Глава 25
Лора просидела с полицией до полуночи. Очевидно, тот факт, что Ровена «якобы» убила Томасину и «преположительно» чуть не убила Пенелопу Сидуиндер, не сыграл в пользу Лоры, равно как и тот факт, что Ровене было шестнадцать, что означало, что она напала на ребенка. Кангеми с нескрываемым удовольствием зачитывал ей ее права. Затем дядя Грэм медленно (для нее) и методично (для него) добился ее освобождения.
Очень уставшая, она уже подходила к вокзалу, когда позвонил Джереми.
— Ты не пришла, — сказал он. На заднем плане в трубке слышалась музыка и шум. Должна быть вечеринка идет полным ходом. Должно быть там хорошо.
— Я не пустила Ровену Черчилль на твое шоу. Мне жаль.
— Она все равно была во втором выходе. Где ты?
— Рядом со станцией «Таймс−сквер».
— Встретимся у меня, хорошо?
Пересечение Двадцать четвертой улицы и Второй авеню раньше было пристанищем для наркоманов и проституток, пока в 1970−х годах туда не перебрались художники со своими растениями, полезными привычками и умением делать вещи красивыми и приятными. Джереми рассказал ей все о месте за пять лет их утреннего кофе. Здание было фабрикой по производству стульев до тех пор, пока оно не прекратило свою деятельность по всем известным причинам, и в течение следующих семи лет его продавали этаж за этажом за плату за оборудование. Джереми приобрел эту студию после Кэтрин Кейхилл, которая ушла, оставив на деревянном полу пятна краски, чердак, который нужно было разобрать, и окна, заполненные светом.
Вестибюль сохранил отстылки к промышленным корням здания с открытым кирпичом и эстетически сколотой краской, большими лампами, свисающими с тридцатифутового потолка, и открытыми отводами вентиляции. Лифт был автоматический, но латунные светильники времен лифтеров остались, как и деревянная рама грузового лифта. Лора думала о том, как это удивительно, что идеально функционирующий лифт все еще может быть страшным в двадцать первом веке, но он был там, скрипя так как будто правление кооператива заплатило больше за эту дополнительную часть напряжения в поездке, в которой Лаура вообще не нуждалась. Даже самую малость. Потому что она собиралась встретиться с Джереми Сент−Джеймсом на светском приеме, и этого было достаточно, чтобы вызвать у нее сердечный приступ. Джереми никого никогда не приглашал домой. Деловые партнеры, знавшие его много лет, жаловались, что никогда не видели его сказочного лофта.
Она посмотрела на свой наряд: макси в полоску, черная блузка и гипс на темно−розовой повязке. У нее был долгий день.
Холл был небольшим, только с двумя дверьми. Лора пошла к той, перед которой лежал коврик с приветствием. Она встала у двери и начала ждать. Вдохнула. Подняла кулак, чтобы постучать. Опустила его. Коснулась к двери из красного дерева. Лора собралась с духом, чтобы постучать, но Джереми открыл дверь еще до того, как она коснулась ее костяшками пальцев.
Три верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, являя взору маленькие черные волоски на груди. Он зажал телефон между ухом и плечом, и тот факт, что он был отвлечен, но все еще смотрел на нее, лишил ее дара речи. Он жестом пригласил ее войти, и она попыталась улыбнуться, проходя мимо него, потому что ей казалось, что она вот−вот перестанет дышать.
Она сразу поняла, почему никто никогда не бывал в этом лофте. Да, он был просто великолепен. У него было огромное открытое пространство с идевально расставленной мебелью, толстыми, иллюстрированными книгами по искусству в книжных шкафах и полностью функциональной кухней, которая выходила в большую комнату. Простые идеально подходящие под обстановку неброского цвета из-за красоты текстуры шторы нависали над бывшими заводскими окнами. Такого же неброского цвета ковры ровными прямоугольниками выстилали цементный пол. Не слишком теплый или холодный свет правильно повсюду нужные безделушки.
Все было настолько идеально, что то, что было неправильно, торчало, как рукав мутоновой шубы на опущенном плече (как бакенбарды до плеч). Вентиляционные отверстия в уродливом плоском белом пластике, ужасные жалюзи, создающие белый шум, испортили стены, их было так много, что она не могла их сосчитать. Взглянув вниз, Лора увидела вырезанные в полу отверстия, а взглянув выше, заметила большие вентиляционные каналы, проходящие по потолку. У двери она обнаружила панель управления с мигающими огоньками и осторожно приблизилась к ней.
— Послушай, — сказал Джереми в трубку, — каждый сезон ты обращаешься со мной правильно, и я благодарен тебе, но думаю, что так нам обоим будет лучше. Именно там мы можем испытать новые технологии. И заполнить люксовую часть бренда.
Лора оглянулась на него, и он поднял бокал с вином, бросив на нее насмешливый взгляд. Он спрашивал ее, не хочет ли она вина. Боже, это было уже слишком. Она уже собиралась выпрыгнуть в окно, но вместо этого кивнула.
Мигающая панель управления была размером с лист бумаги и имела этикетку с надписью «Aire−pur 2100». Были кнопки, циферблаты и маленькие датчики с непонятными ей цифрами.
— Да, это то, что я хочу. Дай мне знать, если тебе потребуется дополнительная информация. Для тебя я всегда свободен. — Он щелкнул телефон и бросил его на стойку. — Прости за это. Я не мог быть на вечеринке ни секунды. Слишком много людей.
Она побрела к кухне, где он рылся под прилавками, гадая, хочет ли он быть с ней или ему нужен «Aire−pur 2100».
— У меня нет ничего приличного, — сказал он. — Времени на этой недели совсем не было. — Он протянул две бутылки, держа их за горлышки. Ярлыки были цветными, на них были слова. Успокаивающий гул машин на улице, отключил её мозг совсем, а соленый запах его тела был так близко, что ей захотелось закрыть глаза, чтобы вдохнуть его чуть глубже.
Но она должна была сделать выбор. Светлая этикетка или темная. Плавный изгиб шеи или нет. Оба почернели и покраснели. Она посмотрела на его руки и заметила мозоли на внутренней стороне большого пальца правой руки, где лежали ножницы, когда он разрезал тысячи ярдов ткани. Раньше он был никем. Перед шоу. Наверное, еще до Грейси. Она протянула руку и коснулась его руки, ища место на указательном пальце, куда вставлялись булавки, чтобы разрезать, драпировать, шить, придавать размер плоской ткани. И он позволил ей это. Он позволил ей дотронуться до своей руки.
Он поставил бутылки на стол, потому что, в самом деле, какая разница, какое вино она хочет? И ей хотелось совсем не вина. Ей хотелось посмотреть на его руки и коснуться загрубевшей кожи. Это удивляло, потому что, во−первых, Лора никогда не думала, что она действительно сделает это. Во−вторых, она никогда не принимала сознательного решения поднять его руку к своим губам и поцеловать черствую мозоль на внутренней стороне его большого пальца. Но она это сделала.
Это было дико для нее, но это полностью прорвало шлюзы, которые её сдерживали. Когда ее губы коснулись его руки, он прикоснулся лицом к ее шее. Колени у Лоры подогнулись, и Джереми обнял ее за талию, чтобы удержать ее. Вот почему она пришла? Да, она знала это сразу. Это было то, ради чего она пришла, и то, ради чего он пригласил ее. Это не казалось чем−то неправильным. Это было, наконец, естественной кульминацией их дружбы.
Они споткнулись о мебель, которая казалась такой редкой минуту назад, и он направил ее к комнате за закрытой дверью. «Боже мой, — подумала она, — спальня.» Так оно и было. с Джереми. Это случится. Она сомневалась, что сможет остановить, приостановить или замедлить его, но это было необходимо.
— Джереми?
— Не волнуйся.
— Нет, Джереми, правда.
Он прижал ее к дверному косяку, заставляя её обхватить ногами его талию, и уткнулся лицом в ее шею, шепча:
— У меня не может быть детей из-за фиброза. Не волнуйся.
Она вообще не думала об этом, хотя знала, что должна бы.
Должно быть, он почувствовал, как она напряглась.
— Говори, — сказал он, хотя она едва бы смогла это сделать.
— Мне жаль.
— Не начинай так.
— Я должна тебе сказать.
— Мне плевать на гипс.
— Не это.
— Расскажи. Быстро. Ты сегодня моя, что бы ты ни сказала. — Его руки скользнули вверх по ее бедру и под юбку.
Каким−то образом она смогла сложить слова.
— Я никогда… ну, ты не знаешь…
Он действительно достаточно долго перестал целовать ее, чтобы спросить:
— Правда?
Она почувствовала, что все остыло на полградуса, и быстро заговорила, чтобы они могли вернуться к продолжению:
— Моя сестра крала всех моих парней, поэтому я сдалась, а потом… потом появился ты.
— Ты хочешь подождать.
— Нет! Я просто не хочу, чтобы ты удивлялся.
— Я понял.
Дверь спальни со свистом распахнулась, когда он открыл ее.
Он был хорош. Очень хорош. Милым в том смысле, что не был ни слащавым, ни циничным, ни фальшивым. Просто хорошим, даже с ее чертовски мешающим гипсом. На самом деле таким приятным, что ей стало интересно, с кем, черт возьми, она имеет дело. Лора удивлялась, как этот милый человек развил в себе резкие профессиональные манеры, которые были его фирменным знаком. В последующие часы он проявил сотню маленьких добрых чувств. Он принес ей воды. Он прикрывал ее, когда ей было холодно. Он убедился, что ее подушка взбита. Он много смеялся. За все шесть лет, что она его знала, она никогда не видела, чтобы он так смеялся, как в те первые часы близости. «Джереми, — подумала она, — я никогда не знал тебя».
— Я должен был просто стукнуть тебя по голове и затащить тебя сюда много лет назад, после того дня, — сказал он. — Было семь тридцать утра, а ты уже была в офисе. Я принес тебе кофе. Я был зол на что−то. Вероятно, Грейси опять что−то мне запретила. Мы сорились из-за этого все время. Больше, чем из-за чего−либо. И там была ты с блузой «Гармония» на столе.
— С маленьким воротником−стойкой с рюшами.