РАСХОЖДЕНИЕ

В кабинете директора уютно. Все на своем месте, все оборудовано рукой специалиста: удобная современная мебель, деревянная обшивка. Телефоны, которые еще недавно загромождали большой стол, заменены на аппарат, в котором, как светлячки, мигают небольшие кружки.

В этом солнечном и приветливом кабинете и сам директор как по заказу — рослый, стройный, улыбающийся…

Мы беседовали с ним уже целый час.

— Сила человечества в экономике, — авторитетно закончил директор и, довольный тем, что ошеломил меня точностью и масштабностью руководителя, спросил: — По чашке кофе выпьем?

Не успел я ответить, как обитая дверь бесшумно, словно в сказке, отворилась и появилась девушка, белолицая, с длинными волосами и, что меня поразило, с большими, какими-то плавающими глазами. Этой девушке достаточно только один раз посмотреть на мужчину, чтобы лишить его покоя.

Директор попросил ее приготовить кофе. Я же не мог оторвать глаз от красавицы. И вдруг она заговорила, и мне показалось, что говорит она не только губами, но и глазами.

— Вас ждет одна женщина. Примете ее?

— Что за вопрос? Я занят!

Я инстинктивно встал и, все еще не отрывая глаз от секретарши, ответил:

— Мы закончили, так что можно обойтись и без кофе.

— Нет, пожалуйста! Вы меня обидите! — настаивал директор.

Я согласился: кофе так кофе.

Пока мы пили ароматный напиток, директор продолжал бомбардировать меня цифрами. Я слушал его и думал о том, что цифры — бездушные символы, которые давно пора выбросить из употребления и заменить чем-нибудь другим, в чем есть душа, чтобы они отражали талант и мастерство людей. Эти невыразительные знаки, не есть ли они насмешка или, более того, пренебрежение к искусству и умению людей творить?! А там, в цехах, бесперебойно трудятся люди — молодые и старые, ловкие и неуклюжие. Глубоко в душе каждый таит радость или грусть… Вероятно, директор переборщил с этими проклятыми цифрами, а я — со своими размышлениями, потому что и не заметил, когда в кабинет вошла женщина.

— Товарищ директор, разрешите мне завтра взять день за свой счет?

— Как это вы будете завтра отсутствовать? И это — в конце квартала, решающего для года! Нет! Нельзя!

— Мне необходимо, товарищ директор.

— С начальником цеха говорили?

— Он согласен…

— Согласен, согласен… — прервал ее директор. — А о плане кто будет думать — директор? План — это альфа и омега нашей жизни. Понимаете ли, товарищ?

Пара глаз смотрела на директора. Пара больших, немного усталых глаз.

— Товарищ директор, вас спрашивают из городского комитета партии, — передала секретарша.

Он быстро встал:

— Алло!.. Да!.. Здравствуйте!.. Воюем за план… Конечно, товарищ секретарь, прежде всего у нас человек!.. Да. Будет участвовать группа комсомольцев. Необходимо изучать героическое прошлое… Я? Да, буду… Спасибо.

Он еще не положил трубку, когда секретарша сказала:

— Начальник цеха позвонил и просил вам передать, что бригада, в которой работает эта женщина, выполнит и ее норму. Люди настаивают, чтобы вы разрешили ей отсутствовать завтра.

— Хорошо, — повернулся директор к женщине, — если так нужно. Напишите заявление на отпуск!

Передвинув свое кресло на колесиках поближе к столу, на котором стояла недопитая чашка кофе, он дал указание секретарше:

— Организуйте комсомольцев из администрации. Завтра автобусом поедете на торжественное мероприятие.

Я смотрел на женщину. Знакомое лицо. Откуда я могу ее знать? В сущности, может быть, случайно где-то встречал. Нет! И она меня узнала. Почувствовал, как она спросила меня взглядом: «Я очень постарела?» Наверное, и с вами бывает такое: закрадется какая-нибудь мысль в голову и сверлит, не дает покоя. Так случилось и со мной.

— Кто эта женщина? — спросил я директора, когда посетительница ушла.

— Я не знаю ее. С расширением завода число работников удвоилось. Большинство приехали из соседних сел.

— А секретарша?

— И она новая. По рекомендации комсомола ее взял.

— Есть вкус у молодых.

— Есть, есть, — подтвердил директор и рассмеялся.

Я поспешил проститься. Договорились, что на завтрашнее торжество поедем вместе. Направляясь к центру города, я рылся в своей памяти. Откуда все-таки мне знакома эта женщина? Я мысленно воскрешал множество встреч, случаев… Нет, никак не удавалось вспомнить. А ее глаза — такие прекрасные, такие знакомые — все стояли передо мной. Я никогда не считал себя философом, не любил отвлеченных размышлений, но сейчас не мог не делать этого. Вспомнился мне мой сосед, которого когда-то приглашали в наш дом сватом. Он говорил, что, как только входит в дом девушки, старается увидеть ее глаза. «Глаза — это сам человек, — говорил он. — Посмотришь в них и раскроешь его характер. Они не могут лгать. Они праведные. Волосы можно перекрасить, лицо напудрить и румяна навести, глаза же изменить нельзя». Он не все сказал. Он не предупредил меня, что глаза могут превратить ночь в день. Да, поверьте мне! Именно так и случилось со мной. В эту ночь я не сомкнул глаз.

Утро было прохладное и румяное. Свежий горный ветер разогнал свинцовый туман. Я пришел раньше условленного часа встречи. Думал, что комсомольцы там, но оказалось, что все уже уехали. Только несколько пенсионеров стояли и ждали. Вскоре подошла машина, и мы тронулись в путь. Машина быстро скользила по извивавшейся меж деревьев черной дороге. Мы догнали пионеров, комсомольцев, взрослых. Тридцать четыре раза из года в год в этот день народ массами выезжал сюда.

Начался митинг. Бывший командир отряда, заслуженный, немолодой человек, генерал, говорил с нескрываемым волнением:

— …Нас была горсть против тысячи. Бой мы встретили бессмертной песней «Жив он…» и вошли в бессмертие. А сколько совершено таких подвигов! Память о них хранится в народном музее — в сердцах людей!..

Легендарный командир, видимо, расчувствовался, рассказывая о своем отряде, который вырвался однажды из огненного кольца окружения и возвратился, чтобы вынести из огня своего раненого товарища.

— Этот раненый был моим отцом, — прошептал мне директор.

— …И мы успели! — продолжал генерал взволнованно. — Да только пуля, которая никогда не рождает жизнь, настигла его.

Когда выступление генерала закончилось, родным и близким погибших, а затем представителям организаций и предприятий предложили возложить цветы к памятнику.

Женщина, которая со вчерашнего дня не давала покоя моим мыслям, подошла, преклонила колена перед белокаменным памятником со звездой наверху и положила большой букет цветов. Траурный салют нарушил установившуюся тишину. Я смотрел на женщину, мучимый загадкой, потом мой взгляд остановился на фотографии на памятнике. Это была фотография моего друга с ученических лет, который как бы говорил мне сейчас: «Это моя сестра. Я знал о твоих чувствах, но ты был скромен больше, чем нужно, а я не дожил, чтобы сказать ей об этом…»

Он всегда мне помогал, когда безысходность меня душила.

Я сделал шаг вперед. Хотелось крикнуть, во все горло крикнуть, чтобы заглушить выстрелы: «Прости, я не узнал тебя вчера!» Но директор шепнул мне:

— Смотри, та женщина с нашего завода — знакомая человека, который спас тогда моего отца.

— Не знакомая, а сестра, — уточнил я.

— И ты знал об этом?

— К сожалению, я вчера не узнал ее.

Я поспешил пробраться среди людей, чтобы догнать ее. Но и сейчас, как и тогда, в дни нашей молодости, не догнал.

Машина тронулась. Мы с директором сидели в молчании и думали о вчерашнем и сегодняшнем дне. И вдруг увидели — перед нами шли, взявшись за руки, его секретарша и та женщина.

— Останови! — сказал директор шоферу. — Товарищи, идите сюда! Я должен…

— Нет, нет! Мы с дочерью пойдем с комсомолом. Там лучше. — И они влились в разноцветный поток людей.