Глава 5

Майкл

Звонок поступил в понедельник утром и прошел примерно так, как я и ожидал. Элиза Харел из «Нью-Йоркера» принесла огромные извинения и солгала за агента Калеба Брайта, который, вероятно, солгал за него.

— Произошло какое-то недоразумение, — сказала редактор. — Очевидно, автор хотел отменить интервью еще до того, как мы отправили тебя туда. Мне так жаль, я приношу извинения за причинённые неудобства.

— Значит, интервью не будет? — спросил я.

— Ну, мы работаем над этим. Но, Майкл, нам нравится твой стиль. Будем на связи, ладно? — Она быстренько отключилась. Каждый редактор, с которым я когда-либо общался, обладал этой способностью: способностью завершить разговор со скоростью ветра.

Я уже не спал (живя с собакой и девушкой, которая уходила на работу в семь, я редко ложился обратно) и сидел за своим столом. Поскольку мой ноутбук вышел из строя, я открыл блокнот на одном из своих игровых компьютеров. Я хрустнул костяшками пальцев и напечатал вывод: «Калеб Брайт – сукин сын».

Вот. Это вся характеристика, которой он заслуживал.

Я никогда не забуду, как он смотрел на меня, со смесью ужаса и отвращения, словно я мутант. Он держался подальше от меня, практически прижавшись к самой дальней стене или отгораживаясь мебелью, когда мы находились в одной комнате. Что же я сделал не так? Может быть, нужно было последовать совету Николь и одеться более формально, но даже в этом случае футболка и джинсы не заслуживали такого поведения автора.

Он повел себя как псих. Может, он боится крови? Неужели я совершил непоправимую ошибку, разбив лицо на его дорожке?

С одной стороны, он злился на меня, а с другой – боялся.

И он так сильно изменился по сравнению с фотографией 2010 года. У него были такие же вьющиеся черные волосы, но теперь длиннее, взъерошенные, падающие на глаза и свисающие крупными кольцами на шее. У Калеба Брайта была бледная кожа, загар сошел, лицо было изможденным, а под глазами залегли тени.

Я почувствовал жалость.

Был ли он болен? Он выглядел так, будто умирал от какой-то тяжелой болезни.

Я неумышленно терроризировал его, я был в этом уверен, но как именно?

Последняя, самая раздражающая часть головоломки сложилась позже, во время моего стрима. Две тысячи долларов от единственного человека, кто знал о сломанном ноутбуке, то есть от Калеба Брайта. Я даже Николь не говорил. Она так безжалостно допрашивала меня о встрече (и моей травме), что у меня не было желания пересказывать что-либо снова.

Я также не завез ноутбук в Apple Store, потому что был уверен, что смогу починить его самостоятельно или, по крайней мере, восстановить жесткий диск.

Значит, две тысячи долларов могли поступить только от Брайта.

Но он уволил меня. Он планировал уволить меня, как только выпроводил из своего дома, если не раньше. И он не похож на человека, который бросает две тысячи долларов из чувства вины. Нет, он совсем не похож на такого. Я вспомнил его темный, яростный взгляд и вздрогнул. Когда я впервые поднял на Калеба глаза, я действительно подумал, что он может напасть на меня.

Я медленно поворачивался в своем офисном кресле из стороны в сторону.

Я напечатал пост с телефона: «Сегодня стрима не будет – выходной».

Освежил воду и еду у Фурио, убедился, что собачья дверка открыта, выписал чек на две тысячи долларов и поехал в Озера Красного Пера.