Глава 14

Майкл

Мне трудно было оторваться от прекрасного виски Кэла, но нужно протрезветь перед поездкой домой. А у него останавливаться причин не было, и он пил до самого вечера. Похоже, ему понравился сериал «Клан Сопрано», время от времени Калеб даже посмеивался.

Позже, около восьми, он закрутил крышку на бутылке виски и встал, сильно нахмурившись.

— Тебе пора, — сказал он.

Я заторопился, заталкивая свой ноутбук в чехол и хватаясь за пальто. Кэл даже не взглянул на меня, словно в этом не было ничего необычного.

— Ты сможешь вести машину? — с запозданием спросил он.

— Определенно. Я выпил свой последний бокал четыре серии назад.

— Ты уверен? Я мог бы вызвать тебе такси или забронировать отель. — Его голос едва выдавал то количество алкоголя, которое он употребил в течение последних нескольких часов на моих глазах.

Такси, гостиница... Отключиться на его диване, по-видимому, не было подходящим вариантом. Может, ночью Калеб Брайт превращался в волка.

Я улыбнулся, пока шел к двери, и он заметил мою улыбку.

— Над чем смеешься?

Для того, кто едва смотрел в мою сторону, он почти ничего не упускал.

Я ответил без колебаний, с мрачным выражением на лице:

— Я подумал о том, насколько очевидно, что ты оборотень.

Он даже бровью не повел.

— Неужели это настолько очевидно?

— Боюсь, просто вопиюще. И да, я уверен. Не беспокойся.

— Остановись, если устанешь в дороге.

Это были, пожалуй, самые участливые слова, которые он сказал мне на сегодняшний день, и мне понадобилось полсекунды, чтобы оценить это, прежде чем открыть дверь.

— Непременно. Кстати, не стесняйся использовать мою учетную запись HBO в любое время. Мой пароль должен сохраниться.

Я быстро вышел, пока все не пошло наперекосяк.

Я пришел к выводу, что сделал правильно, вернувшись в Красные Перья, несмотря на то, что мне было страшно. Любой человек, находящийся в здравом уме, отговорил бы меня от этого, но мне было все равно.

Кроме того, я всегда мог списать на то, что вернулся из-за работы для «Нью-Йоркер», из-за возможностей. Но это не было правдой. Я вернулся из-за Калеба, и это того стоило. Мы наконец-то пришли к какому-то непонятному виду отношений – еще не совсем дружба, но уже и не просто знакомство – и меня совсем не волновало, что за порыв заставил его приложить меня о стену. Мне действительно было все равно.

Вторник прошел почти на грани возможностей. Я разместил новый график трансляций в своих социальных сетях (дополнительные часы по вторникам и четвергам, бонусные трансляции по выходным), а затем запустил стрим, который продлился с восьми утра до шести вечера. Это был изнурительный марафон. Задница онемела даже в игровом кресле DXRacer (Прим. пер.: специализированные кресла особой конструкции, разработанные специально для геймеров и киберспортсменов), а это о чем-то да говорит. Я прошёл четыре игры. И был раздражительным и измотанным к шести.

Я не раз задавался вопросом, смотрел ли Кэл мои стримы. В некотором смысле, он имел на это полное право. Ведь я наблюдал за его жизнью, изучая его прошлое.

В среду я позаботился о том, чтобы появиться у него дома после пробежки.

Должно быть, я выбрал подходящий момент. Когда я вошёл, Кэл стоял на кухне и выжидающе смотрел на кофейник. Его волосы были влажными. Он был одет во все черное, снова, как будто жил в состоянии постоянного траура.

По-моему, он даже не взглянул на меня. Автор в своем истинном воплощении. Я опустил глаза и направился к дивану. Мои губы дрогнули, я потер их, как будто это могло подавить смех, щекочущий мое горло. Беспомощно, я представлял себе эту сцену, как что-то подобное из передачи «Планета Животных»: на заднем плане играет этническая музыка, Кэл пялится на кофейник, я прокрадываюсь в дом, и какой-то британец повествует: «Журналист не поднимал головы, демонстрируя полное подчинение. Писатель признает более слабого самца только в том случае, если...»

— Что на этот раз? — спросил Кэл.

Я подпрыгнул.

— Доброе утро.

– Что тебя опять развеселило?

Я быстро подумал, пытаясь сформулировать тот образ, что возник у меня, но затем поднял руки, сдаваясь.

— Пожалуйста, не заставляй меня озвучивать это.

Кэл вытащил нож для резки овощей из держателя так стремительно, что лезвие завибрировало и тонко зазвенело.

— Не заставляй меня использовать это.

Выражение его лица было настолько жестким, что мне потребовалось время, чтобы понять, что это шутка. Потом я дико смеялся, отчасти над ним, отчасти над своими мыслями, но по большей части от облегчения. Кэл был в отличном настроении.

— Хорошо, эм-м… Когда я только вошел сюда, я… — я снова засмеялся, сжимая переносицу. — Кэл, эти вещи звучат забавнее в моей голове.

— Нет, они определенно становятся забавнее, когда ты пытаешься их объяснить.

Я вздохнул и покачал головой.

— Ладно, в моей голове это выглядело как телевизионная программа о природе. Знаешь, с джазово-тропической музыкой джунглей на заднем фоне и повествованием какого-то парня?

Он бросил на меня длинный сухой взгляд.

— Продолжай.

— Потому что ты просто стоял там, а я всё, — я неопределенно махнул рукой, краснея, — пытался не привлекать внимания, словно прячусь.

Он налил себе чашку кофе и подошел к двери веранды. Я подумал, что он, возможно, выйдет покурить и оставит меня наедине с моими тараканами, но он заговорил после паузы:

— Если бы мы оба были хищниками, я бы давно тебя прогнал.

— Именно, — усмехнулся я. Он правильно меня понял.

— Может быть, мне даже не пришлось бы, — продолжил он задумчиво. — Ты был бы тем львом, который сам себя угробит, случайно свалившись со скалы.

Я предположил, что он намекал на мое падение на дорожке. Я затрясся от смеха.

— Это удар ниже пояса, приятель.

— Кстати, как твой порез?

— Если честно, было не так уж и круто какое-то время, но...

Калеб появился передо мной внезапно, обойдя вокруг дивана.

— Ещё в понедельник ты сказал мне, что все в порядке. Всего лишь царапина.

— Ну, я не хотел тебя беспокоить, и сейчас это…

— Не лги мне, — сорвался он. — Дай посмотрю что там.

Сегодня у меня был обычный пластырь на ране, и ссадина, наконец, заживала. Розовая воспаленная кожа вокруг нее вернулась к нормальному тону, а корка и слизь исчезли. Кэл выглядел так, словно собирался сам сорвать пластырь, поэтому я осторожно снял его.

Кэл еще никогда по своему желанию не стоял так близко ко мне. Ухватившись за мой подбородок, он наклонил мое лицо, чтобы лучше рассмотреть. Я замер с широко распахнутыми глазами. Это не было похоже на то, как он припечатал меня, – этот жест был продиктован заботой – но это все равно меня напугало.

Пока Кэл осматривал рану, я благодарил звезды за то, что не солгал, и что рана на самом деле выглядела лучше. Наконец он издал тихий пренебрежительный звук и отпустил меня.

— Не лги мне больше, — сказал он.

Затем он ушел, пулей выскочив на веранду, и мне стало любопытно, не испортил ли я ему настроение.

Похоже, что нет. Покурив, он вернулся и стал говорить со мной, расхаживая туда-сюда по кухне:

— Я достал эти альбомы для тебя. Это семейные фотографии, и тому подобное. Ты можешь взглянуть на них.

Я принес свой ноутбук на кухонный стол, где Кэл сложил четыре больших фотоальбома.

— О, ничего себе.

Это было так же удивительно, как и осмотр моего лица. Учитывая наши первые две встречи, я думал, что мне придется вытягивать из его уст каждую частичку информации.

— Это замечательно.

Я открыл первый альбом.

— Все фото подписаны. В основном на них мои родители, моя сестра и я, некоторые двоюродные братья, тети и дяди. Бабушка и дедушка тоже, но они уже скончались.

Он поведал мне о своем детстве в Массачусетсе, которое, как он утверждал, было счастливым и заурядным, и некоторые истории из жизни его семьи. Его дедушки и бабушки, убежденные христиане-евангелисты, покинули Англию и Новую Зеландию, и в качестве миссионеров перебрались в Бразилию. Они основали церкви и вырастили там своих детей, а один из его дядей все еще продолжал их работу.

— Он проводит большую библейскую конференцию каждый год. Это в джунглях, в отдаленных районах страны. Там лишь телефонная будка, и нет интернета. Тысячи людей приходят послушать выступающих. Это потрясающе.

— Ты бывал там?

Я лихорадочно печатал, делая заметки так быстро, как только мог.

— О да. Несколько раз. Все проповеди ведутся на португальском, но я владею им достаточно, чтобы понимать. Но что я действительно люблю, так это само место. Жару, дождь, деревья. Можно встретить диких голубых ара, коралловых змей, обезьян. Это нечто, как будто в каком-то фильме.

— Тебе нравится… природа, — осторожно заметил я. — Труднодоступные районы.

Кэл перестал ходить и сердито посмотрел на меня.

— Пожалуйста, смотри глубже, Калеб Брайт – это отшельник в духе Сэлинджера.

Я засмеялся.

— Я не собирался ехать туда, не волнуйся.

— Хорошо. Я больше не писатель. Я не публикуюсь. Я просто человек, живущий в доме в горах, как и все остальные здесь. Все эти закидоны писателя-затворника закончились, и все это так нелепо.

Он продолжал расхаживать, рассказывая о том, как его родители переехали в Америку, где родились он и его сестра, о работе его отца (в области хирургии) и его матери, домохозяйке. Все это было до невозможности обычным. Они посещали церковь всей семьей на протяжении нескольких поколений, и так продолжалось до сих пор. Этот угрюмый мужчина, стоящий передо мной, который курил и пил, и иногда ругался матом, очевидно, ходил в церковь каждое воскресенье.

Это то, что я еще должен был увидеть.

Его родители живут в Кембридже, штат Массачусетс, на Винограднике Марты. Его сестра замужем, и у нее два маленьких сына. Она часто навещает Калеба, и он видится со своими родителями каждое лето.

— Моя семья для меня всё, — сказал он. — Моя семья и моя вера.