В гостях я разделся, сунул бутылку на кухню и прошёл в зал. Я неплохо знал только хозяина квартиры Виктора и его супругу Валю (вместе учились) да ещё двух-трёх гостей. Остальные же человек десять, как я уже говорил, были мне совершенно незнакомы. Всем, я это сразу как-то остро почувствовал, было не до меня, никто меня никому не представил. Виктор с Валей суетились у плиты. Все уже были веселы или, вернее, навеселе, и в комнате стоял оживлённый шумок. Громко играла радиола. Несколько пар танцевали танго. Я, решив, несмотря ни на что, повеселиться, хотел кого-нибудь пригласить. Но, увы, все более или менее миловидные девушки оказались со спутниками, а остальные, мягко говоря, не блистали очарованием. Я, про себя чертыхнувшись, сел в низкое кресло перед проигрывателем и начал перебирать пластинки.

— Потанцуем?

Я поднял голову. Перед моим взором мелькнули вызывающе открытые стройные ноги с божественными коленками, чуть полноватая фигурка в белом облегающем платье и, наконец, лицо: серые с ироничным прищуром глаза, высокая причёска каштановых волос, пухлые, как пишут в романах, чувственные губы... Подробно я её, конечно, потом, во время танца, рассмотрел. Почему я её раньше не заметил, до сих пор не пойму. Я, разумеется, сразу вскочил, начал что-то бормотать, покраснел. Замечу в скобках, что в душе я, если откровенно, считаю себя волевым, холодным человеком а-ля Печорин, но жизнь на каждом шагу, увы, доказывает мне обратное.

Она моё бормотание выслушала спокойно, даже с каким-то скучающим видом, чуть отвернувшись, и улыбнулась при этом какой-то странной улыбкой. В тот момент я заметил это мельком и только много позже узнал значение той странной улыбки...

Но я отвлёкся.

Мы с ней только успели познакомиться, как пластинка кончилась. Имя у неё оказалось драгоценным — Злата. Часы показывали половину двенадцатого, и все начали усаживаться за стол. Я, естественно, сел рядом со Златой. Мои опасения, что она пришла в компанию не одна, скоро развеялись: никто к ней не подходил. Создавалось впечатление, что она, так же, как и я, случайно оказалась на чужом пиру. В комнате погасили верхний свет и зажгли ёлку. От телевизора шли голубые волны. Лицо Златы, освещаемое этой мешаниной бликов, было чересчур красивым, как у ведьмы в фильме «Вий». Помните Наталью Варлей в этой роли?

Злата, не морщась, охотно пила коньяк и вино. Она побледнела, глаза её блестели, и блестели не весельем, а чем-то совсем другим — злостью или обидой, а может, и скукой. Хотя, впрочем, может ли быть у скуки блеск? Злата то и дело начинала смеяться, умно и зло пародируя разговоры и жесты гостей. У меня от выпитого быстро закружилась голова, и я вслед за ней тоже начал от души потешаться над соседями по столу. Мне приходилось при общении склоняться к уху Златы и раза два или три я коснулся губами её щеки.

Не знаю, как мы с ней тогда не учинили скандала? Потом, помню, мы с ней долго бродили по улицам Новосибирска. Было темно, но чувствовалось, что ночь на исходе. Мы поравнялись с остановкой, когда первый автобус притормозил и распахнул дверцы. Злата вдруг резко качнулась ко мне, поцеловала в губы — «Пока, мальчик! » — и вскочила в автобус. Дверцы захлопнулись, и Злата, помахав мне на прощание перчаткой сквозь полузамёрзшее окно, растворилась в городе. Я даже не узнал ни фамилии, ни адреса, ни телефона!

С трудом дождался я девяти часов, когда, по моим расчётам, Виктор с Валей должны были уже проснуться, и позвонил им. Трубку никто не поднимал. Я бросился к ним домой: звонил, стучал в дверь, но никто не открывал. «Неужели до сих пор спят?», — помню, с раздражением подумал я. На поднятый мною грохот выглянула из соседней квартиры девчушка, которая накануне была в нашей компании.

— Они же уехали в гости до понедельника, — сказал она.

— Куда? — глупо поинтересовался я, хотя мне совсем незачем было это знать. Спросить её о Злате я постеснялся.

Я поехал в тот район, где Злата села в автобус, бродил там, надеясь на случайную встречу, — всё напрасно. Через день приехали из гостей Виктор с Валей, но и они ничего существенного не сообщили о Злате: пришла она с кем-то, а с кем — не помнят. Одним словом, следы затерялись. Потом сессия началась, я закрутился и начал вроде бы забывать о ней. Так мне по крайней мере казалось.

Однажды, уже в феврале, я пошёл в кино, но опоздал к началу сеанса. В темноте я кое-как пробрался на своё восемнадцатое — как сейчас помню! — место и сел. На экране комиссар Жюв гонялся за Фантомасом. Я начал внимательно смотреть, пытаясь понять, что произошло вначале. И вдруг:

— Здравствуй, мальчик.

Я резко повернулся и увидел Злату. Я и растерялся, и обрадовался так, что онемел на несколько секунд. Она, улыбаясь, смотрела на экран.

— Пойдём! — я приподнялся и взял её за руку. — Пойдём!

— Нет-нет, зачем же, — она высвободилась. — Давай фильм досмотрим и пойдём.

Рассердиться я не мог, это было бы глупо. Не знаю, как дождался я конца сеанса...

— Ужин! У-у-ужин! — раздался вдруг резкий голос лазаретного шныря, просунувшегося в дверь. Мы возвратились из тёмного зала кинотеатра в палату армейского лазарета и начали заправлять постели.

Ужин оказался сравнительно царским: жареная рыба с картошкой, крепкий сладкий чай и мягкий белый хлеб. Но главное, никто не рвал куски у тебя из рук. Правда, каждый из нас старался всё же побыстрее прикончить свою порцию. По традициям лазаретной жизни не прилизанный убирал столовую, а тот, кто последний вставал из-за стола. Борис на этот раз оказался крайним…

Когда мы снова улеглись по своим койкам, Борис начал не сразу. Заметно было, что роль уборщика не очень вдохновляюще подействовала на него.

— Ну ладно, — вздохнул он, отвечая на какие-то свои мысли, и продолжил рассказ.

Значит, кино кончилось наконец. Потом мы шли по улицам, о чём-то говорили, но о чём — этого не помню. С момента встречи я был словно в гипнотическом сне. Очнулся, когда она спросила:

— Пойдём ко мне?

— А удобно?

— Со мной всё удобно, — категорически заявила она. Мы подошли к современному девятиэтажному дому. Её квартира оказалась на третьем этаже. Злата повернула ключ в замке.

— Что, никого нет? — обрадовался я.

— Не волнуйся, — усмехнулась она, — все дома.

Мы зашли. Злата, сделав знак рукой не шуметь, провела меня в свою комнату. Все вещи в ней были дорогими и красивыми. Это сразу бросалось в глаза. Кровать, стеллаж с книгами, ковёр на полу, ковёр на стене, большое зеркало в старинном багете, столик, кресла, магнитофон — всё, как с выставки.

— Ты, случайно, не дочь министра? — выдавил я шутку.

— Папа — генерал, а мама — директор универмага. И что самое смешное, я их не стыжусь, — вполне серьёзно ответила она.

«Генеральская дочка — это что-то из анекдотов», — усмехнулся я про себя, снимая пальто и свою кроличью шапку. Злата переоделась, попросив меня отвернуться, и в широченных восточных шароварах и яркой полупрозрачной кофточке стала походить на манекенщицу с рекламной фотографии. Только, отметил я, не было в ней почему-то манекенской жизнерадостности, а была в глазах какая-то грусть или усталость, или та же скука.

Злата вышла и немного погодя принесла на подносе конфеты, апельсины, коньяк и какие-то иностранные сигареты, чёрные, с золотистым ободком. Я сел в кресло, поглубже под него упрятал свои ботинки за 12 рэ и со стыдом вспомнил, что рубашка на мне совсем не в цвет костюма, и что я сегодня ещё не брился.

Но тут я вдруг разозлился (со мной это бывает): подумаешь — гарнитуры, ковры, коньяк... Плевать на всё! Я взял рюмку и вылил вишнёвую терпкую жидкость себе в рот. Через минуту действие алкоголя сказалось. Я прочно поставил свои двенадцатирублёвые ботинки на этот персидский или китайский ковер, выпил вторую рюмку опять залпом и с вызовом посмотрел на Злату. Она засмеялась:

— Самоутверждение личности?

Я покраснел. Она снова наполнила мою рюмку. Свою она выпила, но больше в неё не наливала.

— Включим магнитофон?

— А родители? — ради приличия возразил я.

— Ничего, мы тихо-тихо.

Она щёлкнула клавишей, и полились липкие, тоскливые волны блюза. Злата поднялась с кресла, подошла ко мне и положила руки на мои плечи. Я всё ещё нерешительно смотрел ей в глаза. Она чуть помедлила, потом наклонилась и на губах своих я почувствовал её горячее дыхание. А потом...

Да разве такое можно рассказать!

Очнулись мы часа в три утра. Я, крадучись, словно тать, выбрался из квартиры и, пьяный от пережитого, побрёл через весь город домой. О следующей встрече я не думал. Я знал, что она обязательно будет.

Представьте же, как я испугался, когда утром вдруг понял, что встретиться со Златой будет намного труднее, чем я предполагал. Идти к ней домой? Сразу исключается — папы-гене-рала я не на шутку боялся. Позвонить? Я опять не узнал даже её фамилии, не спросил и номер телефона. Оставался единственный выход, известный ещё с прошлых веков — ждать возле её дома. Так я и сделал. На занятия, разумеется, не пошёл, а прямо сразу, с утра отправился к её дому и начал прохаживаться по тротуару у подъезда.

Стоял морозец. Постепенно, сначала уши, потом ноги, руки, нос — всё тело заломило, защипало холодом. Пришлось заскочить на минуту в гастроном. Выпив чашку кофе, я вернулся на свой наблюдательный пост. Сами собой полезли в голову воспоминания о прошедшей ночи, и сразу стало жарко...

Я почему-то был уверен, что долго мне ждать не придётся. Но таял час за часом, а Злата не появлялась. Уже начало темнеть, когда я наконец решился, зашёл в подъезд, поднялся на третий этаж и остановился у дверей 7-й квартиры. Осталось нажать кнопку звонка. «Вдруг не она откроет? Что я скажу?»

Внизу хлопнула дверь подъезда, и кто-то начал подниматься по лестнице. Я твёрдо решил: только этот человек пройдёт, я — звоню. А там, что будет, то и будет. Показался парнишка с шахтёрским фонарём через плечо и гаечными ключами в руках, вероятно, сантехник. Вдруг меня осенила блестящая идея: а что, если?..