ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Грегори нервничал весь следующий день. Он надеялся, что Данстан не заметит ничего, но наверняка что-то прорывалось наружу через взгляд или недостаточно твёрдые движения рук, потому что Дэниэл смотрел не столько на архитектурные изыски, сколько на него.

Всё это путешествие было афёрой — от начала и до конца. Грегори мог бы сам сорваться в Европу вот так внезапно, но он довольствовался бы отелем на окраине и больше бы посещал архивы и библиотеки, чем людные места.

Дэниэлу же нужно было показать всё. И если забронировать отель и удалось довольно успешно — хоть и не тот, который он хотел бы, но с точно такими же апартаментами, какие были нужны — то некоторые другие части путешествия до последнего находились под вопросом.

Грегори, к примеру, не был уверен, понравится ли Дэниэлу опера. Он интуитивно чувствовал, что она понравилась бы Данстану, но в отношении человека, которым он стал, не был уверен до конца. В то же время сам билет в оперу нужно было заказывать почти за год, а поскольку поездка появилась в планах только две недели назад, пришлось искать способы обойти обычную практику. Вьепоны не так уж часто приезжали в Вену и ложу для себя не держали — впрочем, её держали Блаунты, к которым Грегори и без того обращался совсем недавно, и Сеймуры. Джеральд Сеймур, с которым Грегори был знаком довольно хорошо, и сам собирался в Вену в эти дни. Он был обрадован звонком, и ещё больше тем, что они собираются в оперу в один и тот же вечер, однако и билетов, соответственно, предложить не мог — только на следующий день, когда ставили «Короля Артура», а этот вариант Грегори отметал сразу же. Слишком много мог напомнить Дэниэлу этот сюжет.

Сеймур, в конце концов, предложил обратиться к Маргарет Квинси, которая некоторое время назад переехала в Вену и вышла замуж за одного из главных режиссёров оперного театра.

Грегори Маргарет никогда не знал, она была на два года младше его, но Сеймур обещал дать рекомендацию — и тем не менее обсуждать такие вещи по телефону с незнакомым человеком было бы смешно.

Грегори всё-таки позвонил внучатой племяннице графини Квинси и предложил встретиться за лёгким завтраком двадцать четвёртого числа — когда они с Дэниэлом только приезжали в Вену. Маргарет была мила и, кажется, даже заинтересована им лично, но билетов не было и у неё.

Она предложила Грегори режиссёрскую ложу, что, конечно же, было не совсем то — и к тому же было чревато встречей с самим режиссёром. Никаких документов, подтверждающих знакомство с Маргарет или её супругом, у Грегори не было, и потому, когда вечером они с Дэниэлом, надев смокинги, взяли такси и направились к зданию оперы, он чувствовал себя аферистом и карточным шулером, который обещает то, в чём не уверен сам.

Дэниэл чувствовал исходившее от спутника напряжение на протяжении всего дня. Он принимал происходящее на свой счёт, и сам был молчалив, хотя ему беспрестанно хотелось коснуться щеки Грегори рукой — хотя бы кончиками пальцев провести вдоль скулы от виска. Он, впрочем, всё ещё помнил, что произошло накануне, и напрашиваться на грубость не спешил. Поведение Грега было Дэниэлу непонятно, но довериться ему всё равно было необычайно легко: когда Грегори был рядом, Дэниэлом овладевало странное чувство, что как бы всё ни произошло, всё будет так, как и должно быть.

Накануне вечером, когда перед выходом в ресторан он примерял костюмы Грега, им овладело ещё одно странное чувство — целостности, близости, защищённости и теплоты. В любой из этих вещей он чувствовал себя так, как будто кусочек Грегори был с ним, и в то же время так, будто вернулся домой.

— Ты потрясающе выглядишь, — сказал Грегори, останавливаясь у него за спиной и глядя в зеркало через плечо Дэниэла, когда тот мерил серый с металлическим блеском костюм. Тот улыбнулся. Если бы речь не шла о Грегори, ему было бы вовсе всё равно.

— Ты тоже.

Дэниэл не врал и не пытался быть вежливым — в смокинге Грегори походил на выточенную из оникса статуэтку.

— Думаю, для вечера в гостинице вполне подойдёт, — продолжил Грегори, будто не заметив его слов, — а на завтра попробуй примерить вот это. Не сейчас, может быть, потом.

Когда Грегори говорил, что «взял их два», Дэниэл представил себе два смокинга, лежащие в чемодане, но не полный набор вечерних костюмов, помноженный на два. Учитывая, что почти всё время их общения Грегори появлялся рядом с ним в джинсах и кожаной куртке и только с наступлением зимы перешёл на пальто, заданный уровень немного пугал — но Дэниэл решил воспринимать происходящее как часть рождественской сказки, которая началась два дня назад.

Омрачала её только абсолютная холодность Грегори. Она тоже была знакомой до боли. Дэниэл почти видел, как под белой кожей скул проносятся желваки, когда Грегори сцепляет зубы — и это тоже было именно то, что было всегда.

Дэниэл не задавал вопросов. Он чувствовал, что это бесполезно. Так что всю дорогу в оперу они молчали и так же молча шли по её кулуарам — соприкасаясь плечом к плечу.

По мере того, как на сцене разворачивалось действие античной драмы — Грегори выбрал «Электру» Штрауса и сто раз успел пожалеть, что предпочёл её «Королю Артуру», — Дэниэл видел, как всё напряжённее становится его лицо. Когда они покинули зал, и Грегори попытался поймать машину, он оставался всё так же напряжён. Впрочем, теперь Дэниэл эти чувства вполне разделял.

Он поймал руку Грегори и заставил того перестать голосовать.

— Пройдёмся, — попросил он.

Грегори кивнул, и они неторопливо двинулись по пустым уже улицам, освещённым праздничными огнями.

— Тебе понравилось? — спросил Грегори, и в голосе его едва заметно скользила нерешительность.

— Не знаю, — ответил Даниэл и поймал его за локоть, опасаясь, что тот исчезнет в один миг навсегда. — Я понимаю её.

Грегори кивнул и на секунду закрыл глаза.

— Я не хотел расстраивать тебя, — сказал он.

Дэниэл покачал головой.

— Мне очень понравился вечер. И то, что ты был рядом со мной.

Грегори слабо улыбнулся.

«Хотя бы это тебе нравилось всегда», — пронеслось у него в голове. Он накрыл заледеневшую руку Дэниэла, лежавшую на его собственном локте, своей рукой и остановился.

Дэниэл тоже встал и повернулся к нему лицом.

— Мне понравилась и музыка, — сказал он и сделал малюсенький шажок вперёд.

— Я надеялся, что это будет так.

Дэниэл улыбнулся и кивнул.

— Не совсем то, что я люблю, но очень красиво. И теперь я буду знать, что существует и такая красота.

Грегори утвердительно кивнул. Он не сомневался, что сердце Данстана всегда будет принадлежать тем краям, где он родился много лет назад. Но те времена минули, а тех мест давно уже не было на карте. Даже если бы они хотели вернуться туда — всё равно не смогли бы никогда. Сам он научился любить этот мир — но у него всегда было, что любить. И теперь Грегори хотел поделиться с Данстаном тем, что успел полюбить.

Он не заметил, как лицо его медленно сблизилось с лицом Данстана, потому что не отрываясь смотрел в затягивающие, как два водоворота, серо-зелёные глаза. Очнулся лишь тогда, когда понял, что целует его — медленно, наслаждаясь каждой секундой, но всё равно жадно, как будто в последний раз.

— Ты никогда не говорил, что любишь меня, — прошептал Дэниэл, когда так же неторопливо они разорвали поцелуй. Грегори не ответил ничего — сам поймал его локоть и, снова развернувшись лицом вперёд, неторопливо двинулся в сторону гостиницы.

Вторым обязательным пунктом программы был Императорский бал — и он стоил Грегу куда меньших усилий, потому что приглашения семье Вьепон приходили каждый год. Отец, как правило, ездил на бал сам — хотя дважды всё-таки брал сына с собой. Это была своего рода часть вхождения в аристократическую среду. В то же время кто-то должен был представлять семью в Вене раз в год, и эту привилегию Вьепон старший уступил Грегори с радостью, если не сказать с гордостью — сам он от неё давно уже устал.

Здесь не могло быть ошибок, связанных с выбором репертуара, а то, что Дэниэл питает симпатию к классике, во многом гарантировало выходу успех.

Для этого вечера были оставлены два фрака, и перед самым выходом Грегори долго завязывал на Дэниэле бабочку — делать это на ком-то другом было совсем не так, как на себе, а Дэниэл делать этого не умел.

— Мне кажется, это не моё, — сообщил Дэниэл, разглядывая себя в зеркале со всех сторон.

— Придётся один вечер потерпеть, — равнодушно сообщил Грег. Он, в общем-то, с Дэниэлом был согласен — это было не его. Его острую и хрупкую красоту подчёркивали вещи пронзительные, режущие глаз. Но в целом он всё равно выглядел хорошо.

Сам же бал Дэниэлу понравился — Грегори, весь вечер придерживавший его за руку, заметил блеск в его глазах и лёгкий румянец на щеках. Правда, здесь мужская пара привлекала куда больше внимания, чем в опере — несколько раз девушки пытались обратить на себя их внимание, а дважды их даже приглашали на белый танец — Грегори на венский, а Дэниэла на аргентинский вальс. Грегори согласился, но позже пожалел об этом, так как Дэниэл своей партнёрше отказал.

— Я вообще не умею танцевать, — признался он.

— Хочешь, научу? — Грегори не сдержал улыбки. Такое ему даже в голову не пришло.

— Здесь? — Дэниэл поднял бровь.

— Почему нет? — Грегори поймал его за руку и потянул на открытое пространство, где было не так много танцующих, но Дэниэл не поддался и с той же силой потянул Грега на себя.

— Нет, — он чуть заметно провёл по щеке Грегори рукой.

— Боишься? — спросил Грег, всё так же продолжая улыбаться.

— Мне всё равно. А вот тебе, судя по всему, стоит за собой следить.

— Мне плевать, кто и что решит.

Дэниэл рассмеялся.

— Поэтому и… — что поэтому, он не знал. Иногда узнавание находило на него с такой силой, что лицо Грега будто бы становилось в пазы, существовавшие в его голове. Он был уверен, что уже видел эту улыбку и слышал эти слова, но по-прежнему не мог понять, где и когда.