Мать твою.
Я пришпориваю Милана, заставляя его скакать еще быстрее. Замечаю облегчение на лице Синди, когда подъезжаю к ней и спрыгиваю на землю.
Я не даю ей шанса что-либо сказать, оглядев ее с ног до головы, и провожу руками по всему ее телу. Кажется, серьезно она не ранена. Я не вижу крови, что является хорошим знаком, и хотя ее лодыжка подвернута и явно болит, но не сломана, иначе она вообще не могла бы идти. Я подхватываю ее на руки и зарываюсь лицом в шею.
— Ты меня так, мать твою, напугала, Синди. — Голос звучит хрипло от страха.
— Со мной все хорошо, Алекс, — заявляет она. — Знаешь, я могла бы сама дойти до дома.
Я отстраняюсь и смотрю в ее бледное лицо. Она не переводит взгляд, явно пребывая в шоке. Я укладываю ее на траву.
— Все будет хорошо, — говорю я, вытаскивая телефон и сообщаю Борису наше точное местонахождение, потом прячу телефон в карман.
— В основном у меня болит щиколотка, — спокойно заявляет она. — Я ударилась головой, но вроде все нормально. У меня также болит плечо, но думаю ничего серьезного, всего лишь будет пара синяков.
— Доктор Иванов все осмотрит и даст свое заключение, — говорю я.
— Мне не нужен доктор. Нужно положить лед на ногу, — говорит она все тем же спокойным тоном.
Я решил перестать с ней спорить, поскольку все равно ничего не добьюсь, если начну с ней спорить сейчас.
— Вот дерьмо! Никита, — вдруг говорит Синди. — Послышался хлопок, она испугалась и убежала. Мы должны ее найти, Алекс.
Я не могу удержаться от улыбки. Несмотря на травму, видно, что Синди больно, хотя она пытается скрыть от меня этот факт, больше беспокоится о Никите, чем о себе.
— Что тут смешного? — спрашивает она, нахмурившись.
— Ничего. Я подумал, как это мило, что ты беспокоишься о Никите. С ней все хорошо. Она вернулась в конюшню. Вот почему я подумал, что мне нужно найти тебя.
— О, точно, — говорит Синди. — Я не подумала об этом. Как ты узнал, где меня искать?
— Я видел следы копыт Никиты, но у меня была идея, куда ты могла направиться.
Она кивает и смотрит на меня.
— Спасибо, что нашел меня.
Я не хочу видеть ее такой. Такой тихой и во всем со мной соглашающейся. Это не похоже на Синди. Совсем не похоже. Я должен помочь ей почувствовать себя лучше.
В этот момент замечаю пикап, грохочущий по равнине. Борис едет с такой скоростью, что он в любой момент может не справиться с управлением и его развернет на девяносто градусов.
— А вот и помощь. Если он успеет притормозить перед нами, а не переедет нас, — говорю я.
Она фыркает от смеха к моему великому облегчению, это уже больше похоже на ту Синди, которую я знаю.
35
Алекс
Борис забирает поводья Милана, а я осторожно сажаю Синди на пассажирское сиденье, сам сажусь за руль. Мы молчим, пока едем к дому. Она откидывает голову на изголовье сиденья, закрывает глаза, а я концентрируюсь на дороге, ведя машину как можно плавно, чтобы Синди не чувствовала боли в ноге. Я останавливаю пикап у главных дверей в дом. Синди тут же открывает свою дверь и вздрагивает, как только поворачивается, чтобы выйти.
— Сиди на месте, — приказываю я.
Мне наплевать, если она обидится на мой приказ, потому что, я действительно приказываю. Это приказ, и она, черт побери, последует ему. Если она ступит на подвернутую ногу, то может нанести ей еще больший вред. Я слышу, как Синди хмыкает, но все же остается сидеть на месте, я подхожу к ее открытой двери, она не возражает, когда помогаю ей выбраться из машины.
Но все же возражает, когда я снова беру ее на руки, игнорируя ее протесты, несу через оранжерею в столовую.
— Алекс, я могу пойти и сама, — снова говорит она.
— А я вполне могу нести тебя, — отвечаю я.
Наконец до нее доходит, что спорить со мной бесполезно, она вздыхает и кладет голову мне на грудь. Я крепче прижимаю ее к себе, когда до меня вдруг доходит, чем могло все закончиться. И мне становится настолько невыносима мысль, что Синди способна испытывать боль.
Я поднимаюсь по лестнице и заношу ее к себе в комнату. С нежностью укладываю на кровать. Она приподнимается, облокотившись спиной о изголовье, хотя я предпочел бы, чтобы она лежала на кровати, пока ее не осмотрит доктор Иванов, молчу, позволяя ей делать то, что она хочет.
— Я звоню доктору, — говорю я. — Знаю, ты думаешь, что ничего страшного, но лучше, чтобы тебя осмотрел врач.
Она тут же отрицательно качает головой.
— Алекс, серьезно, это будет пустая трата времени. Со мной все хорошо. Я подвернула щиколотку и ушиблась плечом, вот и все. Я — из рабочего класса. Не стоит вызывать врача. Нужно положить пакет со льдом и забинтовать. И это в буквальном смысле слова.
Мне не нравится то, что она хочет обойтись без врача, но в глубине души знаю, что она права. Тяжких повреждений и ран я не вижу, и доктор Иванов похоже сделает все то же самое, что могу сделать и я, как она и сказала. Скорее всего он приложил бы лед, потом забинтовал ногу. Может выпишет обезболивающее.
Я прихожу к выводу, что стоит с ней согласиться. Мне не хочется с ней ссориться в данный момент, ей и так больно. Но я буду с повышенным вниманием наблюдать за Синди, и если завтра ее щиколотка еще больше опухнет, я позвоню доктору, и мне будет наплевать, согласна будет Синди со мной или нет. И при первых признаках сотрясения мозга я сделаю то же самое.
Я поднимаюсь, направляясь к телефону в углу комнаты.
— Алекс, нет, — говорит Синди.
— Расслабься. Я не буду звонить доктору. Ты выиграла. Я позвоню вниз, чтобы принесли лед и бинты.
Я сообщаю, что мне необходимо. Затем начинаю нетерпеливо расхаживать по комнате, выжидая когда принесут лед и бинт.
— Прекрати! Ты заставляешь меня нервничать, — говорит Синди.
— Прости. Ничего не могу с собой поделать. Ненавижу, когда ничего не могу сделать. — Я останавливаюсь и оборачиваюсь к двери, как только раздается неуверенный стук. Открыв дверь, служанка протягивает мне то, что я просил. Я благодарю ее и возвращаюсь к Синди.
Осторожно закатываю ее леггинсы и осматриваю лодыжку. Она распухла и появился темно-фиолетовый синяк. Я вздрагиваю, как только вижу в каком состоянии находится ее щиколотка. Синди едва улыбается, глядя на меня сверху вниз.
— Похоже огромный кровоподтек от ушиба, не так ли? — радостно комментирует она.
— Ты не должна так радоваться из-за этого, — говорю я, нахмурившись.
Я беру пакет со льдом и прикладываю его на лодыжку.
Она шипит, но прежде чем я успеваю заявить, что тут же звоню доктору, она объясняет:
— Очень холодно. Я так реагирую из-за холода, вот и все.
Думаю, она еще до конца не понимает, как сильно будет болеть щиколотка. Судя по кровоподтеку, будет чертовски болеть, но теперь я точно знаю, что ее нога не сломана. И если раньше она была на адреналине и шла пешком, несмотря на ушиб, сейчас адреналин явно спал, она не смогла бы вынести ту боль, которая бывает при переломе.
Я кладу пакет со льдом на щиколотку, затем распутываю бинт. Осторожно приподнимаю пакет со льдом и начинаю бинтовать ей ногу.
Она смотрит на меня с интересом.
— У тебя неплохо получается.
— Когда я был моложе, я залатал многих мужчин с более серьезными травмами. Наверное, сказывается опыт, — говорю я.
Синди улыбается мне, когда я заканчиваю.
— Намного лучше, когда нога забинтована.
— Хорошо. — Улыбаюсь я. — Мне жаль, что такое случилось с тобой, Синди. Я должен был быть рядом.
— Это не твоя вина.
— Даже самого опытного наездника иногда сбрасывает лошадь. Иногда такое случается. Надеюсь, это не помешает тебе и дальше получать удовольствие от желания прокатиться верхом.
— Нет, конечно, нет. Мне нравится ездить верхом.
— Никита обычно очень спокойная, и чтобы она так испугалась, требуется гораздо больше, чем просто хлопок, — говорю я, впервые обдумывая ее слова.
— Да. Например, звук, похожий на выстрел? — Говорит Синди.
Я хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду?
Она отрицательно качает головой.
— Наверное, это просто паранойя.
В панике там в саду, я вдруг вспоминаю, что не спросил ее, что же случилось на самом деле.
— Паранойя — это не то слово, которое подходит тебе. Рассказывай.
— Был чертовски громкий звук, напоминающий, словно взорвалась машина или раздался выстрел из пистолета. Тогда-то Никита и встала на дыбы, а я упала. Я вспомнила, что заметила что-то розовое, промелькнувшее среди деревьев, перед тем, как услышала этот звук. Розовое такое же, как и платье Петры во время ланча. Понимаю, звучит безумно, но не могу отделаться от ощущения, что именно она напугала Никиту. Чего она хотела, чтобы я свалилась с лошади? Но даже сейчас, произнося это вслух, знаю, что со стороны звучит не правдоподобно.
Я чувствую, как гнев волнами начинает накатывать на меня. Чертова Петра. Не знаю, в какую игру она играет, но это черт побери гораздо серьезнее, чем пугать Синди в ее комнате. Совершить проделку, чтобы Синди думала, что призрак какой-то сумасшедшей старой тетки поселился в ее комнате — детская забава по сравнению с травмой. Синди могла серьезно пострадать. Черт побери, ее могло парализовать или она могла даже погибнуть.
— Это совсем не смешно. Но это вполне похоже на Петру, — говорю я низким голосом, настолько с гневом, что Синди слегка отшатывается от меня.
Я резко поднимаюсь.
— Куда это ты собрался? — Спрашивает Синди.
— Хочу немного поболтать со своей сучкой кузиной, — отвечаю я.
— Не делай этого, Алекс. А что, если я ошибаюсь? — спрашивает она.
— Петра хитрая, мстительная и чертовски лживая сука, но я всегда видел ее вранье насквозь. Я узнаю ее ли это рук дело, не беспокойся об этом.
— Я пойду с тобой, — немедленно говорит она.
— Синди, пожалуйста, оставайся здесь и не двигайся. Я ненадолго, обещаю. Я не совершу насилия над Петрой, хотя мне и хочется, она избалованный ребенок с самого детства. Я всего лишь собираюсь дать ей понять, что в курсе ее опасных игр, и хочу, чтобы она поняла, если не прекратит их прямо сейчас, у нее могут возникнуть проблемы совсем другого характера. Я пообещал тебе, что с тобой ничего не случится, пока ты будешь находиться здесь со мной, но с тобой кое-что случилось. Я, мать твою, уверен, что больше ничего не случится.