Глава 40

Калеб

После того, как я закончил рассказ про Джейми, я хотел уехать домой, но чувствовал себя слишком хреново, чтобы вести машину. Даже после того, как меня вырвало, я все еще находился под сильнейшим кайфом.

Майкл дал мне запасную зубную щетку, и я привел себя в порядок, побрызгал водой на лицо и завязал волосы.

Чтобы как можно лучше вспомнить прошлое, нужно погрузиться туда. Представить немыслимое: Джейми, висящего в своей гардеробной больше недели, – значит побывать там. Я не хотел отравлять мысли Майкла этими образами. Этого заслуживал только я.

Мы сидели на крошечной веранде, и я курил.

— Прости, — сказал я. — Меня занесло не в ту степь.

— А? — Майкл рассеянно посмотрел на меня.

—То, что я рассказал тебе. Это было совсем не вовремя.

Он глотнул воды из бутылки.

— Я же сам спросил.

— Ты не мог знать, о чем спрашиваешь. — Я положил руку ему на плечо. — Я-то знал. И должен был рассказать тебе в другой раз.

— Ох.

Возможно, Майкл не понял, что я имел в виду – мы впервые занимались сексом, а я уничтожил это событие своей личной ужасной историей – или, возможно, его это вообще не заботило.

— Пойдем внутрь, — сказал я. — Холодно.

Я налил себе выпить, а Майкл сел на диван и уставился на меня. Он никогда не выглядел так молодо, его волосы растрепались, а глаза были остекленевшими.

— Ты не видишься со своим сыном? — спросил он.

— Раз в год, летом, если что. Мы собираемся вместе в доме моих родителей на острове Мартас-Винъярд. Они были в ярости из-за развода. В моей семье не разводятся. Но Корал им ничего не рассказала. Она выполнила свою часть сделки.

— Все они думают, что ты позволил ей получить полную опеку без боя?

— Да. Я сказал родителям, что она так пожелала, и что я не хочу идти в суд по этому вопросу. Я сказал, что мы с ней сами разберемся с нашими договоренностями.

— И ты перестал публиковаться.

— Верно.

— Ты позволил ей сделать это с тобой?

— Я сам сделал это с собой, Майкл.

— Какой тебе вообще в этом прок? — Майкл был слишком накуренным, чтобы контролировать себя; он был вполне обоснованно ошеломлен. — Твоя семья все еще разговаривает с тобой? Семья Джейми не знает, что они довели его до самоубийства, будучи фанатиками? Как это может чего-то стоить?

— Не надо. — Я кинул на него предупреждающий взгляд.

Из Майкла вырвался легкий пораженный смешок.

— Видишь? Этот взгляд... Я бы поклялся, что ты никому не позволишь обращаться с собой по-свински, но это все уже переходит всякие разумные границы.

Майкл не понимал, что меня, в общем-то, не удивляло. В жизни людей, у которых нет моральных ориентиров, нет ничего значимого, важного и ценного. Если бы Джейми умер, а я вернулся к своей блестящей литературной карьере и к хорошим отношениям со своим сыном, то не было бы никакой цены за допущенные мною ошибки. Смерть Джейми стала бы бессмысленной и не несла бы расплаты для меня. И Корал заслужила свой счастливый мир: верный муж рядом, наш сын, растущий в надежном, спокойном и здоровом доме. Она заслужила справедливости.

— Пусть каждый останется при своем мнении, — ровно сказал я.

Снова истерический смех вырвался из Майкла.

— Я не знаю. Наверное.

Вместо того чтобы попытаться протрезветь, я напился сильнее. Мы прогулялись, посмотрели фильм, и Майкл показал мне свою установку для стрима. За четыре года я более или менее научился разделять прошлое и настоящее. Однако для Майкла история была слишком свежа, чтобы ее игнорировать. Он продолжал делать короткие, озадаченные комментарии: «Я не могу поверить, что ты совсем не видишь своего сына» и «Я не могу поверить, что его родители не знают, почему он умер», пока я не сказал:

— Оставь это.

Что он и сделал.

Тем не менее мне не нравились те незначительные изменения в том, как он смотрел на меня, как будто жалел или как-то сомневался во мне. И я ненавидел его оценку ситуации – меня. Я бы поклялся, что ты никому не позволишь обращаться с собой по-свински, но это все уже переходит всякие разумные границы.

Вечер растекался акварелью, слишком много бурбона, а потом мы плавно перешли на дешевую водку, которая имелась у Майкла. Я смотрел, как он играет в компьютерную игру. Это очаровало меня: его громоздкая гарнитура и оживленные объяснения, и мне хотелось уложить его в постель, но настроение ни одного из нас не сопутствовало.

Около десяти Майкл сказал:

— Ты должен остаться на ночь. Ты не можешь ехать домой.

— Только если ты не против, — ответил я, и это последнее, что я запомнил.