На ясно выраженное академиками “желание не участвовать в экспедиции” 12 мая С.С. Уваров ответил, что “Академия не может считаться освобожденной от участия в оной”[100 Там же, л. 40 об.-41.]. Вскоре он сообщил П.Н. Фусу, что царь изволил одобрить представление генерал-адъютанта Перовского, который для значительного сокращения издержек и для того, чтобы не потерпеть в степях недостатка в воде, считает необходимым выступить в ноябре сего года[101 Там же, л. 42-42 об.].
Академики были, таким образом, вынуждены вновь заняться подготовкой к экспедиции. На заседаниях специально созданной комиссии обсуждалась программа работ, которая требовала изменений, так как из летней экспедиция превратилась в зимнюю и, следовательно, будет проходить в других условиях. Поэтому, например, вместо ботаника и зоолога в ее состав нужно включить геолога. Предполагалось и участие в ней ориенталиста. Рассматривался вопрос и о маршруте экспедиции[102 Там же, л. 43-45, 51-61 об.]. Но академикам сообщили, что маршрут не определен, но предоставлен ближайшему рассмотрению оренбургского военного губернатора, и что по примерно полагаемому сроку экспедиции возможно будет воспользоваться на берегах Арала весенним временем[103 Там же, л. 46-46 об.], другими словами, путешествие, начавшись осенью, могло продлиться до весны.
Академик К.М. Бэр, которому комиссия поручила составить доклад, отправил 15 июня 1839 г. конфиденциальное письмо В.И. Далю [219], адрес которого он узнал у академика Х.Д. Френа. Таким образом, прославленный ученый не сомневался, что Даль был душой всего предприятия и существенно влиял на разработку программы экспедиции. Бэр пишет, что сам принял бы в ней участие, “если бы был уверен, что хотят совершить нечто дельное и прочное, что хотят получить ответ на вопросы, которые ученый мир уже поставил, но не мог разрешить из-за отсутствия основательного исследования на местах” [Там же, с. 30]. На этот счет у него были серьезные сомнения.
Прежде всего академик жалуется на неясность в планах и сроках экспедиции, на постоянный перенос этих сроков. “Вы знаете, - пишет Бэр, - что Академии было давно поручено организовать научную экспедицию на Аральское озеро и что позднее вся экспедиция была отменена. В апреле этого года мы вновь получили сообщение, что экспедиция состоится и Академии можно к ней готовиться. Однако, поскольку нам было официально указано, что эта экспедиция должна отправиться в начале весны, Академия от всего отказалась в уверенности, что теперь уже поздно. Затем нам было сообщено, что экспедиция отправится в ноябре. При таких обстоятельствах казалось очевидным, что все должно быть приготовлено для зимнего путешествия. Ботаник был отпущен; пригласили зоолога, обладающего знаниями геогнозии. Выяснилось, что экспедиция должна будет провести на Аральском озере еще и весну” [Там же, с. 30-31].
Далее Бэр указывает на недостатки в предлагаемом плане экспедиции и перечисляет проблемы, которые, по его мнению, она должна решить: “Вопросы о прежнем течении Окса и о предполагаемом впадении западного рукава в Каспийское море, вообще проблема прежнего отношения Аральского озера к Каспийскому морю, исследование отношения Устюрта к горам, которые можно рассматривать как последние отроги Урала, короче говоря, следует не ограничиваться восточным побережьем Аральского озера, но проникнуть на запад; разумеется, примут во внимание весь исторический материал, который попадется” [Там же, с. 31].
“То, что генерал-адъютант и военный губернатор Перовский, - продолжает Бэр, - позаботится о том, чтобы каким-то образом поддержать это предприятие и обеспечить ему возможно больший успех, не вызывает никакого сомнения, судя по всеобщим отзывам об этом ученом и дальновидном человеке” [Там же]. Однако он просит Даля сообщить о его личном отношении к предлагаемому плану. “Вот что я хотел бы знать, - пишет он, - считаете ли Вы вероятным, что может быть оказано необходимое содействие для того, чтобы академическая экспедиция отправилась от южной оконечности Арала вдоль предполагаемого русла Окса или вдоль чинка, или раздельно, в зависимости от обстоятельств и потребности? Есть надежда, что удастся снарядить еще одну экспедицию в сторону, по крайней мере к южной оконечности Мугоджарских гор и к северному краю Усть-Урта (конечно, лучше всего до Мертвой губы)? И наконец, возможно ли, чтобы первая часть экспедиции вышла из Оренбурга только в феврале? Во-первых, в покрытой снегом степи, пожалуй, нечего делать, а во-вторых, по крайней мере моя особа тяжело перенесла бы пребывание зимой в открытой степи и совсем без пользы мерзла бы там” [Там же].
Петербургские академики, конечно, не представляли реального положения дел в районе Аральского моря и опасностей, грозивших участникам экспедиции. Интересуясь только научной стороной дела, они не понимали осторожности Перовского, который колебался относительно проведения исследований на Устюрте, т.е. в непосредственной близости от хивинских владений.
Поскольку в последнем плане экспедиции еще не было окончательного маршрута. Бэр считал возможным внести в него дополнения. “Я предложил бы, - настаивал он, - кроме экспедиции, выходящей из Оренбурга, держать в готовности на Каспийском море корабль, с которого после прохождения сухопутной экспедиции можно было бы легко проникнуть в северный или южный край Усть- Урта. Тогда я сначала поехал бы в Оренбург, от Оренбурга в Сергиевск, а оттуда, в зависимости от того, будет ли сухопутная экспедиция продвигаться медленно или быстро, о чем я узнал бы в Оренбурге, направился бы к северному или южному краю Усть-Урта” [Там же, с. 32].
Бэр ждал от Даля и его личных соображений по академическому плану, который в это время составлялся: “Прошу Вас, глубокоуважаемый друг, если можно сообщить мне, что именно В ы (выделено Бэром. - Лет.) ждете от будущего в рассуждении указанных вопросов... Постороннее вмешательство в это дело создало совершенно ненужные препятствия, поэтому многое может пойти вкривь и вкось. Но поскольку я докладчик и, если хотите, автор плана, то, как я полагаю, адресованное мне доверительное сообщение было бы уместным, а не подлежащее оглашению осталось бы у меня в строгой тайне, хотя и оказало бы влияние на принимаемые меры” [Там же]. Письмо это подтверждает значение, которое академик придавал мнению В.И. Даля: “Мы ответственны перед императором и перед государством за то, что эта экспедиция будет иметь результат. Но если нам ничего не говорят о цели, то мы не можем строить никаких предположений и должны высказать пожелание, чтобы рассмотрение вопросов, ответов на которые ждет Европа, было отложено на более подходящее время. Вы лучше сможете оценить обстоятельства, чем я. Однако мне кажется, что мое обращение к Вам повсюду должно оставаться секретом, за исключением более высоких сфер. Потому что именно оттуда желал бы я получить луч надежды, хотя и точно знаю, что не могу получить его прямо и с уверенностью” [Там же].
По предложению К.М. Бэра академическая комиссия приняла новый, расширенный план исследований, который П.Н. Фус 14 июля 1839 г. представил С.С. Уварову [399, с. 90-97]. В нем предполагалось, что продолжительность и маршрут экспедиции, в отличие от первоначального замысла, заранее точно не определены, а будут зависеть от обстоятельств. Более длительное путешествие, по мнению академиков, весьма желательно, прежде всего для географической съемки восточного берега Аральского моря и для успеха естественных наблюдений и коллекций, а особенно “чтобы приблизиться сколько возможно к решению важных историко-географических вопросов, которые занимают ученый свет с того времени, как вообще пробудилось любознание историка”; эти вопросы, однако, “по сию пору оставались не разрешенными потому, что никогда не было предпринимаемо в сих столь малодоступных местах строго ученого изыскания” [Там же, с. 91].
Отметив, что на всей обитаемой поверхности земного шара нет ни одной стороны, в которой... произошли бы такие обширные перемены, как в окрестностях Каспийского и Аральского морей, составители проекта указали на два момента, которые в то время оживленно обсуждались в научных кругах и требовали выяснения. Во- первых, высказывалось предположение, что в прошлом Аральское и Каспийское моря составляли единое целое. Во-вторых, имелись свидетельства, что река Аму-Дарья еще сравнительно недавно впадала не в Аральское, а в Каспийское море, поэтому возник вопрос о причине перемены ее русла. Экспедиция, по мнению Академии, должна была “удостовериться, действительно ли можно еще распознать прежнее русло Аму-Дарьи к стороне Каспийского моря, иссохло ли оно вследствие искусственной запруды или от действия природы и до какой степени оно замелело” [Там же, с. 93].
Далее Академия высказывала пожелание, “чтобы кроме исследования восточного берега Арала и рукавов Сыр-Дарьи, также Усть-Урт подвергнут был по возможности геологическому разысканию и чтобы произведены были наблюдения, не находятся ли на север и юг от этой равнины следы прежнего покрытия морем или речных русел” [Там же, с. 95]. Помимо того, отмечалось, что большим научным успехом было бы “ближайшее рассмотрение памятников зодчества, уцелевших от времен прежнего блеска по дороге между южным концом Аральского моря и Каспийским” [Там же, с. 94].
Если проект получит одобрение, то Академия наук предлагала следующий состав экспедиции: академик Бэр, адъюнкт Асмус, астроном Савич, биологи Железнов и Кесслер, востоковед Савельев, вместе с лаборантом Зоологического музеума и двумя служителями или толмачами[104 ПФА РАН, ф. 2, 1-1837, л. 102.]. К проекту прилагалась смета по расходам экспедиции: 22900 руб. единовременно (на приобретение экипажей, научных инструментов и оборудования, а также на закупку естественных предметов, рукописей, монет и других древностей во время путешествия) и 1966 руб. 66 коп. на ежемесячные оклады участникам экспедиции.