Глава тридцать четвертая

Элви проснулась, задыхаясь.

— Тише, тише, — успокаивал ее Фаиз, поворачиваясь в постели рядом. Его рука на ее спине вернула Элви к реальности, заставила сон слегка отступить.

— Кошмар приснился? — спросил муж.

— Хуже. Знаешь этот сон, когда у тебя серьезная презентация, о которой напрочь забыл, и теперь вынужден притворяться, что восемь месяцев работал над тем, о чем не имеешь никакого понятия?

— Твой главный кошмар.

— Да, только обычно мне достаточно проснуться, чтобы дела пошли на лад, — сказала Элви, приглаживая волосы. — Я бы отдала три пальца и глаз, чтобы волноваться только об испорченной лекции.

— Как твой желудок? — Она не ответила. — Тебе нужно есть, милая.

— Да. Я буду. Просто...

— Я знаю.

Она потянулась за тростью, но, встав, оперлась на раненую ногу сильнее. Боль казалась чем-то правильным. Элви сходила в ванную, потом начала одеваться. Снаружи было еще темно, за исключением огней Дома правительства, свечения города и мерцания строительных платформ на фоне звездного неба.

— Ложись, — сказал Фаиз. — Еще слишком рано.

— Все рано больше не усну. Пойду в университет, начну побыстрей этот день.

— Тебе нужно отдыхать.

— Отдохни за меня, — сказала она и поцеловала его в щеку, а потом в шею. Мгновение они оставались неподвижными.

Когда Фаиз заговорил, в голосе не было обычной беспечности.

— Я найду способ вытащить нас отсюда, если это возможно.

— Отсюда?

— Отсюда, где ты окружена психопатами и политиками. Украдем маленький кораблик, улетим в какую-нибудь захолустную колонию и проведем остаток жизни в попытках вырастить огурцы в ядовитой почве. Будет круто.

— Просто рай. Иди спать. Вернусь, когда смогу.

Дом правительства ночью казался намного приятнее. Тишина создавала иллюзию свободы. Столько же охранников, столько же дронов наблюдения. Может, это тысячелетия эволюции заставляют мозг верить, что всё происходящее в темноте скрыто, таинственно и странно. Элви сунула руки в карманы и пошла в столовую. Там что-нибудь найдется, хотя бы кофе и сладкий рис. Вряд ли она сможет удержать в себе что-то более серьезное.

Работа в лаборатории Кортасара изматывала. Парочка вполне приличных виртуальных контекстных переводчиков неплохо помогала, когда его заметки изобиловали терминами наноинформатики — функции Деринера, косвенный мультипликатор, комплексная мнимая потеря информации. Элви понимала их в терминах экзобиологии, таких как функциональная регуляция постоянства местообитания. Но она и вообразить не могла, как объяснить всё адмиралу Трехо. Однако когда-то ей удавалось донести до студентов теорию конвергентной эволюции, так что, возможно, она что-нибудь придумает.

В столовой было светло и тихо. Дежурный кивнул, когда она вошла. А может, это был охранник. Какая разница. Элви взяла себе чашку чая — запах кофе показался ей слишком кислотным и агрессивным — и рогалик с маслом и желе. Ей не хотелось идти в Загон или личные лаборатории Кортасара. Не хотелось провести еще день в компании Кары и Ксана. И не хотелось оставаться здесь. Но больше всего ей не хотелось делать то, что она была должна — рассказывать Трехо о Кортасаре.

Она хотела отыскать в его записях какую-нибудь улику. Она прошерстила всё, что смогла найти о пресуществлении Дуарте — таков был ее личный термин — в надежде обнаружить нечто, доказывающее, что Кортасар не собирается и не собирался отправлять Терезу по стопам отца. Ничего не нашлось. Либо он ничего такого не записывал, либо тщательно уничтожил все следы.

В ее ручном терминале имелась функция напоминаний. Предполагалось, что она будет предупреждать ее о начале совещаний, а также она могла сообщить, когда другие уже собрались. Элви создала фиктивную встречу с Кортасаром и Терезой с нефиксированным временем, и теперь, когда эти двое оказывались неподалеку друг от друга, ей приходило предупреждение. И будет приходить, пока кто-то из них не заметит и не удалит встречу из своего расписания. Она была почти уверена, что только ее неожиданное появление в медицинском крыле удержало Кортасара от того, чтобы начать работу с Терезой.

И под «работой» она подразумевала вивисекцию.

Элви доела рогалик и допила чай. До расвета еще несколько часов. Если подождать, мужество ее покинет. Она убрала тарелку и чашку, потянулась до боли в ноге и пошла к дежурному.

— Чем я могу помочь, мэм?

— Мне нужно поговорить с адмиралом Трехо.

Когда она зашла в кабинет, Трехо был полностью одет. Глаза опухли от недосыпа, а рубашка выглядела так, будто ее носили уже несколько дней. На столе лежала груда использованных одноразовых дисплеев, останки широкого потока особо секретных сообщений из внутренней системы и крохи, добытые из систем за ее пределами. Его хорошо натренированная улыбка была теплой и, вероятно, неискренней.

Элви с трудом выдерживала напряжение, жонглируя безумным императором, ученым-убийцей и разрушающими цивилизации монстрами, уничтожившими ее команду и откусившими кусок ее собственной плоти. Мысль о том, что Трехо находится под еще большим давлением, ее тревожила.

— Доктор, — сказал Трехо. — Вы рано встали.

— Как и вы.

Адмирал жестом пригласил ее сесть.

— Я не рано, а поздно. Координация с другими системами... сложна. Я делегирую, что могу, но Первый консул вообще не спал, а быть одновременно и им, и мной... требует напряжения сил.

— Когда вы последний раз спали?

— Целую ночь? Честно говоря, сразу и не отвечу.

Элви села, сложив руки на коленях. Тревога фейерверком шипела и кружилась в груди. «Спать» казалось словом из какого-то незнакомого языка. Ни один из них больше не знал, что оно означает.

— Что я могу сделать для вас, доктор Окойе? — поторопил Трехо.

Элви поняла, что на секунду отключилась.

— У меня нет веских доказательств, но я полагаю, что доктор Кортасар хочет причинить вред дочери Первого консула. Возможно, даже убить ее.

Трехо вздохнул и опустил взгляд. Элви приготовилась, понимая, как слабы ее доводы. Даже если тут вдруг появится Холден и выдвинет обвинение, они не станут весомее. Ее вера в него скорее понизит ее собственный статус, чем придаст значение его словам. Все, что у нее есть — лишь глубокая убежденность в своей правоте. Она готова защищать свою позицию, пока Трехо не отнесется к ней серьезно.

Элви ждала, что он скажет: «Чем вы можете это доказать?» Или «Почему вы так думаете?» Или «Зачем ему это?» Но адмирал потянул шею, пока не хрустнули позвонки.

— Есть изменения в состоянии Первого консула?

— Я не заметила. Но...

— Какие у нас перспективы по части его возвращения?

— Не знаю. Честно говоря, я даже не уверена, что это возможно.

— Мы же сами это сделали, — сказал Трехо. Голос стал хриплым. Разочарование, страх или гнев. — Так почему не можем вернуть все назад?

— По той же причине, по которой не можем отделить молоко от кофе и сделать целым разбитое яйцо. В физике полно того, что работает лишь в одну сторону, и это именно такой случай.

— Мы можем регенерировать его центральную нервную систему так же, как сделали бы после травмы?

Элви почувствовала замешательство. Она представляла себе несколько вариантов этого разговора, но ни один из них не включал в себя игнорирование ее опасений и смену темы. Она не знала, что делать.

— Ну... тут несколько иной случай. Клетки его мозга невредимы. Кортасар изменил их работу. Регенерация ткани подразумевает обнаружение поврежденных участков и стимулирование клеток восстановить их.

— А если мы намеренно повредим его мозг и закачаем туда нормальные клетки, он вырастет заново?

— Что, простите?

— Выжжем его гиппокамп, регенерируем его. Затем затылочную долю или что там еще. Часть за частью убьем старое и заменим свежей тканью, которая работает как обычная человеческая плоть, и так выстроим его заново. Может получиться?

— Я... я не знаю, — ответила Элви. — Это парадокс корабля Тесея. Если все составные части исходного объекта были заменены, остаётся ли он всё тем же объектом. Это философия. Но в любом случае регенерация центральной нервной системы — дело сложное. Нам нужно поговорить с медиками, физиологами. Я биолог.

— Кортасар такое делал.

— У Кортасара глубочайшие проблемы с этикой, — возразила Элви. — Я почти уверена, что он использовал Дуарте в качестве подопытного кролика, чтобы довести до ума будущую терапию для себя самого, и думаю, что и Терезой он собирается пожертвовать для того же. Вот что я пытаюсь вам сказать.

— А что насчет тех, кто атаковал пространство колец? Мы можем с уверенностью сказать, представляют ли они сейчас угрозу или нет? Если я поставлю на месте Медины другой корабль, его тоже съедят? Или мы в безопасности, пока не взрываем нейтронные звезды?

Элви не хотела смеяться, так вышло само собой. Профессиональная маска Трехо на миг соскользнула, и она увидела скрытые под ней гнев и отчаяние.

— Почем мне знать? — Ее голос оказался громче, чем ей хотелось, но она решила не сдерживаться. — Я не знаю, что они собой представляют или как съели корабли. У нас есть отчеты? Данные? Без них я могу только строить предположения. И какое это имеет отношение к Терезе Дуарте?

Трехо подошел к столу, открыл новое окно и передал на ее ручной терминал. Элви узнала «Сердце бури», самый известный лаконийский корабль. Изображение имело чрезмерную реалистичность стабилизированных и обработанных снимков оптического телескопа. Вокруг появилось несколько мерцающих точек.

— Был бой? — спросила она, и изображение стало таким белым, что заболели глаза.

— В системе Сол уже знают, а скоро узнают по всей империи. «Буря» уничтожена. Террористическая ячейка сепаратистов украла секретную лаконийскую технологию и использовала против нас. И теперь у меня один корабль класса «Магнетар», тринадцать с лишним сотен врат, которые нужно контролировать, и единственное место, откуда это возможно, посещает... — он указал на ее ногу. Как бы ни называлась эта неведомая хрень.