Глава 43

Майкл

Кэл принял пятиминутный душ, вытерся за занавеской и направился к шкафу. Я отверг Кэла по меньшей мере три раза, и он выглядел раздраженным. Одевшись в светлые штаны и рубашку Хенли, он сбежал вниз по лестнице, словно меня тут не было.

Я знал, что эти штаны были ради меня. Смотри, Майкл: никакой крови.

Пока Кэл мылся, я сунул его нож в чехол для ноутбука. Я хотел выбросить его, но это был «Бенчмэйд» (Прим. пер.: Benchmade – марка высококачественных ножей из стали высшего сорта), а значит, стоил больше ста долларов, и в любом случае, если бы Кэл действительно хотел пораниться, на кухне были десятки ножей. Я не мог выбросить их все. Я не мог заменить его посуду пластиковыми приборами. Я не мог следить за ним всю оставшуюся жизнь.

Я угрюмо протопал в гостиную и сел на диван.

Калеб находился у плиты и что-то готовил. Каждое скольжение и звон столового серебра заставляли меня вздрагивать. Должен ли я был принять душ с ним? Мог ли он, так или иначе, навредить себе сейчас? Находился ли он в пяти секундах от того, чтобы вонзить кухонный нож себе в живот?

Напряжение действовало мне на нервы, все мое тело звенело от страха.

— Майкл.

Я поднял глаза. Кэл поставил две тарелки на кухонный стол.

— Завтрак, — сказал он.

— Ох. — А теперь я чувствовал себя придурком. Я побрел и сел перед омлетом и стаканом апельсинового сока.

— Я надеюсь, ты любишь шпинат.

Я бросил на него подозрительный взгляд.

— Шпинат вполне подойдет.

Кэл сел рядом со мной, помолился и стал нарезать омлет. Листья шпината и сыр растягивались между тонкими слоями яйца.

— Я в порядке, — сказал он. Будто действительно мог читать мои мысли. — Мне просто нравится шпинат.

— В прошлый раз ты потерял сознание...

— Я просто устал. Я заснул.

— Нет, ты потерял сознание. — Я уставился на свой омлет, рот наполнился горечью. — Ты мог умереть. Я бы даже не понял. Или тебе могло понадобиться медицинское вмешательство, а я бы сидел там, как идиот, когда следовало бы звать на помощь.

— Что конкретно ты хочешь? — Кэл опустил вилку.

Я хотел, чтобы он остановился. Я хотел, чтобы он был свободен. Я хотел изменить то, как он видел себя и мир.

— Я хочу, — я прочистил горло, — остаться на ночь.

— Тебе от этого станет легче?

Я кивнул, потому что технически это заставит меня чувствовать себя лучше, на одну ночь.

— Хорошо. Флаг тебе в руки. — Он продолжил есть.

— Можно я тебе кое-что покажу?

Он даже не оторвал взгляда от еды.

— Конечно.

Я достал резинку для денег из чехла ноутбука. Я не мог поверить, что в самом деле делаю это. В этом месте просто напрашивается цитата об отчаянных временах (Прим. пер.: Майкл имеет в виду афоризм «Desperate times call for desperate measures» – «Отчаянные времена требуют отчаянных мер»).

— Я прочитал об этом способе в интернете. — Я взял его руку, и резинка обернулась вокруг запястья. — Так что, когда ты захочешь... — Темные глаза буравили меня. Я чуть не потерял самообладание. — Ну, это отвлекающая техника. — Я осторожно оттянул и щелкнул резинкой.

Некоторое время Кэл продолжал смотреть на меня в упор, и мне стало интересно, как он поступит: рассмеётся мне в лицо или выгонит вон. Он не сделал ни того, ни другого.

Вместо этого он провел большим пальцем по моей щеке и грустно улыбнулся.

— Понятно. Спасибо.

Как всегда, его нестандартная реакция обескуражила.

— Да не за что. Были и другие варианты. Конечно, некоторые из них были глупыми, но...

— Но этот оказался не таким.

Сухая ирония в его голосе не задела меня. Я сунул кусочек омлета в рот и проглотил его вместе со стоящим в горле комком. По крайней мере, я попытался.

— Это была шутка, — сказал он.

— Не смешно.

— Ты не позволяешь мне обнять тебя. Не позволяешь показать тебе мою привязанность. — Кэл оттолкнул свою тарелку. — Я не знаю, как тебя еще успокоить.

— Ты считаешь, что проявлять ко мне привязанность – неправильно. Ты понимаешь, почему я не могу позволить тебе делать это, если ты так это воспринимаешь?

— Честно? Нет. — Он казался искренне растерянным. — Я знаю, что это неправильно, но это между мной и Богом. Это не твоя проблема.

— Моя, если ты… — Мои руки дрожали. Почему об этом так сложно говорить? — Если ты делаешь такое с собой. Это становится и моей проблемой.

Он не ответил.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, что это не является неправильным? Что, если твоя семья и ваша религия ошибаются на этот счет?

Его молчание становилось зловещим.

— Я не пытаюсь быть грубым, — продолжил я, — но христианство – это…

— Моя очередь показать тебе кое-что. — Кэл извинился, пошел в кабинет и вернулся с коробкой для рукописи. Он подтолкнул ее ко мне. — Открой.

Мой пульс ускорился, когда я поднял крышку.

В коробке лежала пачка бумаг, а на главной странице было написано «Дом веры», Калеб Брайт; ни одна из его изданных книг не носила такое название.

— Это…

— Мой четвертый роман, — сказал он. — Я перестал публиковаться. Но я не переставал писать.

Я перевернул титульный лист.

— Могу я?..

— Действуй. — Он вытряхнул сигарету из пачки. — Ты можешь написать о ней в своей статье. Как тебе такой расклад?

— Ты серьезно?

— Да. Пиши об этом все, что захочешь, — он указал на рукопись, — при условии, что будет очевидно, что я не стану ее публиковать. Это сведет людей с ума.

— Кэл, это... — Я покачал головой. — Это грандиозно.

— Я знаю. — Он отнес свою тарелку в раковину. — Ты заслуживаешь этого.