Изменить стиль страницы

Начались новые побои.

Из разбитой головы текла кровь, слепя глаз, правая перебитая рука скоро повисла, как плеть, вся спина покрылась кровавыми рубцами, и Дик вспомнил только что виденные им исполосованные спины чернокожих.

Дик стоял несколько мгновений, наблюдая это странное зрелище. Это было уже не наказание, а дикое издевательство, истязание.

С диким, пронзительным криком, криком раненого, разъяренного, неистовствующего зверя, Дик бросился с копьем на рыжебородого.

Тот изумленно взглянул на него, сразу узнав в этом юном полуголом дикаре человека своей расы, и палка выпала у него из рук.

— Что вы так взволновались, юноша?.. — иронически начал было другой, но тут же замолчал и захлопал в ладоши.

Несколько перепуганных черных лиц показалось из–за кустов.

— Держите его, а то все вы разделите участь беглеца Матаба.

Дик мигом понял опасность, понял, что он один, а их много. Оглянувшись кругом, он бросился вперед по знакомой дороге и вскоре исчез и притаился в зарослях. Он долго слышал, сидя в безопасном месте, как чернокожие бродили вокруг, разыскивая его.

Когда их крики и шаги замолкли и Дик хотел было выйти из засады, он услышал шаги и, выглянув, увидел белого в сопровождении нескольких рабов.

— Вы должны найти его, иначе вам грозит суровое наказание.

Белый направился к хижине, и Дик с облегчением вздохнул, зная, что Катафа находится в безопасности. Белый вошел в дом, затем вышел и направился вглубь чащи. Минут через десять он вернулся. Навстречу ему шел другой.

— Алло! — закричал он. — Здесь дом этого белого дикаря, но его самого нет. Мы должны найти его и узнать, кто он… Слуги, видевшие, что он бросился на помощь к Матабе, конечно, укрывают его, и мы должны дать им еще один урок послушания…

Дик все слышал и понял.

Какое–то странное, неизведанное чувство беспокоило и волновало душу Дика, и сердце его наполнялось ужасом и ненавистью к тем людям, к которым еще вчера его так сильно влекло.

Остров, который он любил, вдруг сделался ему ненавистным. Еще день тому назад он с грустью думал, что оставит его, уступая просьбам Катафы уехать на ее родной Таори; теперь же он только и мечтал о том, чтобы бежать, скорее уехать отсюда.

Осторожно выбравшись из своей засады, он, шатаясь, как пьяный, все еще полный впечатлений виденного, поспешил к Катафе.

Она, долго прождав его, наконец, уснула.

Была уже ночь, когда легкий шелест листьев и звук его шагов разбудили ее.

— Что с тобой, ты был у рыжебородых? — спросила Катафа.

— Да, и больше не пойду. Мы завтра уезжаем. Я больше не могу жить здесь. Завтра днем мы соберем наши припасы и уедем… На Таори… Но как там встретят нас?..

Катафа живо прервала его:

— Колдунья Джуан утонула, а вождь Ута–Мату добрый и все другие тоже, они не сделают нам ничего дурного…

Юноша и девушка остались и на ночь на берегу, в зарослях.

Ночью странные протяжные завывающие звуки не давали им спать. Изредка доносились громкие отрывистые крики и глухие удары.

— Что это? — спросила Катафа.

Дик не отвечал ей.

А утром, когда опять послышались удары топора, он сделал ей знак следовать за собой и пошел к берегу.

Но там слышались голоса белых людей, и Дик боялся нового преследования. Только когда солнце стояло высоко, они решились пробраться опять сквозь чащу деревьев и выглянуть на берег.

Страшная картина представилась их взорам. На отмели, на высоких кольях, вбитых в мелкую реку, торчало пять человеческих трупов, в самых ужасных позах, приданных им агонией.

Стаи коршунов, громко крича, суетились над трупами, расклевывая тела, пожирая мясо еще вчера живых, двигавшихся людей. Иногда птицы тяжело поднимались ввысь и вдруг камнем падали, сложив крылья, и только над самой жертвой внезапно раскрывали их и вонзали когти в добычу. Насытившись, они садились неподалеку в песок и траву, грузно переступая с ноги на ногу.

Катафа, вся дрожа, прижалась к Дику, который впился, дико блуждая глазами, в это зрелище. Потом он вдруг круто повернулся и пошел по лесной чаще к берегу, по направлению спрятанной лодки. Катафа молча последовала за ним…