Когда они остались вдвоём, Ильич усадил Терезу за стол и положил перед ней блок носителей данных. Он был из пещеры Тимоти, хотя в то время его почти не замечала. Ильич подключил монитор, вызвал на экран каталог файлов и отстранился, приглашающе махнув рукой. Ну давай. Смотри.

Тереза поняла, что не хочет.

— Начинай с текстовых файлов, — сказал Ильич. — Посмотри, каким другом был Тимоти.

Тексты представляли из себя даты и время. Сначала она не замечала в них никакой закономерности, но в тех, что уже рассматривались, имелись примечания техников службы безопасности. Открыв их, Тереза увидела, что записи Тимоти соответствовали логам охраны за те же даты. Он наблюдал за охраной Дома правительства. Изучал поведение и привычки. Искал дыру в защите. А ещё он следил за Джеймсом Холденом. Эти записи были менее упорядоченными, потому что Холден почти не повторялся. Он бродил между домами или по парку, а Тимоти — Амос, его звали Амос — отмечал каждый раз, когда видел Холдена со своего наблюдательного поста на горе.

Просмотрев файлы с записями, Тереза не остановилась. Она открывала файлы с тактическими картами и узнавала на них архитектуру города, Дома правительства. Имелась и серия файлов со структурой радиуса поражения небольшой ядерной бомбы. Если поместить устройство на стену. Поставить в городе. Внедрить в Дом правительства. Каждый расклад содержал примечания об убитых и разрушениях инфраструктуры. Тереза открыла файл, озаглавленный «протокол эвакуации». Первая эвакуационная площадка, отмеченная на карте, находилась недалеко от места, где она впервые встретила Тимоти-Амоса, вторичная — в паре дней пути. В примечаниях он добавлял, какие части защитной сети должны быть заглушены для безопасности каждой площадки.

Здесь описано то, как он собирался нас уничтожить. Как потом уйти. Есть один человек, которого он явился спасать, есть люди, которых был должен убить. Тереза ждала, что вернётся гнев. Надеялась. Но вместо этого пришли мысли о Джеймсе Холдене. «Если он говорил, что твой друг, значит, был».

— Ну, теперь ты видишь? — спросил Ильич. — Понимаешь теперь, кем он был?

Все эти планы убить её и отца. Уничтожить их всех. «Ложись на пол. Прижмись и не двигайся. И закрой уши руками». Разве такие слова говорят тому, кого хотят убить?

— Да, я вижу, — соврала она. — Поняла.

Ильич выключил монитор.

— Значит, с этим всё.

Он опять взял её за руку и повёл из лаборатории. Тереза не заметила, чтобы он заказывал еду, но, когда они вернулись в её жилище, еда была уже наготове. Густое и белое протеиновое желе, как будто приготовленное для больных. Стейк из искусственно выращенного мяса, чёрный сверху и телесно-розовый в середине. Яйца. Сыр и фрукты. Сладкий рис со стружкой сушёной рыбы. Всё на металлическом подносе, со столовым ножом и вилкой. Ондатра вбежала внутрь, но сразу сообразила — что-то не так. Когда Ильич протянул руку, предлагая ей почесать за ушами, собака его проигнорировала и уселась у ног Терезы.

— Теперь давай, ешь, — приказал Ильич. — Хорошенько отдохни ночью. Завтра явишься на занятия вовремя. Мы будем в восточном парке, где нас увидит вся обслуга, и ты будешь вести себя так, словно всё нормально. Поняла?

— Я не хочу это есть. Я не голодна.

— Мне всё равно. Ты немедленно будешь есть.

Тереза посмотрела на стоящую перед ней еду. Нехотя взяла вилку. Почему-то ей вспомнился старый фильм про девочку из системы Сол. С Земли.

— Я не обязана этого делать. Неприкосновенность тела прописана в конституции.

— Но не в нашей, — отрезал Ильич. — Ты будешь есть, и прямо сейчас, пока я сижу здесь и смотрю на тебя. Потом будем сидеть ещё час, пока пища не переварится. А иначе я вызову доктора Кортасара с трубками для питания, и мы будем кормить тебя насильно. Ты меня поняла?

Тереза взяла вилкой кусок стейка и отправила в рот. Умом она понимала — это должно быть вкусно. Она проглотила, Ильич удовлетворённо кивнул.

— Ещё, — сказал он.

Когда он ушёл, Тереза не сдвинулась с места. Осталась сидеть на кушетке, ощущая в животе тяжесть. Она уже несколько недель не ела так много и сейчас паршиво себя чувствовала. Ондатра, понимая, что что-то не так, смотрела на неё умными карими глазами, положив большую косматую голову на колени хозяйке.

Тереза включила программу. Ту, которую смотрела в детстве. Безымянная марсианская девочка и злая колдунья по имени Пиявка. Мелькание знакомых картинок давало хоть чуточку утешения. Хотя бы ощущение предсказуемости. Тереза знала, что в конце сказки безымянная девочка сбежит из страны фей. Вернётся домой, к семье, в Иннис-Дип. Что в самой последней сцене она соберёт детские игрушки и поедет в университет, во взрослую жизнь. Это символ того, что девочка победила. Она свободна жить, как хочет, не пленницей эльфов.

Тереза улеглась на кушетку, положив голову на подушку.

Девочку опять похищала Пиявка, но она снова старалась вырваться. Бежать. Тереза включила серию с начала.

Заключенные и их дилемма. Она оставила сказку включённой, взяла ручной терминал. В заметках нашла старую диаграмму, составленную Ильичом.

Тереза

Сотрудничество

Джейсон

Сотрудничество

Джейсон

Отказ

Т3, Д3

Т4, Д0

Тереза

Отказ

Т0, Д4

Т2, Д2

Тереза пробежалась по диаграмме. Она забыла, что Ильича зовут Джейсон. Она много всего забыла.

Загадка, ее неразрешимая часть, была в том, что какой бы выбор она ни делала, для остальных выгоднее отказаться от сотрудничества. Если она ведет себя хорошо — у них преимущество. Если плохо — оно всё равно у них. Та же логика применима и к ней, но она ей не следовала. Все остальные уходили в отказ, а когда она не хотела сотрудничать, они её заставляли. Значит, отказ — единственное, что имеет смысл.

Пиявка обнаружила, что девочки в камере нет, и раскричалась. Тонкие пальчики сжались в стилизованные кулачки. Ондатра тяжело вздохнула, мохнатая тушка теснее прижалась к Терезе. Она опустила руку, почесала старую псину. Черную с серым шерстистую морду, такие же уши. Всё, что ей до сих пор хотелось не знать, вдруг подступило к горлу, поднялось вверх, как воздушный пузырь из глубин океана. Тереза словно смотрела, как он всплывает, и знала, что, когда он достигнет поверхности, ничто в её жизни не останется прежним. Всё изменится, потому что изменится она сама.

И это случилось, без крика, одним только выдохом. Она наклонилась к Ондатре, едва не касаясь губами висящего уха. Когда она заговорила, голос звучал как шёпот.

— Это больше не мой дом, Ондатра. Я не могу здесь остаться. Мне нужно уйти.

Собака посмотрела на неё и, соглашаясь, лизнула в щёку.