Сулу неуверенно встала, когда Джейн стала к ней подходить.

— Привет, Сулу.

Они неуклюже слегка обнялись – был разрешен минимальный физический контакт – и быстро отодвинулись друг от друга, избегая нарушения правил.

— Как поживаешь? Ты работаешь? — спросила Джейн, как только они сели.

Покачав головой, Сулу положила руки на стол, как вероятно ее проинструктировали тюремные охранники.

— Нет, я оставила свое последнее место работы два месяца назад… скорее уже три месяца назад… и пока не смогла найти новую. Мне бы действительно стоило закончить свою степень.

— Никогда не поздно, знаешь ли.

Сулу закатила глаза и Джейн прикусила язык, чтобы не сказать ничего недружелюбного. Ее школьная подруга всегда видела во всем лишь недостатки. Всегда.

— Так что тебе нужно знать? — спросила Сулу после целой минуты, когда они просто глазели друг на друга.

Джейн сжала губы, резко понимая тщетность этой встречи. Что она надеялась почерпнуть от Сулу на самом-то деле? Она прочистила горло и бросилась, не раздумывая, вперед.

— Давай начнем с того, каким человеком я была. Как я относилась к другим людям?

Сморщив лицо, Сулу молчала минуту или около того.

— Ты была как я, Джейн: саркастичная и ожесточившаяся, но не то, чтобы у нас не было на то причин. Люди были злы по отношению к нам, и каждый день напоминал борьбу. Мы должны были выживать, отрастив когти.

Джейн наклонилась ближе, а затем опомнилась, прежде чем охранник сделал бы ей замечание.

— Так значит, я была язвительной по отношению к другим ученикам?

— Только если они первыми тебя задевали. Все было в порядке, Джейн. Как я и сказала, нам нужно было как-то выживать.

— Су, что насчет Мейсона Колдвелла?

— А что насчет него?

— Какой я была по отношению к нему? То есть, я помню, что была в него сильно влюблена, но он не знал о моем существовании, верно? Я просто хочу знать, есть ли что-то, чего я не помню.

— Ты была одержима им. Ты говорила о нем целыми днями, анализировала все, что он делал или говорил, мельчайшие детали его жизни. Это было невероятно жалко и раздражающе.

— Ладно, спасибо тебе. Хорошо, так значит, я была одержимой и раздражающей. Еще что-нибудь?

— Например?

— Я когда-либо угрожала его девушкам или что-то говорила в этом роде?

Ноздри Сулу раздулись, когда она огляделась вокруг.

— Джейн, я не думаю, что сейчас правильное время и место для этого разговора. Я и правда думаю, что это вряд ли тебе поможет.

— Сулу, — начала Джейн, чувствуя, как в ней нарастает отчаяние, и она начала потеть, — ты же понимаешь, в каком ужасном и затруднительном положении я сейчас нахожусь?

Другая женщина просто смотрела на свою старую подругу с непроницаемым выражением лица. Если она и слышала дрожь в голосе Джейн, то ничем это не показала.

— Да, я понимаю. Что до меня не доходит, почему ты считаешь, что я могу тебе чем-то помочь.

Подавив волнение, Джейн собрала всю свою выдержку, чтобы продолжить общение с личностью, сидящую перед ней и приводящую ее в негодование.

— Ты можешь помочь, — начала она искусственно спокойным тоном, — помогая мне в восполнении пробелов в моей памяти. Ты должна понять, Сулу, что здесь я нахожусь в полном мраке. Я была арестована за убийство, которое даже не знаю, совершала или нет. Я достаточно уверена, что не совершала, но так как я не помню, не могу быть уверенной. Ты и мои родители – единственные, кто знаете, какой я была – есть – на самом деле.

Невзрачная женщина пожала плечами в преувеличенной манере.

— Ты могла стать противной сучкой, когда выходила из себя, но я не думаю, что ты кого-то убила. Люди дерьмово к нам относились, так что мы возвращали это в ответ в полной мере. Но тебе нравился Мейсон, и я не думаю, что ты навредила бы ему… или его жене. Это все, что я могу сказать, правда, Джейн. Мне очень жаль, что ты оказалась в такой ужасной ситуации…

Не было никакой пользы. Джейн глубоко вдохнула, сложила руки на столе перед ней, и поменяла тему.

— Итак, чем ты занимаешься?

Сулу подмигнула.

— Заполняю бумаги и приложения, чтобы закончить свою докторскую работу. Я уже сделала большую часть своей курсовой работы, одновременно выполняя мою кандидатскую. По большей части, мне осталось пройти еще три задания и выполнить диссертацию. Почти все сделала.

— О, когда ты сказала, что тебе стоило бы закончить свою степень, я подумала про степень бакалавра.

— Конечно же, нет, — огрызнулась она. — Какой же неудачницей ты меня считаешь, Джейн?

Джейн проигнорировала комментарий.

— Вау, ты молодец. На что именно ты нацелилась?

— Прикладные науки. Я, все же, сосредоточила мои исследования на биохимии. Думаю, эта область лучше всего мне подходит, и хотела бы получить работу в ЦКЗ (Центр по контролю и профилактике заболеваний в США).

— Тебе тогда придется переехать, по всей вероятности.

— Да, — Сулу пожала своими узкими плечами. — Но Нью-Йорк потерял свою крутость. Он стал выглядеть, как и любой другой город в США. Он немногим более интересен, но ненамного.

Джейн кивнула.

— Я очень ценю, что ты приехала сегодня, Сулу. Я надеюсь, что смогу оставить весь этот кошмар позади, и, если так случится, я приглашу тебя на ужин.

Сулу отодвинула стул, ножки которого проскрежетали по плиточному полу.

— Я думаю, мне пора. Твои родители здесь?

— Нет, — Джейн покачала головой. — Я не знаю, планируют ли они вообще приезжать. Но опять же, они никогда не были замечательными родителями.

Бывшая подруга повернула ничего не выражающий взгляд на Джейн.

— Нет, они не были.

Глава 34

Из тетради Джейн, поздний декабрь

Адвокат моего отца приехал ко мне вечером в пятницу и всего за час вытащил меня из «Райкерс», после того как я провела тридцать шесть часов в этой адской дыре. Я взяла такси до города и зарегистрировалась в отеле в мидтауне, боясь идти домой. Потом отправила Мэл сообщение, чтобы сказать ей, что я на свободе и позвоню ей утром, а затем заказала обслуживание в номер, съела все что принесли и измотанная, упала в постель. Я проспала десять часов, ни разу не просыпаясь. После того, как приняла душ и выпила кофе, я позвонила Мэл.

— Джейн, где ты сейчас?

— Все еще в Марриотт. Том, что в мидтауне. На сороковой улице. У меня остался час до конца оплаченного срока, но я могу остаться здесь дольше, если комната будет свободной.

— Ага. У меня твоя тетрадь, давай встретимся с тобой за завтраком и я отдам ее тебе. Пойдем в «У Арти» – этот ресторан находится между моей квартирой и отелем.

Так что мы встретились, и именно тогда Мэл рассказала мне о мебели. Это были такие хорошие новости, что я почти заплакала. Я оставила сообщение моему адвокату, пока мы все еще были в ресторане.

Моя комната в отеле была зарезервирована на следующую неделю, и мне нужно было переехать в другую комнату, так что я решила просто поехать домой. Все равно, раньше или позже, пришлось бы сделать это. В зависимости от того, насколько все плохо, я планировала выставить дом на торги рано или поздно. Я ненавидела мысль о продаже дома, прежде чем я даже имела возможность пожить в этом симпатичном доме, но, если мне там будет неуютно, какой смысл оставаться? Там были осязаемые напоминания повсюду об этом травматичном опыте, и все чего я хотела сейчас – это переехать как можно быстрее. Двойной сглаз от автомобильной аварии и ареста по обвинению в убийстве был слишком жесток для моей психики – я должна была убраться оттуда.

Я проснулась в собственной постели утром в воскресенье, но ощутимо лучше спала в кровати отеля. Я вероятно, должна была остаться там подольше. Я не чувствовала себя в безопасности в своем доме. Нарисованное граффити на моей подъездной дорожке напугало меня, а по соседству жил мужчина, который как я думала, нанял снайпера, чтобы убить свою жену. Как я могла чувствовать себя там в безопасности?

Я наняла кое-кого отскрести краску и перекрасить мою входную дверь, но слова не стерлись из моей памяти. Здесь были люди, которые хотели причинить мне вред. Это не то, к чему легко привыкаешь.

Через неделю после моего ареста, я лежала в кровати на грани между сном и явью, когда течение из воспоминаний на бешеной скорости ворвалось в мой разум, вызывая хаос в моих мозгах, втекая внутрь оттуда, где они прятались. Как в речном водовороте, я увидела лица, слова, запахи, песни – все, что у меня ассоциировалось с ними. Большинство были из моей школьной жизни, мелкие подробности ее, несчастья. Все это потекло в мое сознание.

И я поняла то, что другие принимали за чистую монету: в течение всей одиссеи моего взросления, я наблюдала за Мейсоном Колдвеллом. Наблюдала за ним… и обожала его издалека.

Поразительно, что я вообще забыла, кем он был.

Мейсон Колдвелл, третий. Его друзья звали его Три, Трей и Тристикс.

Преследовательница. Вот как они звали меня, как меня окрестила полиция после моего ареста. Я ненавидела это слово. Я не понимаю, что такого ужасного в том, чтобы показывать интерес к человеку, которого обожаешь. Это ненамного отличается от того, чтобы быть знаменитостью и тем, что я бы следила за его карьерой, за исключением, быть может, того, что публичные люди ожидают такого, а он нет. Но, в любом случае, он не знал – не мог знать.

Теперь он знает. Теперь мир знает. Теперь я – пария.

Большинство или все самые популярные дети в высших школах не добрые – они являются полярной противоположностью слова добрый – но Мейсон таким был. Он был добр и относительно хорошо относился даже к самым низшим кастам в школе. Он никогда не был жестоким. Случалось, что он мог засмеяться, когда один из его друзей измывался над слабым учеником – я никогда не говорила, что он был святым – но Мейсон никогда сам в этом не участвовал.

По этой причине, я прощала ему множество грехов, которые в ином бы случае я не смогла обойти вниманием. В основном, его посредственный вкус в девчонках.