Я замираю. Действительно не думала о Максе как об отце в моей вендетте против него. А Сиси действительно удивительная девушка. Часть меня хочет верить, что он хороший парень. Ведь раньше так и думала, но была явно ослеплена своей влюбленностью в него. Теперь эти чувства исчезли.

И ты озлобилась.

Нет, это не так.

Да, озлобилась.

Внезапно я чувствую себя полной задницей.

— Я не говорю, что он плохой отец…

— Просто не очень хороший парень, — быстро отвечает Нат.

Ну, когда ты так говоришь, конечно, это звучит глупо.

Она берет тарелки и салфетки и встает прямо передо мной.

— Послушай, я не знаю, что с тобой происходит, но Макс — один из моих лучших друзей. Если у тебя с ним проблемы, которые даже не являются проблемами вообще, у тебя проблемы со мной. — Мои щеки пылают от ее нотации. — Я знаю, что он немного кокетничает, но он отличный парень. Щедрый, веселый, добрый и заботливый. Он один из хороших парней. — Она смотрит мне прямо в глаза. — Черт, да Макс бы снял с себя последнюю рубашку для того, кто в ней нуждается!

Я закатываю глаза от явного преувеличения, и она собирается уходить. Выйдя из кухни, снова поворачивается ко мне. Сердце сжимается, когда замечаю разочарование в ее глазах. Понизив голос, она произносит:

— Я видела, как он это делает.

Мое горло сжимается от стыда. Иногда бывает трудно проглотить собственную чушь. Сердце замирает, и мне вдруг отчаянно хочется вернуться домой. Прежде чем я успеваю хорошенько подумать о том, что сказала Нат, возвращаюсь в гостиную, заламывая руки.

— Ребят, мне очень жаль, но я вдруг почувствовала себя не очень хорошо.

К моему абсолютному ужасу, первым ко мне подходит Макс. Он стоит в футе от меня, изучая мое лицо.

— Ты побледнела, — бормочет он и, как будто у него нет другого выбора, кладет руку мне на плечо и говорит: — Пойдем. Я провожу тебя домой.

Тот стыд, который я испытывала раньше? Он поглощает меня с головой.

Боже. Какая же я стерва.

В данный момент это уже чересчур. Я делаю шаг назад и смотрю в пол.

— Нет, останься. Это по соседству. Со мной все будет в порядке.

Нат подходит ко мне сбоку и лжет ради меня.

— О, дорогая, ты говорила, что чувствовала себя неважно, но я не думала, что все так плохо. — Она обнимает меня и шепчет: — Все в порядке. Иди домой и отдохни.

— Прости, что я сегодня такая бестолочь. Наверное, просто ошеломлена, — бормочу я в ответ.

Она кивает мне в плечо.

— Все нормально. Я знаю, каково это.

Мы расходимся, и она улыбается мне. Настоящей улыбкой, которая успокаивает мою душу. Я не понимала, как сильно нуждалась в ней, пока не увидела ее.

Направляясь к двери, оборачиваюсь и бормочу жалкое подобие прощания.

— Увидимся, ребята. Простите.

Тина кричит:

— Возьми с собой кексы!

О, боже мой! Это именно то, что мне нужно. Я улыбаюсь ей, прежде чем подойти к ярко-фиолетовой коробке с кексами. Обычно Тина сама их готовила, но поскольку она была на работе, они купили их в пекарне рядом с работой. Нат говорит, что они почти такие же вкусные, как у Тины.

Не думаю, что что-то может быть лучше, чем выпечка Тины. Открываю коробку и подавляю вздох. Какая красота! В коробке три различных вида. И улыбаюсь про себя. Все кексы, о которых я просила. И какой же из них взять? Это очень трудное решение. Карамельные очень вкусные, но и с ванильным кремом тоже. С шоколадной помадкой — просто объедение. Мне нужно взять только один? Я не знаю, какой кекс-этикет в Нью-Йорке! У нас дома — кто успел тот и съел, и повезет, если вам вообще достанется хоть один из них, потому что, давайте будем честными... кто вообще ест только один кекс? Такого не бывает.

Я тянусь за карамельным, но тут же отстраняюсь.

Ладно. Ванильный крем. Да, беру с ванилью.

Тянусь к нему, но снова отстраняюсь. Боже, я здесь разрываюсь. Интересно бывает ли невротическое расстройство из-за кексов? Шоколадная помадка всегда восхитительна. Хочу взять один из них и снова колеблюсь.

Решительно подхватив всю коробку, смотрю на банду.

— Я возьму все.

Прежде чем кто-то успеет что-то сказать, выскакиваю за дверь со своей добычей. Закрыв ее за собой, лезу в коробку, беру карамельный кекс, снимаю обертку и запихиваю все в рот. Сладкая соленость обволакивает вкусовые рецепторы у меня во рту, я чувствую густую глазурь на губах и впадаю в то, что называю сахарной лихорадкой.

Я живу ради этого.

Разговаривая сама с собой, прислоняюсь к стене и бормочу:

— О, Боже милостивый. Да.

Сглатываю, вздыхаю и возвращаюсь в квартиру, чувствуя себя немного лучше.

Или, по крайней мере, притворяюсь, что это так.

Макс

Бедняжка Елена.

Она выглядела не очень хорошо. Я имею в виду, она выглядела красиво, но казалась немного не в себе. Даже слепой мог бы увидеть, насколько девушка хорошенькая. Густые каштановые волосы почти касались ее талии. Ярко-зеленые глаза, которые даже ярче, чем у Нат, и длинные черные ресницы, делающее ее глаза огромными. Дерзкие сиськи, и лучше всего…

Задница.

Черт бы меня побрал прямо сейчас.

Девушка чувствует себя дерьмово, а я смотрю на ее упругий круглый персик. Я плохой, очень плохой человек.

Теперь, когда я думаю об этом, «хорошенькая» — недостаточно сильное слово для нее. «Ошеломляющая» может быть достаточно близко, но даже это звучит слишком плоско, чтобы использовать для кого-то, кто окружен светом. Она буквально светится, когда улыбается. Что заставляет меня задуматься, почему я никогда не замечал ее раньше.

Пиццу доставляют вскоре после ее ухода, и мне нужно пиво.

— Пиво? – кричу я.

Все парни поднимают руки. Я иду на кухню, где Нат готовит салат к пицце. Открываю холодильник и достаю четыре бутылки пива. Когда выпрямляюсь, говорю ей:

— Схожу в соседнюю квартиру, узнаю, не хочет ли Елена кусочек.

Нат напрягается и долго молчит. Наконец она произносит:

— Думаю, не стоит.

Я пожимаю плечами.

— Почему? Она твоя сестра. И она не очень хорошо себя чувствует. — Я делаю паузу, прежде чем добавить: — Она классная.

Она издает сдавленный звук, прежде чем попытаться связать слова вместе.

— Ну, просто она... э-э... она, ну... — она съеживается, прежде чем объяснить очень-очень медленно, — она не самая большая твоя поклонница, Макс.

Воздух со свистом вырывается из моего рта. Я не понимаю. Такого со мной еще никогда не случалось. Моргаю, глядя на нее, прежде чем спросить:

— Что?

Нат продолжает возиться на кухне.

— Сама в шоке. Это очень странно. Иногда я не могу поверить, что мы родственники.

Я все еще в шоке.

— Но почему? — в замешательстве спрашиваю я.

Она пожимает плечом.

— Ну, она говорит, что ты все время флиртуешь.

Какого черта?

— Я холостяк! Мне позволено флиртовать! — бормочу я, защищаясь.

— Кому ты это рассказываешь.

У меня отвисает челюсть. Я не могу понять, что мне говорят.

— Тогда почему?

Нат поворачивается и подходит ко мне с выражением сочувствия на лице.

— Иногда люди не любят других людей, и им не нужна причина. Так случается, дорогой.

Теперь мне просто грустно.

— Но меня все любят. Я очаровашка.

Она притягивает мое лицо к себе и целует в лоб.

— Если это что-то значит, я думаю, что ты самый лучший после нарезанного хлеба.

Я стараюсь не дуться, но это трудно. Очень трудно.

— Почему я ей не нравлюсь? Она мне нравится.

— Оставь все как есть. Не заморачивайся.

— Ни за что! — Решимость пульсирует в моих венах. — Теперь остается только одно.

Нат подозрительно смотрит на меня.

— Я почти боюсь спрашивать.

Шагаю к двери.

— Я собираюсь подружиться с ней.

— Ничего не выйдет, Макс. Ты не можешь заставить ее! — кричит Нат мне вслед.

— Увидишь!

Вызов принят.