ГЛАВА 41: КУПЕР

Я не был в комнате Бишопа с тех пор, как небо перестало плакать. Здесь пахнет затхлостью и одиночеством.

Рюкзак стоит на краю шкафа.

Красный, как от боли.

Красный, как боль.

Красный, как кровь.

Бишоп сказал бы, что это красный цвет с потенциалом. Как красное небо ночью. Матросский восторг.

Я беру его в руки. Он не очень большой, но очень тяжелый.

Распаковываю его. Заглядываю внутрь.

Святые угодники.

Я бросаю рюкзак на кровать. Тяжелые монеты подпрыгивают на матрасе.

Камни собираются в складках одеяла. Бриллианты. Рубины. Изумруды. И синие камни тоже.

Есть еще несколько артефактов из коллекции Бишопа, смешанных с монетами и драгоценными камнями. Маленькая бронзовая статуэтка. Деревянный топор. Агатовая Камея.

Я недолго изучаю это сокровище. В любом случае, это не мое.

Когда оно снова оказывается в сумке, я выхожу из комнаты Бишопа. Закрываю за собой дверь. Я думаю, что она еще долго будет закрыта.

Раздается звонок в дверь, и я прячу рюкзак в шкаф в прихожей. Я бегу вниз по лестнице. Скольжу по гладкому мраморному фойе.

Шериф Марч, кажется, удивился, увидев меня. Как будто в промежутке между выходом из машины и звонком в колокольчик он забыл, что Бишоп ушел.

— Как поживаешь, Куп?

— Бывало и получше.

Он вздрагивает.

— Послушай, мне очень не хочется так поступать с тобой. Я бы не стал этого делать, если бы не было необходимости.

— Вы же шериф. Вам не нужно делать ничего, чего бы вы не хотели.

— Однажды уже пробовал. Они только что прислали другого шерифа, чтобы заставить меня следить за всеми остальными. Нет, я должен это сделать.

— Что бы это ни было, просто покончите с этим.

— Мы были очень снисходительны, позволив тебе остаться здесь после смерти Бишопа. Но прошло уже четыре дня, и теперь тебе пора уходить. — Он чешет шею.

— Это не твой дом.

— Я уйду через несколько дней.

— Послушай, Куп, мне очень не хочется этого делать. Я действительно так думаю. Но мне нужно, чтобы ты ушел сегодня. — Он смотрит на море, а не на меня. Грохот волн о скалы сегодня очень громкий. — Теперь это заведение принадлежит Уайлдвеллу, и капитан Тирволл очень переживает из-за возможной кражи и вандализма, особенно после исчезновения мистера Роллинса.

— Я бы мог испортить ему репутацию.

— Так вандализм не работает, — говорит он. — И тебе действительно не следует говорить мне такие вещи. Я же шериф. Я не хочу арестовывать тебя за угрозу нападения.

Я вздыхаю.

— Если вы меня арестуете, то, по крайней мере, мне будет где переночевать.

— У тебя есть, где переночевать сегодня. Моя сестра ждет тебя.

Он говорит так, будто это все решает. Наверное, так оно и есть.

Я собираю свои вещи в небольшую сумку. Краду несколько книг Бишопа. Я думаю, он бы не возражал против этого.

В его спальне я нахожу свое сокровище. Маленький металлический парусник. Я достаю его из комода Бишопа и запихиваю в красный рюкзак.

Закончив, захожу в его кабинет. Из всех комнат в его доме эта скучает по нему больше всего.

Я сажусь за его письменный стол. Провожу рукой по полированному дереву. Индийский лавр.

Мое законченное стихотворение лежит на столе. Как и последняя книга, которую Бишоп когда-либо читал. Он подумал, что было бы забавно спрятать это стихотворение в «Острове Сокровищ». Эта идея вызывает у меня настоящий смех.

Я беру книгу в руки. Переворачиваю на последнюю страницу.

Старик хотел бы, чтобы я закончил это дело.

Я пишу это стихотворение причудливым и старомодным подчерком. Закончив, захлопываю книгу.

Две сумки ждут меня у двери. Сначала я направляюсь в библиотеку.

Мне нужно спрятать книгу, а потом спрятать сокровище.

Я оказываюсь на заднем сиденье полицейской машины, зажатой между дверью с открученными ручками и тяжелым красным рюкзаком. Продолжаю думать, что шериф Марч собирается заглянуть в сумку и арестовать меня за кражу теперь, когда капитан Тирволл вбил ему в голову эту идею.

Мы стоим возле старого дома. Серая черепица. Белая отделка. Эти арочные окна заставляют меня думать об исторических книгах Бишопа.

Шериф шагает к входной двери. Ему отвечает высокая женщина с дикими глазами.

Они исчезают в доме.

Солнце прячется за горизонтом.

Я тоже исчезаю.

Барт ушел. Ушел вместе с Бишопом.

Купер уже уходит. Не знаю точно, куда он направляется, но это не здесь.

Скоро я буду просто безымянным мальчиком, и даже это исчезнет.

Однажды я стану намеком на воспоминание. А может быть, Уайлдвелл вообще меня не вспомнит. Воспоминания сотрут начисто, как и мои в то утро на Острове Серых Волков.

Тихий стук, стук, стук в окно.

Я поворачиваю голову. Рядом с машиной стоит тощий паренек. Он маленький, лет девяти-десяти.

— Открой дверь, — говорю я.

Он рывком распахивает ее. Прохладный сентябрьский воздух холодит пот на шее.

Я стою на ватных ногах. Они покалывают, когда иду.

— Что ты там делаешь? — Мальчик идет за мной к каменной стене. Она соединяется с другими камнями, которые соединяются с каменистым утесом.

— Пожалуй, я останусь ненадолго. — Я расстираю ноющие ноги. — А где же твой дядя?

— Помогает папе. У него была плохая неделя.

Небо темнеет, открывая кусочек луны. Пляж исчезает в темноте. Внизу не было ничего, кроме грохочущих волн.

— А вы знали, что у него посттравматическое стрессовое расстройство после войны? — Мальчик оттаскивает камень от стены. — Мама говорит, что травма происходит от греческого слова «рана». — Он качает головой, но не смотрит на меня. — Я слышал, что говорят о нем в городе. Чтобы он перестал быть таким грустным и злым. Он не пытается быть грустным и злым.

Я киваю.

— Это похоже на рану. Ты же не можешь сказать кому-то, чтобы он перестал так сильно истекать кровью.

Я переваливаюсь через край дремоты, когда странное ощущение толкает меня проснуться.

Кто-то наблюдает за мной.

Волосы у меня на затылке встали дыбом.

Я лежу очень тихо. Держа мои глаза закрытыми.

Глубокие вздохи простыней, пахнущих домашним лавандовым моющим средством Миссис Торн.

Затем раздался скрип.

Я сажусь. Диван подо мной скрипит.

Темнота — это твердая форма, заполняющая каждый дюйм комнаты. Я все моргаю и моргаю. Мои глаза медленно привыкают, но когда это происходит, они цепляются за стул в углу комнаты.

В кресле сидит мужчина.

И он пристально смотрит на меня.

— Мы причинили боль детям, — говорит он.

Я ничего не отвечаю.

— Мы причинили боль детям.

Я сжимаю одеяло в кулак.

Высокая тень наклоняется вперед.

— Ты думаешь, они на небесах?

— Я не знаю.

— Выстрел в голову. Таковы приказы.

Он говорит очень тихо. Почти слишком тихо для человека. От этого по коже пробегает холодок.

— Ты думаешь, они на небесах?

— Конечно, — говорю я. — Они были всего лишь детьми.

— Да. — Мужчина откидывается на спинку стула. — Лучше уйти, когда они еще достаточно невинны, чтобы попасть в ад.

Мужчина встает. Делает паузу перед тем, как выйти из комнаты.

— Не взрослей, — бросает он через плечо. — Это превратит тебя в чудовище.