— Я люблю тебя, — прошептала я и посмотрела в окно на пустую улицу, на бледное небо.

— Как и я люблю тебя, — сказал он. — Иначе суд не состоялся бы.

Наши взгляды встретились над столом, и мне пришло в голову, что есть еще одна вещь, которую я хотела бы знать, один последний вопрос, на который я хотела бы получить ответ, прежде чем девять миров будут уничтожены.

— Расскажи мне о Сигюн, — попросила я. — Расскажи мне о своей жене.

— Хорошо. — Он положил две двадцатидолларовые купюры рядом с нетронутым эспрессо, встал и протянул мне руку. — Пойдем со мной.

***

— Я никогда не хотел убивать Бальдра, — сказал он, когда мы вышли из тепла кафе «Медичи». На улице было так холодно, что мой первый вдох обжег легкие. Я держала Локи за руку.

— Я любил Бальдра. Все любили. Все так и было. Нельзя было не любить Бальдра. Но он становился дерзким маленьким сукиным сыном. И… — Локи сделал паузу, глубоко вздохнув.

— Общим врагом, — договорила я.

Он повернулся ко мне, широко раскрыв глаза.

— Вот именно, — сказал он. — Я думал, что смогу объединить их против себя, если понадобится. Но как ты поняла…?

Я улыбнулась ему.

— Ты сам мне говорил, много лет назад. Единственное, что их когда-либо объединяло — это общий враг.

Он тихо рассмеялся.

— И это сработало, — сказал он. — Только ненадолго.

Мы прошли полквартала, молча, мимо неповоротливых многоквартирных домов, огороженных дворов. Холод жалил на нас, и я держала руку Локи крепче, чем это было абсолютно необходимо.

— Но почему? — спросила я. — Один, Трим, похоже, они с нетерпением ждут Рагнарёк. Зачем пытаться остановить его?

Я почувствовал, как он пожал плечами.

— Я не воин, — сказал он. — Славная смерть в бою никогда не привлекала меня. Кроме того, — он поднял руку, указывая на улицу, на кристаллики льда, сверкающие на тротуаре, на сугробы на обочинах, испещренные черными и серыми полосами. — Мне нравятся Девять Миров. Я не спешу их уничтожать.

— А не будет ли после этого… лучшего мира?

Локи рассмеялся. Радости в смехе не было.

— Именно это они и утверждают. Но я слышал много обещаний, что за разрушением и террором последует лучший мир. Кажется, это никогда не срабатывает.

Мы сошли с тротуара и пошли по пешеходной эстакаде, ведущей к парку, нашему парку, к мысу Промонтори. Ветер свирепо завывал на Лейк-Шор-драйв, и мы оба замолчали, пока не оказались среди деревьев и розовых кустов.

— Я обнаружил, что омела была единственной вещью, которая могла причинить боль Бальдру, — начал Локи, его голос был мягким, едва слышным из-за ветра. — Я вырезал из омелы оружие. Дротик, правда. А потом я отдал его Хёду, преследуя ужасную цель. Он же слепой.

Локи замолчал, и мы пошли вдоль берега озера. Волны швырялись льдом, разбиваясь о замерзшие пилоны. Мои щеки горели от холода, пальцы рук и ног медленно заледеневали.

— Я не скажу, что не заслуживал наказания, — сказал Локи. — Я обнаружил его слабость. Я смастерил оружие. Я отдал его Хёду. Каковы бы ни были мои намерения, копье пронзило сердце Бальдра.

Он снова замолчал, и я взглянула на него. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, на далекий горизонт.

— Я заслужил то, что получил. Но Сигюн не заслуживала наказания. И мои сыновья, они тоже не заслуживали наказания.

Локи остановился, и я остановилась рядом с ним. Он посмотрел на озеро Мичиган, неспокойное с колышущимися льдинами. Я сделала вид, что не замечаю слез на его гордых щеках.

— Они превратили моего сына Вали в волка, — сказал он. — И волк Вали разорвал на части своего брата Нари. Тогда Один и Тор привязали меня к скале с внутренностями моего собственного ребенка и поместили змею надо мной, чтобы та капала ядом мне на лицо.

Я держала его за руку. Ветер жалил глаза, принося слезы.

— И они привязали Сигюн к этому месту так же крепко, как и меня, — сказал он. — Это было моим наказанием. Один ребенок мертв, один ребенок заключен в тело зверя, возможно, навсегда. И осознание того, что моя жена, женщина, которую я любил больше всех на свете, проведет остаток своей долгой жизни в пещере, ловя чашей яд.

— Мне так жаль, — прошептала я, мои слова звучали слабо и жалко.

Локи покачал головой и накрыл своей ладонью мою руку, начиная идти снова.

— В конце концов, — сказал он, — мне удалось убедить ее уйти. Уйти единственным доступным ей способом, которым можем только мы.

Я задержала дыхание, холод тянулся к моей куртке, пронизывая джинсы.

— Мы выпили яд вместе, — сказал он низким и мягким голосом. — Ей пришлось поднести чашу к моим губам. Но умерла только она.

К этому времени мы уже были на пешеходном переходе. Мы оба молчали, пока шли по Лейк-Шор-драйв, ветер вырывал тепло из моего тела. «Он убил ее», сказала мне леди Сиф, в Асгарде, когда я спросила о Сигюн. Мои слезы оставляли холодные следы на щеках.

Локи предложил мне руку, как только мы вернулись на землю. Я взяла ее, крепко прижимая к себе.

— А потом меня отпустили, — сказал он, махнув рукой. — Как только Сигюн была мертва, Один и Тор появились и сняли с меня путы. И я стал свободен. — Он горько рассмеялся. — Смотреть, как Сигюн страдает в пещере, было моим наказанием.

Я сильно задрожала, и Локи обнял меня, целуя в макушку. Остаток пути до жилого комплекса «Фламинго» мы прошли молча. Дрожащими пальцами я набрала код входа. Потом открыла дверь, но Локи остался на тротуаре.

— Пошли, — сказала я, придерживая дверь.

— Если ты все еще хочешь, чтобы я вошел, — сказал он.

Я выдавила замерзшую улыбку, когда я потянулась к его руке.

— Конечно, хочу, — сказала я. — Конечно, хочу.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Когда дверь в мою квартиру закрылась за нами, я вдруг почувствовала смущение. Когда-то эта квартира принадлежала ему так же, как и мне. Но это было целую жизнь назад, и теперь я стояла в гостиной, глядя на него, дрожа, и не только от холода.

Локи взял мои руки в свои.

— Ты замерзла, — сказал он. — Я этого не понимал. — Его глаза потемнели на бледном лице. — Я снова подверг тебя опасности.

Я покачала головой и потянулась к нему.

— Нет, — сказала я, выдавив слова сквозь стучащие зубы. — Я в порядке. Мне просто холодно.

— Это не… — он отошел от меня, его глаза были устремлены куда-то поверх моей головы. — Когда Сигюн умерла, я… — Его голос дрогнул, и он глубоко, прерывисто вздохнул, проводя пальцами по волосам. — Что-то внутри меня тоже умерло. Навсегда, как я думал. А потом ты… когда мы отправились к Иггдрасиль, когда я понял, что подвергаю тебя опасности…

Его глаза закрылись. Он выглядел каким-то потерянным, его уверенность и гордость исчезли. Я потянулась к нему, притянула его губы к своим, холод встретил холод. Его руки обвились вокруг моей талии, и его рот открылся для меня. Моя дрожь прекратилась, когда тело расслабилось на его груди, его до боли знакомый язык вошел в мой рот, весь остальной мир исчез.

Когда мы оторвались друг от друга, я повернулась и прижалась к нему головой, прислушиваясь к ровному ритму его сердца.

— Но я в порядке, — прошептала я. — Я здесь. Я здесь, с тобой.

Он долго молчал, его руки обвились вокруг меня, наши тела прижались друг к другу. Затем он глубоко, судорожно вздохнул.

— Прости, что я не дал тебе больше, — сказал он.

Я рассмеялась, уткнувшись ему в грудь.

— Локи, сколько смертных видели Асгард? Даже если я кому-нибудь скажу, мне никто никогда не поверит. Я шла по Биврёсту. Я видела Вал-Холл. — Я повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом, но он был все еще далеким, затуманенным.

— И все же, — прошептал он, проводя пальцами по моим волосам и шее, — я должен был дать тебе больше. — Он перевел взгляд на окно, не смотря на меня.

Слова Одина эхом отдавались в моей голове: «Деньги, степень, семья. Все это я могу тебе дать».

Это то, что ты хотел мне дать? — подумала я и потянулась к его бледному лицу. Когда я коснулась его щеки, он вздрогнул, и его иллюзии улетучились. Я увидела шрамы, расходящиеся от его глаз, неровные белые полосы, пересекающие его полные губы. Я почувствовала его настоящую кожу, шершавую под моими пальцами, всего на секунду. Потом он покачал головой, и его лицо снова стало совершенным, гладким, бледным и ровным.

— Ты не должен этого делать, — сказал я.

Он улыбнулся и отвернулся, глядя в окно гостиной.

— Нет, правда, — сказала я, проводя пальцем по его губам, обводя невидимые шрамы. — Ты мне нравишься таким, какой есть.

Он посмотрел на меня, его совершенное лицо было непроницаемо.

— Я тебе нравлюсь уродом?

— Ты мне нравишься таким, какой есть, — сказала я. — Пожалуйста.

Он заколебался, а потом его иллюзии исчезли, и я увидела его, Локи, Бога-Обманщика Асгарда. Его волосы, как огонь, вздымались вокруг очень старого и очень дикого лица. Тонкие белые нитевидные линии расходились от глаз, губы пересекала толстая, сердитая рубцовая ткань там, где гномы Нидавеллира зашили ему рот.

Я наклонилась к нему и поцеловала шершавые губы.

— Ты очень красивый, — сказала я.

Я почувствовала, как его грудь задрожала, когда он засмеялся.

— А ты сумасшедшая.

Я улыбнулась.

— Ты сам отдал мне себя, — сказала я, встретив его дикие глаза на древнем, избитом лице. — Именно этого я и хотела. Это все, чего я хотела.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, а затем подхватил на руки и понес в спальню. Мои пыльные свечи вспыхнули, когда мы вместе легли на подушки. Его теплое дыхание коснулось моей шеи, когда он наклонился к моему уху. Его голос был тихим и дрожащим, он шептал слова, которые я не знала, на языке, который я не знала. Но я уже слышала это раньше, подумала я. Где же я была…

На моем диване, поняла я. До того, как уехала в Исландию.

В последний раз, когда мы занимались любовью.

— Что это было? — спросила я, проводя руками по его спине и под рубашкой. Его тело было неровным под моими пальцами, рубцовая ткань завязалась узлом и порвалась на его мышцах. Он молчал так долго, что я подумала, что он не ответит.

— Я связан с тобой, — прошептал он, наконец, его голос был хриплым у моей шеи. — Ты — часть меня.