Сяо Син Чэнь принялся усердно и добросовестно ухаживать за больным. Наложив на ногу целебную мазь, он весьма элегантно перевязал ее и сказал: «Вот и все. Но лучше тебе пока не двигаться, иначе кости могут опять сместиться».

Сюэ Ян уже убедился в чрезвычайном простодушии Сяо Син Чэня, из-за которого тот не узнал его. Сейчас запекшаяся кровь обагряла его одежды, а сам он находился в полнейшем беспорядке, но, тем не менее, подобие млеющей и самодовольной усмешки вновь появилось на его лице: «Даоцзан, ты не собираешься спрашивать, кто я такой и почему так сильно изувечен?»

Будь на его месте кто-то иной - и он бы тщательно избегал подобных тем, чтобы ненароком не сболтнуть мелочей, способных раскрыть его настоящее имя. Однако Сюэ Ян, напротив, умышленно завел этот разговор. Сяо Син Чэнь, прибираясь в своей перевязочной сумке, мягко ответил: «Если ты сам не рассказываешь, то и мне незачем знать. Я совершенно случайно наткнулся на тебя и решил протянуть руку помощи, к тому же никаких хлопот ты мне не доставляешь. А после того, как твое тело окрепнет, каждый из нас пойдет своей дорогой. Окажись я тобой, я также бы предпочел, чтобы незнакомцы не совали свой нос в мои дела».

Вэй У Сянь подумал: «Даже если Сяо Син Чэнь и расспросил бы, мелкий бродяжка насочинял бы историю, к которой ни за что не подкопаешься, и, так или иначе, обвел бы его вокруг пальца». Прошлое большинства людей неизбежно таит клубок проблем, и Сяо Син Чэнь исключительно из уважения к чужой жизни не стал задавать слишком много вопросов. Однако Сюэ Яну его деликатность пришлась как раз на руку. Вэй У Сянь понимал, что он не только обманом заставит Сяо Син Чэня вылечить себя, но и, оправившись от ран, наверняка не позволит «каждому из них идти своей дорогой!»

Оставив Сюэ Яна набираться сил в спальне сторожа похоронного дома, Сяо Син Чэнь вернулся в главную комнату, открыл новый гроб, собрал с пола охапки рисовой соломы и толстым слоем устлал дно ящика. Затем он повернулся к А-Цин: «Тот человек сильно пострадал, поэтому давай уступим ему кровать. Ты не обидишься, если тебе придется спать здесь? Я постелил вниз соломы, так что должно быть не очень холодно».

А-Цин с самого детства скиталась по улицам и вела жизнь обездоленной, засыпая на росе и питаясь ветром, поэтому безразлично ответила: «Ничуть не обижусь. То, что мне есть, где спать, уже неплохо. И я не замерзну, так что тебе не за чем вновь отдавать мне свою верхнюю одежду».

Сяо Син Чэнь погладил ее по макушке и, с мечом и метелкой из конского хвоста за спиной, вышел на улицу. Ради ее же безопасности, Сяо Син Чэнь, отправляясь на ночную охоту, никогда не позволял А-Цин следовать за ним. Девушка забралась в гроб и, немного полежав, вдруг услышала голос Сюэ Яна, зовущего ее из каморки по соседству: «Слепышка, идем сюда».

А-Цин высунула голову из гроба: «Зачем?»

Сюэ Ян предложил: «Я дам тебе конфету».

Кончик языка А-Цин защипал, словно она и в самом деле очень хотела сладкого, но, тем не менее, она отказалась: «Я их не ем, так что никуда не пойду!» 

Сюэ Ян сладким голосом пригрозил: «Так уж прям и не ешь? Или, может быть, ты просто боишься подойти ко мне? Ты же не думаешь, что я действительно не могу двигаться? И что, если ты не придешь ко мне, я не встану и не найду тебя сам?»

А-Цин вздрогнула, услышав, каким странным тоном он говорил, и представила, как зловещая улыбка вдруг возникает над ее гробом. Страх еще сильнее обуял ее и, немного поколебавшись, она все-таки подобрала бамбуковый шест и, медленно простукивая себе путь, подошла к спальне. Однако едва А-Цин успела произнести хоть слово, небольшой предмет прилетел прямо в нее.

Вэй У Сянь невольно хотел увернуться, опасаясь, что это метательный кинжал или нечто подобное, но, разумеется, тело А-Цин ему не подчинилось. Однако в следующую же секунду он вдруг испуганно сообразил: «Ловушка!»

Сюэ Ян проверял А-Цин – будь она и в самом деле слепой, то не стала бы уклоняться!

Однако А-Цин собаку съела на притворстве слепой, к тому же, была человеком неглупым, поэтому, глядя, как к ней что-то приближается, не повела и бровью и осталась стоять на прежнем месте. Она, наоборот, позволила предмету врезаться в ее грудь, после чего отскочила и гневно воскликнула: «Эй! Ты чем там бросаешься!»

Сюэ Ян, видя, что она не попалась, ответил: «Это конфета, угощайся. Я совсем забыл, что ты не видишь. Она лежит у твоих ног».

А-Цин с кряхтением присела, пошарила вокруг руками, точно настоящая слепая, и, наконец, нашла конфету. Она никогда раньше не пробовала ничего подобного, и, сглотнув слюнки, обтерла сладость, а затем отправила ее в рот, довольно захрустев. Сюэ Ян наблюдал за ней, лежа на боку и подпирая щеку рукой: «Вкусно, Слепышка?»

А-Цин ответила: «У меня есть имя. И это не Слепышка».

Сюэ Ян заметил: «Ты не сказала мне своего имени, поэтому мне приходится называть тебя так».

До сих пор А-Цин представлялась лишь тем людям, что проявляли к ней доброту, но сейчас девушке не нравилось, что Сюэ Ян зовет ее таким неприятным словом, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как сказать: «Слушай сюда. Меня зовут А-Цин. И хватит уже талдычить «Слепышка» да «Слепышка»!» Закончив речь, она вдруг почувствовала, что звучала довольно резко и, боясь навлечь гнев этого человека, А-Цин быстро сменила тему: «Ты такой чудной: весь в крови и изранен, но в карманах у тебя конфеты».

Сюэ Ян ухмыльнулся: «Ребенком я очень любил сладости, но мне никогда не удавалось их раздобыть и приходилось лишь наблюдать, как другие с жадностью поглощают их. Поэтому я решил, что если когда-нибудь разбогатею, то всегда буду носить с собой целую гору конфет».

А-Цин как раз прикончила угощение и быстро облизнулась, желая получить еще. Ее жажда конфет пересилила страх перед этим противным человеком: «Значит, у тебя есть еще?»

Сюэ Ян рассмеялся: «Ну конечно! Я дам тебе еще, если ты подойдешь ближе».

А-Цин поднялась с корточек и, стуча перед собой бамбуковым шестом, направилась к нему. Однако когда до ее цели оставалось меньше полпути, Сюэ Ян, с неизменной усмешкой и жутким блеском в глазах, бесшумно выудил из рукава обоюдоострый меч.

Цзян Цзай.

Он направил острие меча на А-Цин. Пройди она еще несколько шагов вперед, и Цзян Цзай пронзит ее насквозь. Но если же А-Цин замешкается хоть на долю секунды, то ее мнимая слепота раскроется!

Разделяя с А-Цин ее чувства, Вэй У Сянь ощутил, как затылок ее онемел, а по спине пробежали мурашки. Но, несмотря на это, девушка проявила недюжинную выдержку и, сохраняя расслабленное выражение лица, храбро продолжила идти на ощупь. Когда между кончиком меча и ее животом оставалось чуть более сантиметра, Сюэ Ян убрал его и спрятал обратно в рукав, достав взамен пару конфет. Одну он передал А-Цин, а вторую закинул себе в рот.

Он спросил: «А-Цин, куда твой даоцзан отправился посреди ночи?»

А-Цин, похрустывая конфетой и облизываясь, ответила: «Скорее всего, на охоту».

Сюэ Ян хихикнул: «Ты, наверное, хотела сказать, на ночную охоту».

А-Цин удивилась: «Да? А я думала, это одно и то же. По-моему, никакой разницы: ты всем подряд помогаешь бороться с чудищами, а в ответ не получаешь ни гроша».

И вновь Вэй У Сянь поразился ее уму.

А-Цин никак не могла забыть, что именно рассказывал ей Сяо Син Чэнь, более того, она отлично помнила все его слова вплоть до запятой. А-Цин намеренно оговорилась, и Сюэ Ян поправил ее, тем самым невольно признавшись в том, что он сам был заклинателем. Все его попытки вывести А-Цин на чистую воду провалились, вместо этого мелкий бродяжка сам угодил в западню. Не по годам находчивая девушка и сама умела устраивать проверки.

Сюэ Ян презрительно глянул на нее, но голос его зазвучал с сомнением: «Он же слепой. Как он может ходить на ночную охоту?»

А-Цин разозлилась: «Опять ты за свое! Чем тебе так не угодили слепые?! Даже слепой даоцзан все равно крут! И его меч такой: шух, шух, шух – очень быстрый!» Пока она скакала на месте, изображая сражение, Сюэ Ян неожиданно спросил: «Ты ведь ничего не видишь, откуда тогда знаешь, что его меч быстрый?»

Он рассчитывал застать ее врасплох, но А-Цин тоже не зевала и грубо отрезала: «Он быстрый, потому что я так сказала! Меч даоцзана должен быть быстрым, как же иначе! Может быть, зрячих глаз у меня и нет, но уши-то вот они! Ты вообще на что намекаешь? Опять смотришь на слепых, вроде нас, свысока!» Она вела себя в точности, как глуповатая девчонка, хвастающаяся человеком, которого она обожала, и звучала при этом совершенно естественно.

Поняв, что она прошла все три его испытания, Сюэ Ян, наконец, расслабился, и, похоже, и в самом деле поверил в ее слепоту.

А-Цин же, с другой стороны, прониклась к Сюэ Яну еще большей подозрительностью. На следующий день Сяо Син Чэнь отыскал немного дерева, соломы и камня для починки кровли. Когда он вернулся в дом, А-Цин потихоньку вытащила его обратно и шепотом рассказала о своих сомнениях, о том, что этот человек явно таит дурные намерения, ведь недаром он ничего не говорит о себе, даже несмотря на то, что они с Сяо Син Чэнем оба заклинатели. К несчастью, она посчитала отсеченный мизинец пустяком и не упомянула о самом роковом признаке. Сяо Син Чэнь успокоил ее: «Он же угостил тебя сладостями, так что тебе пора прекращать пытаться прогнать его. Когда он поправится, то непременно уйдет. Никто не захочет жить с нами в похоронном доме».

Его слова имели под собой основания. В этой полуразвалившейся хибаре была лишь одна кровать, и на их счастье, пока сильные ветры и проливные дожди не налетали на город, иначе худая крыша довершила бы безрадостную картину. Никто не стал бы оставаться здесь по своей воле. А-Цин открыла рот, намереваясь продолжить обличительные речи, но вдруг услышала за своей спиной голос Сюэ Яна: «Вы говорите обо мне?»