Когда в четверг я вернулась домой, то снова обнаружила посылку на коврике. Коробка была большой и тяжелой, и я с трудом подняла ее на стол в гостиной.

Я небрежно сбросила куртку и шарф в коридоре, затем потянулась к посылке, пальцы покалывало от предвкушения. Мне так хотелось посмотреть, что Каден придумал на этот раз.

И я не была разочарована. Мои поспешные движения замедлились, когда я поняла, что внутри. Очень осторожно протянула руку и откинула кусочки пенопласта в сторону.

Это были фоторамки. Фоторамки разных размеров и цветов, с разноцветными узорами и из разных материалов. Но не рамки были самыми прекрасными, а фотографии в них.

Было несколько маленьких рамок с селфи, которые я сделала с Доун, также фото Доун, Скотта и меня. На одном я засунула язык Скотту в ухо, а Доун широко раздвинула двумя пальцами рот и прищурилась. Скотт сделал такое восторженное лицо, будто мой язык в его ухе — чистейшее блаженство. Это было самое сумасшедшее фото, которое мы когда-либо делали, и одного взгляда было достаточно, чтобы заставить меня засмеяться.

Еще были три рамки среднего размера. На первой была черно-белая фотография Кадена, Спенсера и меня, которую сделала Моника. Я лежала на спине, моя голова свисала с края дивана, а ноги были подняты. Что я тогда делала, не помню, но, хоть мое положение было не совсем удобным, я выглядела довольно счастливой. Каден с другой стороны дивана смотрел на меня с приподнятыми бровями и скрещенными на груди руками, в то время как Спенсер улыбался в камеру, и, казалось, был единственным, кто знал, что нас снимают.

На второй фотографии были Каден и я. Не знаю, кто ее сделал, но я высунула язык, и Каден засмеялся. Фотограф вовремя спустил затвор. С трепетным покалыванием в животе я рассматривала морщинки вокруг глаз Кадена.

В третьей рамке была фотография, которую мы с Каденом сделали в Портленде. Каждый из нас держал перед собой обложку виниловой пластинки, создавая иллюзию, что лицо на обложке наше. Я вспомнила, как мы смеялись за этими пластинками. Мне бы хотелось запомнить тот день навсегда. Я осторожно провела пальцами по фотографии.

Затем достала самую большую рамку из коробки. Она была массивной и тяжелой, я перевернула ее и положила на колени. Затаив дыхание, я рассматривала фото.

Меня запечатлели чуть сзади и сбоку, когда я сидела на нашей смотровой площадке и смотрела вниз на долину. Ветер откинул волосы в сторону, а небо на заднем плане являло смесь красного, фиолетового и оранжевого. Я откинулась на руки, поза была расслабленной и создавала впечатление освобождения.

Каден отредактировал фото, усилив насыщенность цветов, по крайней мере, на мне. Потому что я была в серой толстовке, но мой силуэт отчетливо выделялся на размытом фоне.

Прямо надо мной извилистыми буквами было написано слово.

Свобода.

У меня перехватило дыхание. Каден понимал, что я чувствовала, каждый раз оказываясь на горе, и запечатлел на фотографии. А я даже не заметила. Должно быть, он знал, как много значили для меня эти мгновения.

Этот подарок был настолько невероятно внимательным и продуманным, милым и замечательным, что я не могла не пересмотреть все фотографии еще раз. Я погладила одиночные рамки, и мне захотелось тут же развесить их.

Но сначала хотела позвонить Кадену. Поэтому инстинктивно потянулась за мобильным и набрала номер.

— Пузырек.

Мне нравилось, когда он меня так называл. Хотя это прозвище было совершенно глупым, оно заставляло меня улыбаться каждый раз и вызывало трепет в животе.

— Спасибо за фотографии. Они прекрасны. — Мой голос звучал именно так, как я себя чувствовала. Растроганно. Взволнованно. Счастливо.

— Ты плачешь, — сказал Каден, и я поняла, что он улыбается. — Но я хотел заставить тебя улыбаться. Это плохой или хороший знак?

Теперь рассмеялась я.

— Сто процентов хороший. Но ты ведь не мог подарить мне столько рамок и позволить самой выполнить всю работу. Что думаешь?

Я услышала шорох, затем что-то шумно грохнулось, и Каден громко выругался.

— Я так быстро встал, что споткнулся.

Смеясь, я вытерла влажные уголки глаз.

— Мне здесь больно, а ты смеешься, — проворчал Каден, но я слышала, что он рад моему смеху. — Я буду у тебя через десять минут?

Прозвучало как вопрос, и я несколько раз кивнула, пока не поняла, что он меня не видит.

— С нетерпением буду ждать встречи с тобой, — от всего сердца ответила я.

Когда зазвонил звонок, мне пришлось взять себя в руки, чтобы не помчаться к двери. Но я все равно была запыхавшейся, когда открывала ее.

Каден криво улыбнулся и поднял свой ящик с инструментами. Он прошел мимо меня прямо в гостиную и тут же обернулся вокруг.

— Итак, — начал он, — где сделаем фотостену?

Я медленно последовала за ним.

На самом деле, мне хотелось наброситься на него, затащить в свою спальню и целовать, пока не закончится воздух.

— Пузырек?

Его низкий голос прервал мои мысли, и я посмотрела на него, ощущая, как пылают мои щеки.

— Да?

— Ты не слушала?

— Прости.

— Как на счет этой? — повторил он вопрос и подошел к стене за диваном.

На этой стене я смогу видеть фотографии каждый день, как и мои друзья, когда придут ко мне. Но... что, если мой новый сосед или соседка почувствует себя обделенным? Ведь это будут фотографии только моего круга друзей.

— Я не знаю, — нерешительно ответила я. — Может быть, в спальне?

— Ты не хочешь вешать их в спальне, поэтому я не буду вешать их там, — твердо сказал Каден.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю тебя, — пробормотал он, доставая линейку из ящика с инструментами. Он рассчитал расстояния, измерив ширину и высоту стены. Затем обернулся и посмотрел на меня.

— Я бы сказал, что нужно повесить чуть выше. Иначе, когда ты захочешь прислониться головой к стене, то ударишься о них. Как думаешь?

Я кивнула несколько раз. Мне казалось это логичным.

— Ты уже знаешь, в каком порядке будешь их вешать?

Я посмотрела на фотографии и попыталась воспроизвести некоторые вариации в голове.

— Думаю, будет лучше врозь, а не упорядоченно в ряд.

Каден кивнул.

— Я хотел сказать, что ты можешь попробовать, пока я подберу подходящие гвозди.

Я последовала его предложению и разложила рамки с фотографиями на полу. Большая выделялась, поэтому она обязательно должна быть посредине. Я смешивала фото моих друзей с фото Кадена, Спенсера и себя, пока не нашла тот вариант, который мне понравился.

— Смотри, — сказала я Кадену.

Он встал позади меня и посмотрел через мое плечо на расположение фотографий.

— Круто. Но я сделаю расстояние между ними немного побольше, — размышлял он вслух. — Стена довольно широкая, не хочется, чтобы они смотрелись, словно их свалили в одну кучу.

— Я доверяю тебе. — Запрокинув голову назад, я посмотрела на него.

Секунду он выглядел озадаченно, но потом удовлетворенно улыбнулся мне. Затем сразу же принялся за работу. Забрался на диван и вбивал гвозди в стену, а я подавала соответствующую фотографию. Повесив вторую рамку, Каден использовал водяной уровень, чтобы проверить, ровно ли, потом попросил меня подержать недолго молоток, пока снимет свой вязаный свитер. Когда он стягивал его через голову, футболка, что была под свитером, задралась следом. При виде его оголившегося пресса мое тело окутал жар. Я прикусила щеку изнутри, чтобы удержаться и не потянуться к нему рукой. Но момент был упущен. Каден бросил свой свитер на диван, а я вернула ему молоток, чтобы он мог продолжить. Он сразу же забил следующий гвоздь. И тут его рукав немного соскользнул…

— Стоп.

Слово сорвалось с губ неосознанно. Я словно замерла и уставилась на его поднятую руку. Когда Каден заметил свою ошибку, его плечи напряглись. Он сразу же захотел опустить руку, но я схватила его и повернула, чтобы рассмотреть бицепс с другой стороны. Там была черная надпись, незнакомая мне ранее.

«Не сломлен, лишь согнут».

Я провела пальцем по черным линиям, и Каден поморщился, но не сдвинулся с места.

— Что это? — прошептала я, подняв на него взгляд. Каден выглядел почти смущенно.

— Твои слова, — так же тихо ответил он. Его глаза были темными и полными эмоций. — Слова, которые заставили меня снова поверить в себя. Слова, которые приводили меня в бешенство, потому что я не мог поверить, что кто-то может видеть меня так, как ты.

Его голос сорвался, и он с трудом сглотнул.

Я вспомнила тот день у водопада. Наш разговор, все скрытые сигналы, которые он мне посылал. Все, что он доверил мне, а я ему.

Ты не сломлен, Каден. Просто чуть согнулся. И с этим можно справиться.

— Ты... это мои слова. На твоей коже, — выдохнула я и снова уставилась на изогнутые линии. Кожа вокруг надписи была еще немного красной.

— Все в тебе попадает мне под кожу, Элли, — Каден медленно спустился с дивана и встал передо мной. Его кадык дернулся, когда он сглотнул; мой взгляд блуждал между его многообещающими глазами, татуировкой и губами.

— Я изо всех сил пытаюсь сдерживать себя, Пузырек. Но если ты продолжишь так смотреть на меня... я ни за что не ручаюсь.

Я не могла остановиться. Не хотела останавливаться. В тот момент у меня была лишь одна потребность — показать Кадену, как сильно я по нему соскучилась.

— Пожалуйста, Каден, — с трудом произнесла я.

Он издал звук, который, должно быть, шел из самой глубины души, и резко притянул меня к себе. Крепко обняв, он коснулся губами моих губ. Каден так сильно сжал меня, что это почти причиняло боль, но я позволила ему. Он глубоко вздохнул, когда мои губы раскрылись ему навстречу, а языком я скользнула ему в рот. У меня подкосились ноги, Каден поймал меня, и мы вместе опустились на диван. Я цеплялась за него, вкладывая в свой поцелуй все пережитые чувства: мгновения, полные боли, угнетающего одиночества, счастья, которое он заставлял меня испытывать, и всю тоску последних дней и ночей. Абсолютно все.