— Это мелочи? — с сомнением спросила она. — Тысячи людей?

— Мелочи, по сравнению с миллионами людей многих народов, которые уже часть этой войны, и с миллионами, которые станут частью, — объяснил он. — Но я верю, что есть уверенность в нас и в наших личных судьбах, — его голос стал очень тихим. — Я всегда знал, что умру юным. Точно до своего восемнадцатого дня рождения.

Она охнула, словно ее ударили.

— Как можно в это верить? Даже лучшие гадатели не видят о себе такое, как и о тех, кто им дорог. Потому миссис Рейнфорд не видит своего мужа.

— Она не видит из-за эмоций, и потому что в гадание вовлечен другой человек. Не только она, — он прошел еще дюжину шагов. — Я годами видел себя в крови, знал, что я смертельно ранен. Война идет в паре миль отсюда, и современное оружие бьет далеко. Скорее всего, что-то произойдет тут. Скоро.

— Тогда иди домой через зеркало. Там безопасно!

— Если мое время на исходе, бег не поможет, — мягко сказал он. — Я нужен тут. Я лучше умру, зная, что постарался, чем выживу чуть дольше как трус. Ты понимаешь это?

Тори судорожно вдохнула.

— Маг во мне понимает. Но Тори, которой нравится быть с тобой, нет.

— Если смерть неизбежна, стоит постараться умереть хорошо, — сдавленно сказал он. — Я лучше умру как человек, чем как заяц.

Она всегда думала, что он казался старше своих лет, а теперь понимала, что это было из-за жизни с уверенностью в своей смерти. Его спокойствие и принятие пугали его.

— Потому ты не сближаешься с людьми? Потому не раскрываешь свое имя?

— Титул отдаляет меня от остальных, — печально сказал он. — Имя — для близкой семьи и друзей, потому я не использую свое. Зачем добавлять боли тем, кто мне дорог?

— Это очень благородно, — едко сказала она. — Но и неправильно.

Он вскинул брови.

— Как это?

— Забота — всегда риск, ведь умереть можно в любой миг, — напряженно сказала она. — Каким холодным и одиноким будет мир, если все откажутся от заботы, боясь боли потери!

— Смерть неизбежна, но многие люди не знают, когда она наступит, потому отрицают будущую боль, — он взглянул на нее, его лицо было бледным овалом во тьме. — Я знаю, что мой конец близко, и я могу решать, как сильно ранить тех, кто мне дорог. Я решил уменьшить эту боль.

Тори укуталась в шаль плотнее.

— В этом есть смысл, но я не думаю, что смогла бы поступить так благородно. Я хочу заботиться и ощущать заботу.

— У меня были годы для мыслей об этом, — ответил он. — Я верю, что наши души, наша сущность, выживает. А тела… — он пожал плечами. — Мне хоть не нужно переживать из-за болезней в старости.

Он мог уже привыкнуть к мысли, что умрет, но она — нет. Тори хотела кричать, бить кулаками по его груди, говорить, что будущее не определено, и он еще мог выжить.

Но что она знала о его жизни? Почти ничего. И она не имела права винить его за то, как он себя вел.

Тори с болью вдохнула, желая, чтобы эта прогулка не заканчивалась. Она назвала бы это волшебной интерлюдией, но она жила с магией каждый день. Это было нечто другое, но она не посмела это называть.

Гораций побежал вперед них. Он направлялся к дому, темному силуэту в ночи. Белые пятна его шерсти показывали, где он, когда он остановился на крыльце и ждал их.

Если Аллард решил умереть хорошо, она могла решить хорошо попрощаться.

— Спасибо, что объяснил, почему так сдержан. Теперь я понимаю, — она хотела, чтобы от этого не было так больно.

Аллард замер и повернулся, опустил ладони на ее плечи. Его прикосновение отозвалось в ней. Они не соприкасались, кроме того раза, когда он нес ее от зеркала. Это влияло на нее сильнее, потому что она не была подавлена после путешествия сквозь время. Она с трудом не дала себе прильнуть к нему.

— Хоть я смирился со своей судьбой, — тихо сказал он, — я хочу сделать кое-что до своей смерти.

Вспомнив его слова об их миссии, Тори попробовала угадать:

— Ты надеешься увидеть успех эвакуации?

— Не так высоко, — он смотрел на Тори, словно пытался запомнить все ее черты. — Я хочу… поцеловать тебя.

Она затаила дыхание, сердце колотилось.

— Это просто.

Она подняла голову, Аллард убрал ее волосы, прижал сильную ладонь к ее шее.

— Ты изысканна, — прошептал он. — Такая нежная. Гладкая. Как живой шелк.

Он склонил голову и коснулся ее губ своими, и его губы были теплыми, пока он целовал ее с нежностью, удивлением и сожалением.

Тори напряглась от шока и радости. Она еще не целовалась, не знала, каким бывает поцелуй. Она обвила руками его пояс под свободным пиджаком, ощущая силу его тела, его живое тепло. Как же нечестно, что они открылись друг другу, когда им оставалось несколько дней!

— Тори, — выдохнул он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Моя леди Виктория. Ты выглядишь хрупко, как цветок, но ты такая сильная. Как закаленная сталь клинка.

Она хотела плакать. Вместо этого Тори поцеловала его снова, и уже не нежно. Ее поцелуй был огнем, скорбью по всем потерянным завтра.

Аллард ответил с тем же пылом. Его объятия прижали Тори к нему, его ладони скользили по ее спине, притягивая ее все ближе.

Она думала, что мало знала о любви, но это было куда больше. Это была страсть, жаркая и пылкая, голод по близости терзал ее изнутри. Она ощущала биение его сердца так же четко, как свое, но не знала, где заканчивались ее эмоции и начинались его. Как могли закончиться эти объятия, когда она знала только эту реальность?

Но они должны были закончиться.

Слишком скоро Аллард остановил поцелуй, но не отпустил Тори.

— Лучше пойти в дом, пока я не забыл свои слова о чести, — хрипло сказал он.

— Хотелось бы, чтобы ты забыл, — вздохнула она. Это мог быть их последний раз наедине. Она не могла этого вынести.

— Не соблазняй меня! — с горечью сказал он. — У меня осталось не так много времени, но у тебя есть будущее, и я не буду его портить.

Она хотела быть разрушенной, но ей хватило ума понять, что с остывшей кровью она может подумать по-другому.

— Наверное, ты прав, — она не отходила от него, в объятиях они так идеально сочетались.

— Я был эгоистом, — тихо сказал он, гладя ее волосы. — Стоило не говорить, но мне не хватило сил упустить шанс. Я не хочу, чтобы ты сильно переживала, Тори, но… немного заботы хотелось бы.

Она чуть не плакала в плечо пиджака Тома Рейнфорда, но сдерживала слезы. Он думал, что она была сильной, и она должна соответствовать этому.

Он хотел избегать причинения боли, и было бы эгоистично с ее стороны показывать, как она страдает. Глубоко вдохнув, Тори отошла на шаг, медленно проведя ладонями по его рукам.

— Я переживаю, но обещаю, что ты не испортил мою жизнь. Наоборот. Ты сделал ее богаче. Я тебя не забуду.

— Я рад, — он поймал ее ладонь, поднес к губам и поцеловал ее пальцы. — А теперь нам нужно идти.

Она согласно кивнула, они пошли рука об руку к дому, чуть не споткнулись о Горация, который тихо следил за их объятиями. Она была рада, что Нерегуляры в их группе не могли говорить с животными. Как и остальные, кого она знала. Она не знала, стал бы болтать Гораций.

Они тихо прошли внутрь, держась за руки. Кухня была темной, но свет и фортепиано доносились из гостиной. Звук отличался от музыки во время Тори, был насыщеннее.

Тепло и красота нот сдавили горло Тори. Только дополнительных эмоций ей не хватало.

— Наверное, играет Элспет, — тихо сказал Аллард. — Она — чудесный музыкант. Это один из ее любимых концертов Моцарта.

Тори ощутила укол зависти к Элспет, ведь она знала Алларда с детства. Когда он умрет, у Элспет останется много воспоминаний о кузене.

Но он хотел касаться только Тори.

Концерт закончился, последние ноты утихли.

— Невероятно, леди Элспет! — воскликнул Ник. — Вы могли бы зарабатывать как пианист.

Элспет рассмеялась.

— Не в мое время, но приятно слышать.

Тори хотела пройти в гостиную, но миссис Рейнфорд сказала:

— Вот копии песни, что тебе понравится. Называется «Иерусалим», а слова из стихотворения Уильяма Блейка, который жил в ваше время. Вы его читали?

После отрицательных ответов учительница продолжила:

— Не удивительно. Он стал известен задолго после его смерти. Стихотворение положили на музыку во время Первой мировой, и это как гимн Англии. Песня днями не выходила из моей головы. Она очень подходит.

Зашуршали бумаги, и Элспет сказала:

— Красивые слова. Хотите, чтобы я ее сыграла?

— Нет, я сыграю, чтобы вы сосредоточились на словах, — они поменялись местами с шелестом. — Я сыграю куплет музыки, а потом мы споем.

Музыка была завораживающей, и слова чуть не заставили Тори разрыдаться, когда ее друзья запели гимн. Они с Аллардом стояли, держась за руки, и слушали. Последние строки вызвали слезы на ее глазах:

Незримый меч всегда со мной.

Мы возведём Ерусалим

В зелёной Англии родной.

Ноты утихли, Тори вытерла глаза свободной рукой.

— Понятно, почему миссис Рейнфорд она показалась уместной.

— Мы — меч в руке Англии, Тори. Один из мечей, — Аллард поднял их соединенные руки и поцеловал ее запястье, где бился пульс, вызывая дрожь на коже Тори.

Отпустив ее руку с заметной неохотой, он спросил:

— Ты пойдешь отдохнуть наверх перед своей сменой?

Отдохнуть и скрыть эмоции. Тори кивнула.

— Передай им спокойной ночи от меня, — она прошла за дверь к лестнице.

Тори поднималась, оглянулась и увидела спокойный профиль Алларда, идущего в гостиную. Он будет с ней не долго, но у них был тот поцелуй. Ее первый. Тот, который она никогда не забудет.

Этого должно хватать.

ГЛАВА 29

Тори еще не спала, когда Элспет тихо прошла в комнату.

— Я не сплю, так что можешь включить свет.

Элспет включила лампу у кровати, которая была не такой яркой, как сверху. Тори все ее поражало, как легко было добыть свет.

— Как прошло гадание?

— Мы больше развлекали себя, чем серьезно гадали, так что не знаю, есть ли толк от результатов. Похоже, эвакуация продлится еще несколько дней, значит, спасут намного больше людей, — Элспет села за комод и стала расчесывать свои длинные волосы. — Но ничего не ясно насчет мистера Рейнфорда. Точнее капитана Рейнфорда.