― Хорошая работа, Люк, ― говорю я. ― Бьюсь об заклад, Димитрий так счастлив, что ты прикрываешь ему спину.

― Заткнись, ― обрывает меня Димитрий.

Люк бросает на меня взгляд, но тут же заводит внедорожник и трогается. Я пытаюсь вырваться из объятий Дмитрия, но он не отпускает. Вместо этого он почти без усилия приподнимает меня и затаскивает на колени. Обвивает рукой талию и прижимает меня к себе. Другой рукой обхватывает за плечи так, чтобы я не освободилась. Теперь к его груди прижата моя щека, а не рот. Понятливый.

― Отпусти меня, ― бормочу я, пытаясь выкрутиться, но (Господи Иисусе!) он такой сильный.

― Мой телохранитель мог расслабиться на секунду, ― негромко отвечает он, ― а я не буду.

― Я не собираюсь выпрыгивать из едущей машины! ― возмущаюсь я и стискиваю зубы.

На самом деле это неплохая идея.

Он не отвечает, просто откидывается на спинку сиденья. Не знай, то сказала бы, что это поза, в которой любовники будут сидеть после занятия любовью. Я дергаюсь всем телом еще несколько раз в тщетной попытке отодвинуться от стены мышц, окружающей меня, но все напрасно. Он слишком силен и решителен, а я слишком устала.

Я оседаю, чувствуя, как обмякает мое тело. Я беру передышку и вдыхаю его запах. Таким мужчиной, как Димитрий, каким бы злобным он ни был, трудно не восхищаться. Он ― настоящий красавец. У него скульптурное тело, выразительное лицо, густые, пышные волосы. Словно его создали экспонатом, которым вся женская половина человечества могла бы просто восхищаться. А может, чтобы еще и получить совершенно неправдоподобное представление о том, как должен выглядеть мужской род.

Никто и никогда не бывает настолько идеальным.

За исключением, может быть, Хендрикса, он примерно такой же совершенный. Наверное, поэтому Димитрий его ненавидит.

Я чувствую, что мои веки слипаются, но не хочу поддаваться усталости. Иначе я расслаблюсь в то время, когда практически лежу, позволяя Димитрию обнимать засыпающую меня. Я не так представляю себе силу духа. Пытаюсь сделать глубокий вдох, чтобы насытить тело кислородом, но это не помогает проснуться. Я снова извиваюсь, на что Димитрий только сильнее притягивает меня к себе. Проклятие. Я поднимаю голову и смотрю на него. Димитрий глядит на меня сверху вниз, его голубые глаза действительно, по-настоящему, заставляют мое сердце вытворять странные вещи. Они такие голубые, совсем как небо.

― У тебя изо рта идет кровь, ― просто говорит он. Как между прочим.

― И у тебя. Думаю, мы оба хорошо провели вечер.

Его губы вздрагивают, и на секунду я шокировано думаю, что Димитрий собирался улыбнуться. Но выражение его лица быстро становится каменным, и он отворачивает голову, глядя в окно. Я снова опускаю голову и чувствую, как бьется его сердце под моей щекой. Поворачиваю голову так, чтобы прижаться ухом. Тук, тук, тук.

Я закрываю глаза, не в силах больше бороться. Чувствую, как расслабляется тело, и прежде чем могу запротестовать о своем положении, засыпаю.

На его руках.

И это не очень хорошо.

~ * ГЛАВА 8 * ~

Джесс

Он позволяет мне спать до полудня, и я была полна благодарности за это. Ну, до того момента, пока не проснулась, и не была тут же накормлена (фруктами и йогуртом), и пока он не заставил меня встать, и не приказал одеться. Мы возвращаемся на корабль.

Мое сердце замирает.

Возвращение на корабль почему-то вызывает у меня смутное чувство подавленности. Я не хочу на корабль, не хочу выходить в открытое море. Хочу остаться на суше и остаться надолго. Я действительно не понимаю, почему так себя чувствую. Возможно, потому, что так долго была несвободной. Не буквально, а в том смысле, что у меня никогда не было шанса быть свободной и просто... жить. Логика, однако, подсказывает мне, что, если я буду находиться на корабле, то у Хендрикса появится больше шансов найти меня.

И поэтому я не спорю.

Я, действительно, ничего не говорю, пока мы едим, одеваемся и выходим. Димитрий резко обращается к Люку и второму охраннику, и те послушно делают, что приказано. Он, должно быть, нехило им платит. К закату второго дня, мы на внедорожнике возвращаемся к причалу. И чем мы ближе, тем заметнее я волнуюсь. Не хочу возвращаться на этот корабль.

― Хватит ерзать, ― говорит Димитрий.

Он сидит рядом со мной, держа меня за закованную руку так, чтобы я не смогла выпрыгнуть. Я не смотрю на него, просто смотрю в окно. Он ничего не понимает. Он не жил, отчаявшись, два года на корабле, делая все возможное, чтобы спрятаться от худшей перспективы.

― Я думал, тебе нравятся корабли?

Козел.

Я больше не разговариваю с ним.

Когда, подъехав, я вижу его корабль, у меня перехватывает дыхание. Блин. Я и не думала, насколько он огромный. Просто великолепный корабль ― длинный, цвета темной сосны. На корпусе ряды и ряды иллюминаторов, тянущихся до самой палубы, великолепной, с большими белыми флагами, украшенной с удивительным мастерством. Он, видимо, заплатил много денег, чтобы получить нечто столь впечатляющее. Димитрий вытаскивает меня из автомобиля, и я замечаю, что останавливаются еще четыре машины. И из них неспешно выходят люди. И мужчины, и женщины. При виде женщин я чувствую что-то вроде благодарности. Ну, это если они приехали, чтобы подняться на корабль.

Боже, надеюсь, что так и есть.

Я гляжу, как они начинают вытаскивать все новые и новые ящики и коробки из прицепов. Я разинула рот, увидев оружие. И не просто какое-то старье, а серьезные инструменты для уничтожения. Мое сердце начинает биться при мысли о Хендриксе и Инди. Что если Димитрий выполнит свой план? Что если он действительно убьет Хендрикса?

Я чувствую себя едва ли не больной.

Я никогда и мысли не допускала, что он может быть достаточно умен и изобретателен, чтобы уничтожить Хендрикса. В своей стихии Хендрикс самый лучший. Он смертоносен, решителен и влиятелен. Но Димитрий лучший в своем мире. Если эти миры столкнутся, кто выйдет победителем? Что будет с Инди, если что-то случится с Хендриксом?

Я вздрагиваю, когда Димитрий тянет меня к этому огромному кораблю. Я стараюсь сосредоточиться на нем, или на чем угодно. Не хочу думать о положении, в котором остаюсь. Не могу. Потому что, если подумаю об этом, то осознаю, что у меня останется только один ужасный выбор. И самое печальное в нем то, что я чувствую, что Димитрий этого не заслуживает. Но если до того дойдет, я сделаю то, что должна.

Я сама убью Димитрия.

― Дими, ― улыбается блондинка, направляясь к нам, как только мы поднялись на палубу.

Я гляжу на нее, и во мне поднимается зависть. У нее потрясающее тело, будто у модели. Пышная грудь, тонкая талия и идеально маленькая, но выпуклая задница. У нее длинные, густые и прямые волосы, а глаза глубокие, сногсшибательно карие. И, будто этого мало, на ней рубашка, из которой выпирает ее грудь, и юбка, такая тесная и короткая, что я на сто процентов уверена, что она не носит трусики.

Я вдруг чувствую себя очень посредственной. В смысле, разве рыжеволосая может сравниться с грудастой блондинкой? Я поднимаю руку и поглаживаю пальцами свои рыжие волосы. Не мытые два дня, и я чувствую это. Я надулась. Ничего такого у меня нет. Ни сисек, ни задницы. Конечно, я не толстая, но до смешного мелкая, это так несправедливо. Мои глаза слишком большие, слишком зеленые, а кожа слишком бледная.

― Ливви, ― говорит Димитрий, медленно оглядывая ее тело.

Я отворачиваюсь и сосредотачиваюсь на очень голубой воде.

― Кто она такая? ― капризно спрашивает Ливви.

― Это мое дело, не твое.

Ливви смотрит на меня так, будто я всего лишь жалкая пигалица, не заслуживающая касаться руки ее мужчины.

― Тебе никто не говорил, что пялиться невежливо? ― говорю я, бросая на нее взгляд.

Она выпрямляется и перебрасывает светлые волосы через плечо.

― А что, есть на что?

― Я тебя не спрашивала.

― Довольно, ― строго произносит Димитрий.

Ливви поворачивается к нему и, черт ее дери, хлопает на него ресницами.

― Как скоро ты от нее избавишься?

― Я не буду избавляться от нее, она останется со мной, чтобы я мог за ней присматривать.

Что он сказал? Я разворачиваюсь, насколько позволяют наручники, и пристально гляжу на него. Он смотрит на меня сверху вниз, и когда солнце светит ему, как сейчас, в лицо, его глаза выглядят... почти светящимися. Он щурится, прикрывает глаза рукой и говорит:

― Не трать силы на спор, знаешь ведь, что это ни к чему не приведет.

Невольно сжимаю челюсти, но не спорю.

― Так, когда я смогу тебя увидеть? ― спрашивает эта Барби Малибу плаксивым голосом.

― Вечером, я поставлю Бобби на страже, и мы закончим, что начали на прошлой неделе.

Боже, что за мерзость.

Барби Малибу улыбается в ответ и, реально, высовывает язык и прижимает к нему кончик пальца.

― Серьезно? ― фыркаю я.

Она бросает на меня взгляд, плавно подходит, обхватывает рукой лицо Димитрия и целует его так глубоко, что я отворачиваюсь с красными щеками. Блин. То, как двигается его челюсть, когда он целуется... незабываемо. Барби самодовольно улыбается мне, прежде чем повернуться и уйти.

― Ну-ну. В следующий раз отпусти меня до того, как засунешь язык в глотку Малибу.

Димитрий как раз тянет меня к главной комнате, но останавливается и оборачивается. Смотрит на меня скептически.

― Малибу?

― Ну, знаешь? Куколки Барби Малибу?

О, его губа снова дергается.

― Ну, Барби или нет, свое дело она знает.

― Да, уж. Она, наверно, привыкла быть по горло занятой.

Димитрий издает странный звук, но из-за того, что мы шагаем, и он впереди, мне не видно, усмехнулся он или крякнул от досады.

Димитрий ведет меня вниз по лестнице, и я смутно вспоминаю планировку корабля. Многого не помню, но, в общем, выглядит достаточно знакомо. Он распахивает дверь в свою каюту и ведет меня внутрь. Поразительно. Она намного больше каюты Хендрикса, раза в два. Впрочем, и весь его корабль больше во столько же. В центре стоит огромная двуспальная кровать, да и вся мебель выглядит солидно. Почти вся из дерева.