Глава 16

Йео

— Хм, и что за херня только что произошла? — спрашивает Баркли, садясь в свое кресло. Его лицо белое, как простыня.

У мамы и Пэтти на глазах слезы. Дин и папа одинаково нахмурятся. А Баркли выглядит так, будто болен.

— Норман.

Мой взгляд перемещается на стол. Новый стол. На новой столешнице Норман опять вырезает свое имя. Все сидят в шоке, пока он, злобно шипя, царапает на столе отвратительные вещи. То, что он собирается проделать со своей дочерью.

Я был слишком увлечен созерцанием его злобного лица, чтобы что-то сделать.

К счастью, заявился Боунз, как чертов герой, и избавился от него.

— Я в гребаной Сумеречной зоне, — бормочет Баркли.

— Слушай, — начал я. — Просто послушай...

Глаза всех присутствующих сейчас размером с блюдце. Я вижу ужас, написанный на их лицах. Ощущаю исходящее от них любопытство, но смешанное со страхом.

— Пожалуйста, оставайтесь здесь. Я пойду и посмотрю, что происходит наверху.

Папа кивает, обещая, что он проследит за тем, чтобы все нас дождались. Я встаю из-за стола и, поднявшись наверх, зову Боунза. Его нет ни у Кейди, ни в своей комнате.

* * *

— Боунз, — кричу я, двигаясь по коридору.

Вдруг из комнаты в конце коридора я слышу сладкий голос:

— О, Тыковка, — воркует Агата, когда я прохожу через дверной проем. — Норман всегда знает, как устроить бардак.

Я испытываю благодарность, услышав разумный голос. Агата благоухает как букет — ее парфюм содержит аромат роз. На ней шелковая блузка с цветочным принтом, которая некогда принадлежала бабушке Кейди, Рут, и длинная юбка. Я наблюдаю, как она стягивает волосы в пучок, а потом намазывает на руки жирный крем. Надев украшение из безвкусного жемчуга, она натягивает на лицо очки в толстой оправе. Они тут же сползают на кончик ее носа, где обычно и располагаются.

— Идем знакомиться с твоей семьей, Тыковка.

Агата шаркает по коридору в сторону лестницы, и я послушно иду за ней следом. Увидев фотографию Рут и Кейди, она останавливается. Проводит пальцем по слою пыли на ней и причитает:

— В моем возрасте становится все тяжелее поддерживать чистоту в этом доме. На днях мы собираемся нанять штат.

Я улыбаюсь ей.

— Спасибо, что помогаешь мне. Боюсь, ты единственная, кто сможет все объяснить.

Она успокаивающе похлопывает меня по руке. Затем обвивает мою руку своей, и мы не спеша спускаемся по лестнице. Завернув за угол, мы слышим приглушенный шепот, раздающийся из столовой. Взгляд отца скользит по Агате. На его лице мелькает миллион разных выражений: гнев, печаль, недоумение, а затем понимание. Папа понимает.

— Эй, все, — говорю я, мой голос хриплый и грубый. — Это Агата, она приготовила лазанью. Именно благодаря ей я не умираю с голоду, когда ухожу отсюда.

Дин чуть не захлебнулся водой. Баркли вытаращил глаза.

— Что за хрень, чувак?

— Попридержите язык, молодой человек, — с упреком говорит Агата, указывая на него длинным пальцем. — В доме дети, а они любят повторять все за взрослыми.

Барк бросает в сторону отца вопросительный взгляд, но тот его игнорирует.

— Я Флетчер. Это моя жена и мать Йео, Кён. Мои мальчики Баркли и Дин. А также моя невестка Пэтти. Приятно с вами познакомиться, Агата, — отец встает и идет к ней.

Когда папа берет Агату за руку, она краснеет.

За все то время, что я ее знаю, она никогда так не краснела.

— Ну, разве вы не джентльмен, Флетчер? Йео рассказывал мне о вас только хорошее. На самом деле, о всех вас, — говорит Агата с широкой улыбкой. — Вижу, лазанья пришлась вам по вкусу?

Барк стонет и гладит себя по животу, словно только вспомнил, что съел три порции.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — говорю я, указывая на место Кейди.

Агата подходит и садится. Ее взгляд падает на новый кухонный стол с вырезанным на нем именем Нормана. Она хмурится.

— Вот подонок! — шипит она.

Я никогда не слышал, чтобы эта женщина выражалась. Она злится.

— Он пришел, но Боунз прогнал его.

Ее глаза сканируют сидящих за столом. Все очарованы Агатой.

— Я приношу свои извинения. Кейди переживала, что он появится. Она нервничает на светских сборищах. Я знаю, что ее в таких случаях охватывает ужас от предчувствия чего-то плохого. Она боится, что вы будете испытывать к ней ненависть. Пожалуйста, не презирайте ее за то, в чем она не виновата. Кейди — хорошая девочка, — глаза Агаты кажутся огромными из-за толстых очков, а ее взгляд прикован к коленям. — Если вы сможете понять ее, я молю нашего Господа об этом, то сможете полюбить ее. У Кейди была сложная жизнь. Она заслуживает счастья. Насколько мне известно, этот парень — единственный человек, рядом с которым она улыбается и забывает свое прошлое.

Папа сжимает челюсти. Мама и Пэтти теряют дар речи.

— Тыковка, почему бы тебе не показать им альбом? А я пока разложу по тарелкам пирог, — настоятельно призывает меня Агата, поднимаясь. — Раз уж я встала, кто-нибудь будет кофе?

Дин бормочет что-то невнятное. Что не помешает выпить чего-нибудь покрепче. Но папа отмахивается от его ехидного комментария, и он притихает.

— Я выпью чашечку, Агата. Кён не откажется от чая. Если он у вас есть.

Агата снова краснеет и кивает.

— Конечно.

Когда она удаляется на достаточное расстояние, чтобы не слышать нас, папа поворачивает голову к моим братьям.

— Довольно!

Затем переводит глаза на меня.

— Давайте смотреть альбом.

Сглотнув от волнения, я направляюсь к буфету, где лежат собранные мной фотографии. На это ушло много времени. Много фотографий. Много лет. Много странных моментов, смысл которых до сих пор непонятен. Я беру этот своего рода альбом. Не очень толстый, но многое объясняющий. Кладу его перед отцом, и все вытягивают шеи, чтобы посмотреть, чем же я хочу поделиться. Я открываю первую страницу.

* * *

Ты пугающая. Странная и прекрасная. Та, которую не все умеют любить…

Этими словами Варсана Шайры, записанными моим неаккуратным почерком в подростковые годы, было сказано все. Эта цитата — моя Кейди.

— Делаю официальное заявление, — со стоном говорит Барк, — становится жутковато.

Пэтти цыкает на него, и он ненадолго успокаивается.

Я открываю первую страницу.

Кейди.

Спутанные каштановые волосы. Ярко-голубые глаза. Загадочная улыбка на лице.

В шестнадцать лет она была так же прекрасна, как и сейчас. Девушка на фото — моя Кейди. Девушка, которую я преследую и люблю с десяти лет. Я люблю ее.

— То, что я собираюсь показать вам, причинит боль или напутает вас. Но мне нужно, чтобы вы оставались со мной. Пожалуйста, — призываю я.

Перевернув страницу, я задерживаю дыхание.

Боунз.

Спутанные каштановые волосы. Ярко-голубые глаза. Злая ухмылка. В шестнадцать лет он был таким же непослушным, как и сейчас. Мальчик на картинке — это мой Боунз. Мальчик, который прошел с ней через это все. Я люблю его.

— Какого хрена? Зачем ты нам это показываешь? — требует Дин. Его взгляд задерживается на голой груди Боунза, и это далеко не сексуально. Это путаница. Между губ у Боунза сигарета с марихуаной, а на животе — пачка «Читос».

— Это Боунз, — бормочу я. — Он лучший друг — мой и Кейди. И он…

Все глаза вопросительно смотрят на меня.

— Он альтер-мститель.

Агата чем-то звенит на кухне, и я сглатываю.

Перевернув страницу, я улыбаюсь.

Агата.

Аккуратные каштановые волосы собраны в пучок. Ярко-голубые глаза спрятаны за очками в роговой оправе. Добрая и мягкая улыбка. Женщина на фотографии — моя Агата. Я люблю ее.

— Жесть! — бормочет Барк.

— Продолжай, — приглушенным шепотом призывает папа.

Я переворачиваю страницу и хмыкаю.

Пресли.

Милые коричневые косички. Распахнутые ярко-голубые глаза. Кривая широкая ухмылка на лице. Девочка с фото — моя Пресли. И я люблю ее.

— Пресли, — бормочет папа. — Из магазина мороженого.

У мамы печальное лицо, в ее глазах — слезы. Она гладит папу по плечу.

— Агата — это альтер-защитник. Пресли — альтер-ребенок, — поясняю я.

— Чувак, — тихо говорит Баркли, — что все это значит, черт побери?

— Она шизоид или что-то типа того? — спрашивает Дин.

Проглотив гнев, вызванный его грубым выводом, я качаю головой.

— Шизофрения — это болезнь более сложная, чем то, что у моей Кейди. Она не страдает от галлюцинаций или бреда. У Кейди диссоциативное расстройство идентичности. Вам это может быть известно как раздвоение личности.

Все, включая меня, хором выдыхают.

А я продолжаю.

— Это расстройство, хотя и крайне редкое, вызывается тяжелыми травмирующими событиями. Оно помогает человеку справиться с теми гнусными ситуациями, через которые он вынужден проходить. Будучи ребенком, Кейди подверглась сексуальному и физическому насилию со стороны отца. Нормана. В конце концов, она видела, как отец жестоко убил ее мать.

При взгляде на недавно вырезанное на крышке стола имя меня бросает в дрожь от ярости. Осознав все это, Пэтти начинает плакать.

— Боунз был ее первым альтером. Ее разум создал его, чтобы избежать и справиться с последствиями того, что Норман сделал с ней. Боунз и по сей день продолжает защищать ее.

Уискерс.

Когда я переворачиваю страницу, я смеюсь. На фото Уискерс сидит на столешнице, лакая теплое молоко. Единственный кот, на которого у меня нет аллергии. Ленивые голубые глаза, и одна из тех надменных кошачьих ухмылок на лице. Он — мой кот. Я люблю его.

— Иногда эти альтеры даже не одного пола или вида с хозяином. Это так называемые нечеловеческие альтеры. Уискерс — черно-оранжевый полосатый кот. Он старый и избалованный. Любит, когда его чешут за ушами, — объясняю я.

— Сколько их всего? — спрашивает папа. Его брови сведены вместе — он пытается понять.

— Девять.

Когда я переворачиваю страницу, в комнате повисает тишина.

Сьюзи.

— Сьюзи. Она как тетя. В моем понимании Сьюзи — мать, которой у Кейди никогда не было. Ее собственная мать была оболочкой. В полном подчинении у отца. Однажды он все же убил ее, раз и навсегда. Сьюзи делает закупки для семьи и выполняет поручения.