Глава 6
Йео
Десять лет
Движущийся грузовик медленно пятится к старому серому дому. Любопытство просто убивает меня. Мама велела мне оставить их в покое — и неважно, кто они, — но я не могу. Я должен знать, есть ли у новых соседей дети, с которыми можно поиграть. Иногда я играю с Джейком, моим соседом. Но он по возрасту ближе к Баркли. Когда отец приводит к нам домой моих братьев, то Джейк старается вести себя как взрослый. Он любит общаться с ними, а не со мной. Меня раздражает, что он слишком хорош, чтобы играть со мной, когда Дин и Баркли поблизости.
Автомобиль гудит мне, и я резко сворачиваю с улицы. От неожиданности шины моих колес врезаются в обочину. Я слетаю с велосипеда и падаю в траву перед серым домом. Это самый большой дом на нашей улице. Но и самый уродливый. Иногда я слышу музыку, раздающуюся из него. Когда я плохо себя веду, мама грозит, что запишет меня на уроки фортепиано к старой женщине, которая там живет. Но до сих пор мне удается избежать эту участь.
Я сижу на коленях и осматриваю царапину у себя на локте. Она жжет, но моего любопытства не уменьшает. До смерти хочу узнать, кто переехал в этот дом. Кажется, я уже несколько часов жду хоть какой-нибудь признак присутствия ребенка. И я почти сдался, когда увидел ее.
Длинные темные волосы убраны с ее лица белой лентой. Большие голубые глаза, которые кажутся грустными. Почти хрупкое на вид, крошечное тело. Меня охватывает беспокойство, когда я задаюсь вопросом, подхватит ли ветерок девушку, которая, кажется, примерно моего возраста, и унесет ее прямо от меня.
Кряхтя, я поднимаюсь на ноги и отряхиваю ладонями колени. Девочка плюхается на нижнюю ступеньку, пока грузчики заносят мебель в дом. На ее джинсах большие дыры на коленях, а футболка выглядит на три размера больше, чем нужно. Если бы мои братья были здесь, они бы, наверное, дразнили ее и называли мальчиком. Эта мысль приводит меня в ярость. Я быстро отмахиваюсь от нее.
— Привет.
Она поднимает свои ясные глаза и смотрит прямо в мои. Ее глаза не сверкают и не светятся игривостью, как я привык видеть у большинства детей нашего возраста. Вместо этого они скрывают тайны. Тайны, которые — я решаю это прямо в тот момент — я раскрою. Я сделаю все для этого.
— Привет.
Я провожу грязными руками по своим волосам и пытаюсь улыбнуться. Но девочка остается серьезной. И это делает меня несчастным. Мне до смерти хочется узнать, блестят ли ее глаза от ее улыбки.
— Я — Йео.
Ее губы слегка изгибаются. И я мысленно хвалю себя за то, что почти заставляю ее улыбнуться.
— Я — Кейди.
— Как кузнечик (прим. Kadydid в переводе кузнечик)?
Она мило морщит носик.
— Что за кузнечик?
— Жук такой. Он маскируется под листья. Я делал доклад на эту тему в третьем классе.
Девочка прищуривает глаза и внимательно меня рассматривает.
— Я умею подражать своему коту, Уискерсу. Мне его друг подарил, — хвастается она. Неожиданно она встает на четвереньки и начинает ползать передо мной. — МЯЯЯЯЯЯЯУ.
Я громко смеюсь.
— Твой кот ужасно мяукает.
— Он не ужасный, — дуется Кейди. — Он милый. Это черно-рыжий, полосатый кот. Хочешь с ним познакомиться?
Я энергично качаю головой и поднимаю вверх ладони.
— У меня аллергия на кошек.
— МЯЯЯЯЯЯЯУ, — мяукает она и трется головой о мое колено.
Я протягиваю к ней руку и глажу ее мягкие волосы.
— Ты странная девочка, Кузнечик.
Она поднимается и улыбается во все тридцать два зуба. Я выше нее на несколько дюймов, но мне нравится, что она меньше меня. Рядом с ней я чувствую себя большим и сильным. Я могу быть ее защитником.
— Ты тоже странный. Ты китаец? Иногда бабушка берет нас в китайский ресторан. Там дают печенье с предсказаниями. В последний раз в моем было сказало: «Приглядись к кому-то особенному». Ты особенный? — спрашивает Кейди, мило морща свой носик.
— Не совсем. Я родился в Сеуле, Северной Корее. Я не китаец. Есть разница, — многозначительно говорю я ей, приподняв бровь.
Я пытаюсь произвести на нее впечатление. Но я не уверен, что знаю разницу между китайцем и корейцем. Только то, что пыталась передать мне мама о моем месте рождения и наследии. Большую часть времени мне очень хочется кататься на велосипеде или доставать Баркли. Я заставляю его слушать, как моя мама посещала дворец Кёнбоккун или как она ходила с нашим отцом в музей Корейской войны, где он валял дурака, пытаясь говорить по-корейски. Судя по словам мамы, там он сильно оплошал. Все эти рассказы я пропускал мимо ушей — меня всегда что-нибудь отвлекало. Теперь мне жаль, что я не уделял этому больше внимания. Для Кейди.
— Звучит необычно. А я родилась здесь, в Моргантауне. И я не особенная, — ее взгляд опускается на мою футболку с изображением «Звездные войны». Внезапно я чувствую себя смущённым. Мои братья пользуются одеколоном и носят красивые рубашки. Дин уже водит машину. Я чувствую себя глупым под ее взглядом.
— Я не особенный, — уверяю я ее. Затем пальцем поднимаю ее подбородок, так что снова могу видеть ее грустные глаза. — Я точно не умею мяукать как кот из преисподней.
Кейди хихикает и отталкивает меня.
* * *
— Боунзу ты бы понравился. Он тоже любит говорить плохие слова.
— Боунз — твоя собака?
В ответ Кейди безудержно хохочет и немного театрально катается по траве около аллеи, обхватив живот руками.
— Он с ума сойдет, если узнает, что ты мог подумать, что он собака! — ее заразительный смех не оставляет меня равнодушным — мне тоже хочется смеяться.
— Он твой брат?
Кейди садится и скрещивает ноги. Затем срывает длинный стебель травы.
— Да, мне он как брат.
Моя улыбка становится шире, когда я понимаю — у меня теперь не один друг, а целых два. Мне больше не нужен Джейк. У меня есть Кейди и Боунз.
— Боунз! — кричит она в сторону дома.
Я поднимаю глаза и вижу пожилую женщину, вероятно, маму Кейди. Она пристально смотрит на меня, и ее губы превращаются в тонкую линию. У нее синяк под глазом. Точно такой Дин схлопотал от Баркли. Брат врезал ему за то, что он целовался с его девушкой. Синяк фиолетовый, опухший и уродливый.
Женщина нервно сглатывает и уходит.
Кейди стоит, прикрывая ладошкой глаза от солнца, и всматривается в дом.
— Может, он просит у моей бабушки что-нибудь перекусить? Это странно. Он всегда приходит, когда я зову его, — она снова поворачивает ко мне голову и смотрит на меня. Кейди закусывает нижнюю губу — обдумывает отсутствие ответа от этого Боунза.
— Давай, в следующий раз, когда приду, я принесу немного ттока, раз он так любит снэки. Ттока вкусные. Куда лучше, чем немые печенья с предсказанием, — говорю я ей с улыбкой.
Глаза Кейди загадочно мерцают на солнце. И я решаю прямо тогда — она будет моим лучшим другом. Мне нравится смотреть в ее красивые глаза и на ее грустную улыбку. Я надеюсь, ее «типа брату» я тоже понравлюсь.
— Что такое тток? (прим. тток — блюдо корейской кухни; пирожок, сделанный из клейкого риса (по-корейски «чхапссаль»).
— Что-то вроде рисовых пирожков.
Кейди притворяется, будто ее рвет.
— Гадость! Боунзу точно не понравится. Он любит «Читос». Принеси его.
— Хорошо.
* * *
Три дня подряд идет дождь. Мне до смерти хочется снова пойти к Кейди и познакомиться с Боунзом. Но мама не позволит кататься на велосипеде под дождем.
— Почему бы тебе не пригласить Джейка поиграть в видеоигры? — спрашивает она, отпивая глоток горячего чая. Воздух наполняется ароматом лимона и меда.
Я издаю стон, но не ухожу со своего места у окна, откуда виден двор Кейди.
— Я не хочу с ним играть. К тому же Баркли ему нравится больше, чем я.
За моей спиной откашливается отец. Он откладывает в сторону свою газету.
— Йео, иди сюда, — зовет он меня к себе.
Со вздохом, который не должен услышать мой отец, я встаю и иду к нему. Он хлопает себя по коленке, и я взбираюсь на нее. Хорошо, что Баркли и Дин сегодня со своей матерью. Они опять бы стали дразнить меня. Братья всегда говорят, что я — папенькин сыночек.
— Что тебя расстроило, сынок? — отец бережно обнимает меня, а я хмурюсь.
— Я познакомился с новой подружкой. Ее зовут Кейди. Каждый день идет дождь, а я хочу поиграть с ней.
Его тело напрягается от моих слов. Это заставляет меня вопросительно взглянуть на него. Отец хмурится, но все же произносит:
— Ребенок Нормана и Луизы?
Я пожимаю плечами:
— Я не знаю.
Он переводит взгляд на маму и слегка кивает ей головой. Затем снова поворачивается ко мне.
— Кейди живет в сером доме вниз по улице?
Я киваю.
— Я не хочу, чтобы ты туда ходил. Ты меня понимаешь?
Я резко поворачиваю голову к маме и говорю умоляющим голосом:
— Что? Почему нет? Мам, скажи ему, что Кейди хорошая.
Она не отрывает своего взгляда от чая и пьет его небольшими глотками.
— Послушай лучше своего отца.
Слезы гнева наворачиваются на мои глаза, и я соскальзываю с его колена.
— Ты противный, папа!
Я стремглав выбегаю из гостиной. Мои родители остаются в комнате и продолжают разговаривать приглушенными голосами. Добравшись до своей комнаты, я со всей силы хлопаю дверью и с чувством безнадежности падаю на кровать лицом вниз. Почему папа не разрешает мне играть с Кейди? Что не так с этой девочкой с такими красивыми глазами и грустной улыбкой?
Я плачу навзрыд. Сквозь горькие слезы я слышу, как открывается и закрывается дверь. Я знаю, что это мама, — она пахнет имбирём. Но от этого, казалось, успокаивающего запаха я плачу только сильнее. Мама берет от письменного стола мой стул и подвигает его к кровати. Она легонько хлопает меня по спине.
— Твой папа знает то, чего не знаешь ты, Йео. Он мудрый.
Я фыркаю и качаю головой.
— Но не об этом, мам.
Мама молча гладит меня по спине.
— Джа-ги-джа, — говорит она, спустя несколько минут, — ты же умный мальчик. Я доверяю твоему мнению. Если ты говоришь, что девочка хорошая, значит, она хорошая. Но будь внимательней. Боюсь, что папа больше беспокоится о ее родителях, чем о ней. Норман не такой хороший человек, как твой отец. Тебе лучше не играть там, если Норман будет дома. Можешь пообещать мне хотя бы это?