Глава двадцать девятая

Элви сидела на заднем сидении кара, глядя в затылок молодому водителю с коротко стриженными кудрявыми волосами. Когда Дом правительства остался позади, вокруг развернулся город. Элви вспомнила, как впервые его увидела в сопровождении солдат, обладавших безукоризненной вежливостью портье роскошного отеля, только с оружием. Улицы шире, чем где-либо, с рядами деревьев по бокам. Вздымались высокие и прекрасные здания с собирающими свет окнами и садами на крышах, будто Фрэнк Ллойд Райт родился вновь и строил свои небоскребы. Масштаб города был огромен и хвастлив. Элви вспомнила, как в первый раз он ее ошеломил.

Теперь он казался странно хрупким. В столице жили миллионы человек, но почти все появились здесь в последнее десятилетие. Для нее остановили движение, и по пути она видела, как обычные люди — гражданские и военные с более низким статусом, — вытягивали шеи, пытаясь понять, кто она такая и следует ли им прийти в восторг при виде ее. Ни памятников, ни рекламных щитов, ни старых районов. Элви испытала своего рода ненависть.

— Не хотите воды, мэм? — спросил водитель.

— Нет, спасибо.

Он кивнул, не глядя на нее. Элви откинулась на плюшевом сидении и попыталась вытянуть ногу. Боль не утихала.

Огромные лаборатории технически относились к университету Лаконии, но управлялись как военный лагерь. Охрана у ворот пропустила их без проверки, и кар запетлял по кампусу к Загону. Элви боролась со своей тростью. За последним поворотом она увидела человека, явно ожидавшего ее. Прилив облегчения от того, что это не Паоло Кортасар, говорил о многом.

— Доктор Очида, — сказала Элви, выбираясь из кара.

— Доктор Окойе. Как хорошо, что вы вернулись. Я слышал о вашей полевой работе и должен сказать, что ни за что не променял бы на нее свою уютную, безопасную лабораторию.

— Ну, зато данные мы получили интересные.

Они пошли по дорожке к Загону — темному кубу без окон, укрепленному против любого нападения даже в самом центре империи, где оно казалось немыслимым. Говорят, Бог не играет в кости, но, если бы играл, они бы выглядели именно так. Огромными, квадратными, непостижимыми.

— Слышал, вас отправили в святая святых, — сказал Очида. — Паоло не особенно распространяется о своем проекте по старению.

— Я этого не просила.

— Первый консул делает то, что считает нужным, — ответил Очида, когда они приблизились к охране. Элви отдала свой пропуск и прошла процедуру сканирования. Всего лишь прикосновение к запястью, но ощущалось как более глубокое вмешательство.

— Все богатые и власть имущие нетерпеливы, — сказала она. Охранники расступились, давая им пройти. Дверь открылась с легким щелчком, и вместе с ними в комнату ворвался воздух. Внутри следующий набор протоколов безопасности обдал их воздухом и просканировал каждый миллиметр тел, прежде чем открыть внутреннюю дверь.

Загон успокаивающе напоминал лабораторию, в которой Элви провела несколько десятилетий, и десяток других университетов и исследовательских институтов. На стенах висели протоколы безопасности, напечатанные ярким шрифтом на шести языках. Пахло фенольным мылом и воздухоочистителем.

— Пойдемте, — улыбнулся Очида, — я вас провожу.

«Не расслабляйся, — сказала себе Элви. — Ты здесь не дома. Тут небезопасно».

«У меня только что состоялся весьма занимательный разговор», — сказал Фаиз в тот день, когда ей поставили эту задачу.

«Могу сказать то же самое. Но он совершенно секретный, поэтому начнем с тебя».

«Ну, он говорил обиняками, однако, похоже, наш друг Холден сообщил мне, что Кортасар замышляет убийство».

Элви тогда рассмеялась, поскольку страшные слова никак не вписывались в приятные декорации, да и порой чувство ошеломления бывает даже забавным.

— Не уверена, что готова разбираться с этим сейчас, — сказала она. — Так и сказал?

Фаиз пожал плечами.

— Нет. Очень осторожно и подчеркнуто НЕ сказал. Мы мило беседовали о том, насколько важно рассказывать детям о негативном пространстве как инструменте политического анализа. Затем мы обсудили всех научных шишек кроме Кортасара, и он со значением посмотрел мне в глаза, после чего внезапно совершил экскурс в историю борьбы за власть на старой Земле, отдельно выделив Ричарда Третьего.

— Как-то это туманно.

— Вовсе нет. Шекспир написал о нем пьесу

— Как она называлась?

— «Ричард Третий», — ответил Фаиз. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Элви положила голову на плечо мужа. Горячее обычного, но при регенерации конечности субфебрильная лихорадка не редкость.

— Я не театралка, и у меня был тяжелый день. О чем там?

— Подонок Ричард убил кучу людей, но в частности, пару детишек. Наследников трона или что-то такое.

— Ты тоже не театрал.

— Не-а.

Над головой по небу плыла тонкая пелена облаков, пряча одни звезды и открывая другие. Элви хотелось закрыть глаза, уснуть и проснуться в их убогой квартирке на Церере, когда она и слыхом не слыхивала о Лаконии и Дуарте. Пусть всё, что она узнала с тех пор, все деньги, открытия и статус растают как сон, и она всё равно будет счастлива, если и остальное исчезнет.

— Так значит, негативное пространство, а потом все, кроме Кортасара, и король, убивший каких-то детей.

— Технически, принц, который выгрыз себе путь к власти, убив каких-то детей, я полагаю.

— Нарядная логика, — сказала она.

— А разве Кортасар не работал на «Протоген» до Эроса?

— Во время Эроса, — поправила Элви.

— Я к тому, что ему не впервой.

— Он создал катализатор, — сказала Элви. — Для меня. Но это не значит, что я убийца.

— Да, — согласился Фаиз. Но он знал, о чем она думает. «В некотором роде, так оно и есть». На то и нужны десятилетия брака. Близость и одинаковый образ мысли, сродни телепатии.

Он вздохнул, подвинулся и обнял ее.

— Может, я надумал себе больше, чем было сказано. Просто это выглядело странно и как-то утрированно.

— Он хотел этим что-то сказать. Может, не совсем то, что ты понял. Но определенно что-то.

— Думаешь найти его и спросить?

– Вот именно.

— Если он был уклончив из-за того, что Дуарте следит за ним, с тобой он не станет говорить яснее, чем со мной.

«Если только я не дам ему знать, что сейчас Дуарте не следит ни за чем», — подумала Элви. Мысль обдала холодком страха или восторга, или и того и другого вместе. Она задалась вопросом, что подумал бы Трехо, и был ли вообще Холден на радарах нового тайного императора.

— Может, я что-нибудь придумаю, — сказала Элви.

И может, она бы придумала, если бы в ту ночь не накрыли Амоса Бартона с его карманной атомной бомбой, и Холдена не заперли в камеру еще до наступления утра.

Увидев ее, Кортасар дежурно улыбнулся. Ответный кивок Элви показался ей таким же фальшивым, но, может, он не заметил или ему все равно.

— Я могу помочь чем-то еще, Паоло? — спросил Очида.

— Нет, спасибо, — ответил Кортасар. — Мы справимся.

Очида отошел. Все выглядело таким обычным и вежливым. И ощущалось угрозой. Кортасар встал и направился к металлическим дверям. Элви пришлось ускориться, чтобы его догнать.

— Простите, что не смогли начать до обеда, — сказал Кортасар. — Я все утро провел в офисе службы безопасности, просматривал то, что они забрали у шпиона.

— Амос Бартон, — сказала Элви. — Келли мне рассказал. Как странно, ведь я его знала. Мы оба были на Илосе. Он спас моего мужа.

— Ну, у него была бомба, так что... — Кортасар неопределенно помахал рукой. — Я работал с аналитиками. Трехо тщательно проверяет связь. Похоже, этот ублюдок сидел тут довольно долго.

— Мы знаем, чего он хотел?

— Пока нет, но, может, сумеем спросить его.

— Я думала, он мертв.

— О да. Вполне себе.

— И как же тогда?

Кортасар приложил свой бейдж к замку, и дверь открылась. Элви последовала за ним в темный коридор с более толстыми, усиленными стенами. Мысль о том, что протомолекула в Загоне — не самое страшное в этой лаборатории, слегка холодила.

— Ильич сильно напортачил, — сказал Кортасар, — но это не его вина. Он не знал, что нельзя оставлять тело.

Двери за ними гулко захлопнулись. Как в тюрьме. Коридор служил воздушным шлюзом.

— Когда они прострелили этому засранцу голову, Ильич отозвал всех защищать принцессу, — продолжил Кортасар, и Элви услышала в его голосе насмешку. Ричард III. — Ему следовало оставить кого-нибудь сторожить тело. Или хотя бы сжечь его перед уходом. Но он не виноват. Он знает правила насчет дронов-ремонтников, но не знает, что за ними стоит.

Открылись другие двери, пролив в коридор свет.

— Я не понимаю, — сказала Элви.

— Поймете, — небрежно ответил Кортасар, входя в свою личную лабораторию. Он ее дразнил.

Лаборатория была меньше, чем Загон. Она узнала кое-какое оборудование из своей экзобиологической лаборатории — секвенсоры, анализатор протеома, инфракрасные и низкорезонансные сканеры. Остальное казалось совершенно непонятным, как и все инопланетные артефакты, встречавшиеся на ее пути. Кортасар, не обращая на оборудование никакого внимания, прошел к клетке из прозрачного полимера, размером как те, что обычно использовались в исследованиях на обезьянах и других крупных животных.

— Трехо считает, что незамыленная пара глаз нам поможет, но на самом деле вам придется нагонять материал несколько месяцев, чтобы хотя бы начать задавать осмысленные вопросы, — сказал Кортасар. — Но для начала вот. Это первые образцы. Песчинка в нашей ракушке.

В клетке сидели дети, мальчик лет семи-восьми и девочка-подросток. Глаза совершенно черные, будто зрачок полностью поглотил радужку и склеру. Девочка встала и подошла к передней стенке клетки. Ее кожа имела сероватый оттенок. Движения почти обычные, но, когда она остановилась, ее полная неподвижность показалась Элви жуткой.

— Что... — Элви не знала, как закончить вопрос. Она слышала выражение «мороз по коже», но до сих пор считала его фигурой речи.