В Бухару миссия выбралась только поздней осенью, присоединившись к возвращавшемуся бухарскому посольству[116 ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4933, л. 64-64 об.]. С большой поклажей - инструментами для метеорологических исследований, дарами для эмира, провиантом и фуражом - 30 октября отряд отбыл из Оренбурга в юго-восточном направлении. Спустя две недели по тому же пути двинулись войска. Начался знаменитый зимний поход на Хиву 1839-1840 гг.
Отряд Ковалевского в сопровождении охраны из казаков двигался достаточно быстро, хотя погода готовила неприятности. Ударили двадцатиградусные морозы, чего в октябре-ноябре никогда в этих местах не бывало. Реку Илек 5 ноября путешественники переходили по льду. Потом выпал необычайно глубокий снег, начались бураны. Ковалевский исправно вел путевой журнал, где подробно описал места следования отряда. Его заметки содержали ценнейшие данные о ландшафте, растительности и животном мире, о геологическом строении почвы казахских степей, о быте населения и особенностях кочевого скотоводства. В журнал заносились результаты метеорологических наблюдений. Ковалевский и Гернгрос собирали образцы горных пород, по возможности проводили разведочные работы.
Но вскоре участники экспедиции оказались вовлеченными в военные действия [273]. Каравану встретился посланец из Хивы, который, по словам Ковалевского, возбуждал киргизов (т.е. казахов) против русских. Поэтому путешественникам 17 ноября пришлось изменить маршрут и остановиться у хивинского укрепления в районе песков Большие Барсуки. Членов экспедиции взяли под стражу, а будущее не сулило ничего доброго. Оставалось единственное средство к спасению - побег. В ночь с 21 на 22 ноября, воспользовавшись бураном, Ковалевский и его спутники бежали из лагеря и направились к находившемуся в 300 верстах временному русскому укреплению Ак-Булак.
В официальных документах об этом говорилось: “Горная экспедиция вынуждена была, по случаю неприязненных в степи действий, отделиться тайно от каравана, при коем следовала в Бухарию, и искать убежища под защитой войск наших, в то время в Хиву шедших”. Они оставили все свои вещи, кроме пороха и двух небольших артиллерийских орудий - фальконетов, которые пригодились уже на следующий день, чтобы отбиться от погони. До укрепления они добрались 24 ноября и остались здесь в ожидании отряда Перовского. Идти к нему навстречу, как писал Ковалевский в донесении, они не могли по случаю совершенного изнеможения [399, т. 1, с. 207].
Отдохнуть, однако, не удалось. Через три дня большой отряд хивинцев напал на Ак-Булакское укрепление. Ковалевский и Гернгрос, как старшие по званию, взяли на себя руководство обороной. Небольшой гарнизон укрепления численностью не более 300 человек, причем большей частью больных, одержал победу. Они не только отбили четыре атаки хивинцев, но и обратили их в бегство. Этот эпизод повлиял на весь исход хивинской кампании и заставил хана пойти на мировую. В конце января отряд Перовского подошел к Ак-Булакскому укреплению и его защитники вместе с войсками двинулись в обратный путь. С трудом передвигаясь по зимней степи, в середине марта 1840 г. они вернулись в Оренбург.
В июне пришло сообщение, что Ковалевский и Гернгрос повышены в звании: первый пожалован в майоры, второй - в капитаны[117 Там же, л. 86, 87.]. Тогда же Перовский сообщил в столицу, что он не видит возможности отправить в настоящее время без явной опасности в Бухарию находящегося в Оренбурге горного инженер-майора Ковалевского или кого бы то ни было русского. Нессельроде ответил, что высочайше повелено отложить экспедицию: “Когда же впоследствии окажется возможным безопасно предпринять путь в Бухарию, - заключал он, - тогда сделаны будут распоряжения о посылке туда предназначенной экспедиции для исполнения данного хану обещания”[118 Там же, л. 93.].
В официальном сообщении, датированном 13 июля, майору Ковалевскому предписывалось прибыть в сопровождении капитана Гернгроса в Петербург для донесения о сведениях, какие он мог собрать в течение пятимесячного своего пребывания в Киргизской степи[119 Там же, л. 89.]. Эти сведения они опубликовали в совместной статье “Описание западной части Киргиз-Казачьей или Киргиз-Кайсацкой степи”, которая была напечатана в “Горном журнале” в 1840 г. [275].
Перовский высоко оценил действия участников экспедиции, их храбрость и находчивость в военной обстановке. Его резолюция на запрос, можно ли признать майора Ковалевского и капитана Гернгроса участниками Хивинского похода и внести эти данные в их послужные записки, гласит: “Нахожу, что они имеют на это полное право”[120 Там же, лл. 108-108 об.].
Интересно, что имущество экспедиции Ковалевского, брошенное ими в Бухаре, сохранилось там в неприкосновенности, а в 1842 г. было возвращено геологической экспедиции, которая под руководством горного инженера К.Ф. Бутенева исследовала недра Бухарского ханства.
Говоря о научных исследованиях, которые проводились в летние и осенние месяцы 1839 г. и во время хивинской кампании, нельзя не упомянуть еще одного участника - капитан-лейтенанта Л.Н. Бодиско, который в марте приехал в Оренбург из Астрахани. Ему предписывалось явиться к Перовскому в связи с высочайшим повелением назначить морского офицера с особыми поручениями в распоряжение оренбургского военного губернатора. Эти особые поручения состояли в обозрении, глазомерной и инструментальной съемке восточных берегов Каспийского моря, что было необходимо для предполагавшегося переноса Ново-Александровского укрепления на более удобное место. Вместе с Бодиско осмотр берегов проводил капитан Генерального штаба Ширков.
Из формулярного списка следует, что Л.Н. Бодиско было в то время 34 года, образование получил в Морском кадетском корпусе. В ходе службы сделал на море 18 кампаний[121 ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4928, л. 1-1 об., л. 2-7 об.]. В.И. Даль, знакомый с Бодиско еще по Морскому корпусу, писал сестре, что, вернувшись весной 1839 г. из столицы в Оренбург, застал приехавшего двумя днями раньше Бодиско, который поселился у него и с которым он с удовольствием общается[122 ИРЛИ. Письмо к П.И. Шлейден от 12 июня 1839 г.].
14 апреля Л.Н. Бодиско получил от В.А. Перовского инструкцию относительно осмотра берегов Каспийского моря [399, с. 41-44], денежные средства, а также инструменты и материалы, необходимые для топографических работ и черчения планов[123 ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4928, л. 13-14 об., л. 15.]. Перед началом экспедиции Бодиско сообщал Перовскому из Астрахани: “Долгом поставляю приложить сведения, которые переданы мне изустно здешним военным губернатором г. генерал-майором Темирязевым: эмбенская промышленность пострадала в нынешнем году необыкновенно от смелого нападения туркменцев, действовавших по внушениям хивинского хана, - ими захвачено в короткое время 168 человек и уведено в Хиву. Для выкупа кого возможно я получил от здешнего военного губернатора 4000 руб.”[124 ГАОО, ф. 6, on. 1, № 4941, л. 52.]
Таким образом, его нелегкая научная задача осложнялась и политическими обстоятельствами. Тем не менее 21 июля Перовский доносил военному министру, что Бодиско и Ширков, выполнив поручение, 28 июня прибыли в Астрахань и “занимаются теперь отделкою чистых планов и приводят в порядок свои записки, надеясь в непродолжительном времени доставить ко мне описание обозренных ими берегов и планы инструментальной и глазомерной съемок с промерами” [399, с. 100]. Здесь же приводятся их соображения о постройке нового укрепления на полуострове Мангышлак.
В.А. Перовский 21 августа обратился к морскому министру А.С. Меньшикову со следующим письмом: “Милостивый государь Александр Сергеевич! Для описи Аральского моря и устьев впадающих в него рек, по случаю предпринимаемой ученой экспедиции сделаны с моей стороны все приготовления и построены между прочим четыре большие разборные лодки, которые, будучи отправлены туда сухим путем, должны быть собраны на месте. Как для сего, так и для управления гребными судами и даже для самой береговой описи я считаю необходимым иметь при отряде морского офицера; как капитан-лейтенант Бодиско, окончив уже прежнее поручение, находится ныне в Оренбурге, и усердием своим и знанием дела вполне оправдал доверенность начальства, то я и решаюсь просить Вашу светлость покорнейше оставить Бодиску под начальством моим до окончания предпринимаемой экспедиции, в которой он, как я уверен, может быть весьма полезен...”[125 ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4928, л. 16-16 об., 19.]
Согласие на эту просьбу было получено 3 октября, Л.Н. Бодиско включили в состав экспедиции к Аральскому морю, но после очередного переноса ее срока он присоединился к отряду, который отправлялся в Хиву, и оставался с ним до конца похода. Представляя его к награде, Перовский писал морскому министру, что капитан- лейтенант Бодиско “как во время приуготовительных к походу работ, постройки разных лодок, вооружения их и пр., так и во время самого похода, несмотря на необходимые трудности, не только нес службу наряду с другими, но и часто употребляем был на поручения, требовавшие соображения и особой деятельности и усердия”[126 ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 5141, лл. 10-10 об.].
После окончания похода Перовский вновь просил морского министра прикомандировать Л.Н. Бодиско к “приостановленной” Аральской научной экспедиции, когда она будет снаряжена: “Не желая долее задерживать здесь этого усердного к службе и способного офицера, - писал он, - я предписал ему отправиться к своей команде, снабдив его прогонными и подорожной до С.-Петербурга... смею надеяться, что в случае приведения действия предположения об ученой экспедиции Ваша светлость не откажет вновь командировать в наше ведение этого офицера”[127 ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4928, л. 21-21 об.].