У него был мощный профиль и угловатая линия челюсти. Взъерошенные волосы падали сбоку на его лицо. Для таких волос бы мягкого карандаша…

Он заметил мой взгляд, и я быстро отвернулась.

— Эй, — шёпотом позвал он.

Я обернулась: что-то покатилось по траве и налетело на мою ногу. Это был тот искристый камешек, что Андрюс нашёл, когда выходил из вагона.

— Драгоценность вагонной принцессы! — с улыбкой прошептала я.

Он кивнул и засмеялся.

Я подняла камешек и собралась перекатить его обратно.

— Нет, это тебе, — сказал Андрюс.

Проснулись мы на рассвете. Несколько часов спустя приехала подвода, выбрала другую группу и повезла прочь. Тогда охранники погрузили нас в кузова двух грузовиков и повезли ущельем между холмами, где начиналась дорога. Все молчали. Мы были слишком напуганы, чтобы обсуждать, куда нас могут везти.

В машине я поняла, что любые попытки сбежать здесь попросту смешны. На километры и километры вокруг ничего нет. Ни человека в пути мы не видели, ни хоть какого-либо транспортного средства. Я подумала о мужчине с моим носовым платком, надеясь, что он передал его дальше и что моё послание на пути к папе. Прошло два часа, и мы увидели какие-то лачуги здесь и там вдоль дороги. Мы въехали в что-то вроде поселения, и машина остановилась перед деревянным строением. Охранники повыскакивали с криком «Давай, давай!» и другими приказами.

— Они говорят, чтобы мы оставили вещи в машине, — сказала мама, сжимая пальто под мышкой.

— Хотелось бы мне знать, куда мы идём, прежде чем покидать этот грузовик, — твёрдо произнесла госпожа Арвидас.

Мама поговорила с охранниками, а после развернулась к нам и улыбнулась:

— Это баня.

Мы повыскакивали из машины. Мама сложила пальто в чемодан. Охранники разделили нас на две группы: мужчины отдельно, женщины — отдельно.

— Несите меня, парни, — велел Лысый Андрюсу и Йонасу. — Придётся вам меня мыть.

Йонас так и застыл на месте. Андрюсу, судя по всему, стало противно. Я улыбнулась, отчего Андрюс разозлился ещё больше. Сначала мыться шли мужчины. Охранники собрали их на крыльце и принялись что-то кричать им в лицо, толкать их. Йонас оглянулся на маму, словно спрашивая: чего они хотят?

— Раздевайся, милый, — перевела мама.

— Что, сейчас? Прям здесь? — спросил Йонас, глядя на женщин и девушек.

— А мы отвернёмся, не так ли, дамы? — сказала мама.

И мы все отвернулись от крыльца.

— Нашли чего стесняться, — сказал господин Сталас. — От нас одни скелеты и остались. А теперь снимите с меня штаны, парни. Ай! Осторожно, нога!

Я слышала, как господин Сталас жалуется, а Йонас извиняется. До меня донёсся стук пряжки ремня, когда тот упал на деревянное крыльцо. Интересно, это Андрюса?

Охранники по-прежнему кричали.

— Он говорит, чтобы одежду оставили здесь: её обработают от вшей, — перевела мама.

До нас донёсся какой-то странный запах: то ли от нашей группы, то ли из бани. Закричал Лысый — уже в помещении.

Мама оглянулась и сложила руки.

— Мой милый Йонас, — прошептала она.

26

Мы ждали.

— Что там происходит? — спросила я.

Мама лишь покачала головой. На крыльце стояли три энкавэдэшника. Один снова что-то закричал.

— Мы заходим по десять человек, — объяснила мама. — Нужно пойти и раздеться на крыльце.

В первой группе были мы, госпожа Арвидас, Ворчливая и её дочери. Мама помогла Оне взойти на крыльцо. Я расстегнула платье и стянула его через голову, расплела волосы, сняла обувь. Мама стояла в лифчике и трусах, помогая Оне. Охранники тоже находились на крыльце и всё время смотрели на нас. Я колебалась.

— Всё хорошо, солнышко, — говорила мама. — Представь, как приятно снова быть чистой.

Она заскулила.

Молодой белокурый охранник закурил и отвернулся к машине. Второй энкавэдэшник всё смотрел на женщин, ухмыляясь и покусывая нижнюю губу.

Я сняла трусики и лифчик и стояла на крыльце, прикрываясь руками. Рядом стояла госпожа Арвидас, и её роскошные груди невозможно было спрятать за худенькой рукой. Охранник с золотым зубом — наверное, главный — прошёлся крыльцом, останавливаясь рассмотреть каждую из женщин и окидывая всех взглядом с ног до головы. Остановился он и возле госпожи Арвидас. Но она и головы не подняла. Он вертел языком зубочистку и, вздёрнув брови вверх, словно насиловал её одним лишь взглядом.

Мне стало противно, и я фыркнула. Мама резко обернулась ко мне. Охранник схватил мои руки и опустил их вдоль тела. Присмотрелся ко мне и улыбнулся. Протянув руку, он схватил меня за грудь. Я почувствовала, как кожу царапают его грубые ногти.

Раньше я никогда не оказывалась голой перед мужчиной. От прикосновения его грубой руки мне стало плохо — я внутри почувствовала себя грязнее, чем снаружи. Я попыталась скрестить руки на груди. Мама что-то крикнула охраннику по-русски и потащила меня за спину Оны.

У Оны внутренняя сторона бёдер и ягодицы были покрыты сгустками засохшей крови. Охранник закричал на маму. В ответ она лишь сняла с себя остальную одежду и обняла меня. Так нас и погнали в баню.

27

Поодаль стоял охранник. Он опустил половник в ведро и бросил туда какого-то белого порошка. Из душа брызнула ледяная вода.

— Нужно быстро мыться, — сказала мама. — Мы не знаем, сколько времени нам дадут.

Она взяла маленький кусочек мыла и принялась тереть им мои волосы и лицо, не обращая ни малейшего внимания на собственное тело. Я смотрела, как бурые потоки грязи текут вниз по ногам в сточное отверстие. Как бы я хотела, чтобы и меня смыло туда, прочь от охранников и унижения.

— Мойся дальше, Линочка, и побыстрее, — сказала мама и занялась Оной.

Я стояла и дрожала под холодной водой, пытаясь отмыться как можно лучше, в надежде, что по ту сторону стены нас не будут ждать охранники.

Я мыла маме спину и пыталась отмыть ей волосы. Госпожа Арвидас стояла под потоком воды, грациозно подняв руки, и ни на что не обращала внимания, словно сейчас мылась у себя дома. Воду резко выключили.

С другой стороны стены мы нашли свою одежду. Я быстро натянула через голову платье и почувствовала, как что-то ударило меня в бедро. Камешек, что подарил Андрюс. Опустив руку в карман, я принялась искать пальцами его гладкий край.

Мама пальцами зачёсывала мне волосы. Я взглянула на её мокрое лицо. С белокурых локонов на её плечи капала вода.

— Я хочу домой, — дрожа, прошептала я. — Домой…

Она выпустила из рук одежду и притянула меня в свои объятия.

— Мы будем дома. Думай о папе, о нашем доме. Они должны жить в наших сердцах. — Мама отпустила меня и посмотрела мне в глаза. — Если так и будет, то мы вернёмся!

Мужчины уже сидели в первом грузовике. Другая группа женщин и детей, когда мы выходили, стояла голой на крыльце.

— Ну как, милый, так лучше? — спросила мама, улыбаясь Йонасу, когда мы залезли в первую машину.

Она проверила чемодан и своё пальто. Йонас выглядел намного лучше — и настроение у него сейчас было более бодрое. Как и Андрюс, собственно. Его мокрые волосы блестели, а цветом напоминали мне пряную корицу.

— Ну вот, теперь мы чистые покойники. Что дальше? — заметил Лысый.

— Покойников в баню бы не пустили, — ответил седой мужчина и взглянул на часы.

— Ничего себе! Оказывается, под теми слоями грязи скрывалась блондиночка! — сказал Андрюс и, протянув руку, взялся за прядь моих волос.

Отшатнувшись, я отвела взгляд. Мама обняла меня.

— Что такое, Лина? — спросил Йонас.

Я не ответила, лишь подумала об охраннике, что лапал меня, и о том, что мне следовало сделать — дать ему пощёчину, ударить ногою, закричать. Засунув руку в карман, я сжала подаренный Андрюсом камешек. Сжимала я его как можно сильнее, словно хотела разломать.

— Как думаете, после бани нас ждёт обед из четырёх блюд? — пошутила госпожа Римас.

— Иначе и быть не может. А также кусочек торта «чёрный лес» с рюмочкой коньяка — а то и двумя, — засмеялась госпожа Арвидас.

— А мне бы хорошего горячего кофе, — сказала мама.

— Крепкого, — добавил Лысый.

— Ух, я никогда и не думал, насколько приятно быть чистым! — воскликнул Йонас, глядя на свои руки.

Все заметно воспрянули духом, кроме Оны. Она и дальше напевала. Госпожа Римас, хоть как старалась, но не смогла её успокоить. Когда в машину села последняя группа женщин и детей, главный из энкавэдэшников увидел, что Она встаёт, садится, дергаёт себя за волосы, и закричал на неё. Молодой белокурый охранник оказался возле кузова.

— Оставьте её в покое, — сказала госпожа Римас. — У бедной большое горе.

Мама перевела её слова командиру. Она стояла и топала правой ногой. Командир подошёл и вытащил Ону из кузова. Она словно не владела собой — кричала, кинулась царапать его. Но она была намного слабее и меньше командира. Он бросил её на землю и зажмурился, мышцы его квадратной челюсти напряглись.

Мама решилась прыгнуть из машины за Оной. Но не успела. Командир достал пистолет и выстрелил Оне в голову.

Я тихо ахнула — и все тоже. Адрюс схватил Йонаса за голову и закрыл ему глаза. Кровь цвета густого красного вина разлилась под головой Оны. Её ноги выгнулись под неестественным, каким-то кривым углом. Одна нога была босой.

— Лина! — позвал Андрюс.

Я с удивлением взглянула на него.

— Не смотри! — сказал он.

Я открыла рот, но и звука не издала. Отвернулась. Молодой белокурый охранник смотрел на тело Оны не сводя глаз.

— Лина, смотри на меня! — просил Андрюс.

Мама опустилась на колени на краю кузова и смотрела на Ону. Я подошла и села возле брата.

Заурчал двигатель, машина тронулась. Мама села и закрыла лицо руками. Госпожа Грибас невесело цокнула языком и покачала головой.

Йонас склонил мою голову к своим коленям и гладил меня по волосам.

— Пожалуйста, ничего не говори охранникам. Не зли их, Лина! — шепотом просил он.

Тело Оны отдалялось и становилось всё меньше, меньше. Она лежала в грязи мёртвая, убитая энкавэдэшниками. А где-то в сотнях километров отсюда в траве разлагалось тело её дочери. Как её родные когда-нибудь узнают, что с ней случилось? Как кто-нибудь узнает, что случилось с нами? Я и дальше буду писать и рисовать при первой выпавшей возможности. Нарисую, как стрелял командир, как мама стояла на коленях, закрывая лицо руками, как тронулась наша машина и гравий из-под её колёс полетел на мёртвое тело Оны.