» — билось у Грегори в голове, и в эту секунду он ненавидел их обоих — дядю Генриха, который отнял то, что по праву принадлежало ему, и этого Элиота, который так легко согласился служить неизвестно кому.

Он жалел о том, что думал о пленнике все прошедшие ночи, что заставлял сына мельника носить ему еду, что вообще не позволил сразу же его убить. И о том, что сам он был слишком слаб и слишком юн, чтобы противостоять наместнику. Да что там — чтобы просто показаться Элиоту на глаза и объявить свою власть над ним. Ведь тогда он лишь посмеялся бы. Грегори было всего четырнадцать, и сам он был всего лишь пажом, и одна только мысль о равенстве их положения будила в нём новые волны злости.