Я еще недостаточно хорошо держусь в седле, чтобы пустить лошадь в галоп, когда еду одна, но мне хочется почувствовать полет, почувствовать ветер в волосах. Я хочу почувствовать себя свободной, как раньше, чувствовать, что лечу. Я получше устраиваюсь в седле и пускаю лошадь в быстрый галоп. Выброс адреналина не такой сильный, как при полном галопе, но все равно приятно, я знаю, что контролирую ситуацию.

Мы несемся по траве, я смотрю по сторонам, вбирая все эту красоту вокруг. Несмотря на то, что я видела ее сегодня утром, все еще очарована по-прежнему красотой этих мест. Даже если бы я прожила здесь лет десять, не думаю, что когда-нибудь достигла бы той точки, когда такая природная красота перестала бы мне внушать трепет благоговения. Даже если бы я видела ее каждый божий день, мне бы все равно хотелось увидеть каждый раз эту красоту, когда я мчалась по этим лугам и полям.

Я почти уже въезжаю в сад, готовая замедлить бег Никиты, чтобы медленно, даже лениво проехаться по саду, действительно оценивая эту незабываемую красоту, когда тишину безмолвного сада разрывает громкий хлопок, похожий на выстрел. Я вскрикиваю от неожиданности, но моя реакция не идет ни в какое сравнение с реакцией Никиты.

Громкий звук выстрела пугает ее, лошадь подо мной встает на дыбы, издав испуганное ржание. Я изо всех сил цепляюсь за поводья, стараясь успокоить Никиту, говоря, что все хорошо, но это мне не удается. Она фыркает от страха, опускаясь на все четыре копыта, но это длится лишь долю секунды.

Затем снова встает на дыбы.

На этот раз я не могу удержаться в седле. Поводья выскальзывают из пальцев, и даже не понимаю, как такое происходит, я оказываюсь в воздухе. Секунду назад я парила в воздухе, потом стремительно падаю вниз навзничь. Упав на землю, острая боль пронзает все тело. Плечо ударяется о что-то твердое, может о камень, лодыжка выворачивается. Чувствую, как голова ударяется о землю. Секунду я действительно перед глазами вижу звезды, мне кажется, что я теряю сознание, но это ощущение проходит. Я делаю глубокий вдох. Господи, я кажется жива. Со мной все хорошо. Наверное, я просто очень сильно испугалась.

Никита от страха умчалась от меня в открытое поле, а я остаюсь здесь одна, лежа на земле. Вот только... я не одна. За несколько секунд до своего падения, когда лошадь встала на дыбы раздался звук, напоминающий выстрел, и я увидела что-то розовое, промелькнувшее среди деревьев, и уже собиралась пустить лошадь в ту сторону, но звук выстрела прорезал тишину воздуха и меня сбросила Никита.

До меня вдруг доходит, что сегодня во время ланча Петра была в розовом платье.

И это еще больше убеждает меня в том, что ее «забота» обо мне по-дружески была еще одной ложью с ее стороны. Она пыталась посеять вражду между Алексом и мной. Скорее всего из-за того, что не увидела меня настолько потрясенной ее рассказом, как ожидала. Должно быть, поняла, что я ей не верю и решила таким образом мне отомстить. Но отомстить за что? Я до сих пор понятия не имею, что, черт возьми, сделала, что она так сильно меня ненавидит, из-за чего решилась устроить мне такую ловушку. Если бы я ударилась головой о камень, а не плечом, все могло бы закончиться для меня не так уж хорошо. Черт побери, я могла бы сломать шею.

Должно быть это связано с нечто большим, чем простая мелочная ревность к невесте Алекса.

Я осторожно сажусь, боясь, что Петра выскочит из-за деревьев с ножом или пистолетом, готовая закончить начатое. Я прислушиваюсь, почти не дышу, слышу только шелест листьев на ветру и щебет птиц. И вижу только перед собой оттенки зеленого, ни кусочка розового.

Видно, Петра убежала. Должно быть, она сбежала, когда я упадала на землю. Даже не потрудившись, проверить, все ли со мной в порядке. Ну, раз такое дело, ее ждет большое разочарование, она не причинила и, даже близко, мне такого ущерба, который, как подозреваю, хотела. Алекс рассказал мне, что по всему дому и территории есть тайные проходы, может и есть какой-то туннель, ведущий из дома прямиком в сад. На самом деле, это было бы вполне разумно, если бы был туннель прямо в сад. В трудную минуту можно было бы выскочить сюда и спрятаться среди деревьев.

Я поднимаю здоровую руку и ощупываю затылок. Чувствуя жгучую боль в том месте, где ударилась головой, отчего с трудом выдыхаю. Там образовалась довольно большая шишка, но на моих пальцах нет крови. Затем со страхом перевожу взгляд на лодыжку, боясь увидеть открытый перелом и торчащую кость.

Но слава Богу, ничего такого нет. Я успокаиваю себя, говоря, что слишком драматизирую ситуацию. Конечно, будет больно, но не настолько, чтобы я не смогла идти. Я наклоняюсь вперед, не обращая внимания на боль в плече, закатываю штанину. С внутренней стороны уже образуется синяк. Пытаюсь растереть его, стиснув зубы, но боль пронзает ногу. И хотя я не врач, но мне кажется, что нога не сломана.

Ух ты! Похоже, мне только что чертовски повезло.

Я медленно поднимаюсь на ноги. Стараюсь перенести вес тела на здоровую ногу, покрываюсь холодным потом, чувствуя себя совершенно измотанной, сморгнув слезы от шока и жалости к себе, начинаю двигаться вперед.

Пытаюсь сделать маленький шажок одной ногой, потом другой с подвернутой лодыжкой. Чертовски больно, но терпеть можно. Прихрамывая, я делаю шаг вперед, потом еще один. Слезы текут по лицу, каждый хромающий шаг отдается болью в плече. Похоже, это будет чертовски долгое возвращение домой, но, черт возьми, Петра, злая сучка, ты так легко не избавишься от меня.

34

Алекс

Я отрываюсь от ноутбука, услышав стук в дверь библиотеки.

— Войдите, — хмурясь говорю я.

К моему удивлению, появляется Борис, неуклюже протиснувшись в комнату. Он нервничает, я замечаю сразу, как он сжимает и разжимает руки, стараясь не встречаться с моим взглядом.

— В чем дело, Борис? — Тут же спрашиваю я.

— Синди решила прокатиться на Никите, — бормочет он.

Я нетерпеливо киваю. Он пришел ко мне сообщить, чтобы я поехал вместе с Синди или беспокоится, что не должен был ей этого разрешать, отправляться на прогулку одной?

— Никита вернулся минуту назад. Одна, — добавляет он, снова отводя от меня взгляд.

Он все еще что-то говорит, но я не слушаю. Если Никита вернулась одна, значит с Синди что-то случилось. Должно быть, она упала с лошади. Если бы она сама слезла с Никиты и забыла бы ее привязать, то Никита могла бы немного побродить по окрестностям, но она не вернулась бы одна в конюшню. И уж точно Борис бы тогда не видел необходимости прийти и рассказать мне об этом.

Во мне поднимается паника. Синди может быть где-то лежит на земле без сознания. Может она сломала руку, ногу... шею. Господи! Я отшвыриваю ноутбук, забывая про отчет, который читал и вскакиваю на ноги. Я проскакиваю мимо Бориса, слыша его шаги за своей спиной.

Мы быстро проносимся через дом, выходим к конюшням. Одного взгляда на Никиту для меня достаточно — лошадь очень сильно напугана. Ее глаза широко раскрыты, по краям видны белки. Она вся в поту и тяжело дышит.

— Позаботься о Никите. Я отправлюсь на поиски Синди, — кричу я через плечо Борису.

Он кивает, но по-прежнему не двигается. Просто стоит, переминаясь с ноги на ногу.

— В чем дело? — Резко спрашиваю я. Если он что-то знает, то должен сказать мне об этом.

— Я... простите, — говорит он. — Мне не нужно было отпускать Синди одну. Но обычно Никита очень тихая и нежная лошадь, и я подумал…

— Это не твоя вина, — говорю я, обрывая его. — Держи свой телефон при себе. Как только я найду ее, я позвоню, чтобы ты приехал к нам на пикапе.

Он кивает и идет к Никите.

Не тратя времени, чтобы оседлать Милана, я прыгаю ему на спину. Тут же пуская в галоп, мы вылетаем со двора на поля, я вижу траву, которая немного взъерошилась от испуганного возвращения домой Никиты.

Похоже, я двигаюсь в правильном направлении, что и утром, мне кажется я знаю, куда Синди отправилась. В фруктовый сад. Сегодня утром ей он так понравился, что вполне логично, что она решила вернуться туда. На самом деле, я понятия не имею, насколько далеко она могла уйти, но не могла выйти за границы этой земли. Я буду искать ее весь день и всю ночь, если понадобится, но найду ее.

И у меня тут же возникает картинка перед глазами, как Синди пытается удержать поводья испугавшейся Никиты, удерживаясь изо всех сил в седле, а потом падает на землю. Я тут же прерываю эту мысль, прежде чем мой воспаленный мозг начнет рисовать дальнейшие картинки. Мне сейчас это не нужно. С Синди все будет хорошо. С ней ничего не случилось страшного. Только не сейчас, когда я только что встретил свою женщину.

Чувствую, как холодный пот стекает по спине, когда несусь с такой скоростью, как только может скакать Милан.

Я уже вижу вдалеке фруктовый сад, надеясь, что именно там найду Синди. Хотя она могла бы отправиться к ручью или еще куда-то, в любое место, куда бы захотела. Я понятия не имею, куда она захотела направиться.

И снова чувствую, как нарастает паника, угрожая накрыть меня. Я никогда не паникую, когда что-то идет не так. Я хладнокровен и уравновешен даже в самых тяжелых обстоятельствах, поэтому не могу понять, почему в данный момент балансирую на грани паранойи. Сглатываю тошноту и страх, успокаивая, что мне необходимо сохранять холодную голову. Мой ум должен быть острым как бритва. Последнее, что нужно Синди, чтобы я превратился в бесполезного паникера.

Как только расстояние между садом начинает сокращаться, замечаю Синди. Она движется в мою сторону, я испытываю такое облегчение, какого никогда не испытывал за свою жизнь. Итак, она жива. С ней все хорошо. Боже, она жива. Я замечаю, что она с трудом передвигается, потому что сильно хромает, едва ступая правой ногой. У нее порван рукав рубашки, который свисает тряпкой, держась на одной-двух нитках.