Осенью 1841 г. покинул Оренбург В.И. Даль, а спустя несколько месяцев уехал и В.А. Перовский. Руководство музеем принял на себя М.Ф. Зеленка. Передавая ему дела, Даль сообщал о чучельниках: “При музее состоят - Оренбургского войска урядники Скорняков и Лысов и казаки Волженцов и Мелихов. Первые два во всех отношениях отлично хороши и вполне надежны, знают дело свое отлично. Лысов уступает Скорнякову только несколько в расторопности. Последние два обучены только снимать и приготовлять меха и шкуры, а набивать хорошо не могут. Они требуют также более строгого надзора по поведению.

Доселе заведено было, что четыре чучельника эти не отлучались постоянно от домов своих во весь год, а только поочередно и по мере надобности. Во время отлучек из домов своих, а именно Скорнякова из Оренбурга, а остальных трех из Черноречья, они получали кормовые деньги... Все расходы по музею можно вполне поверить Скорнякову или Лысову, которые в этом отношении известной честности”[⁵⁷ ГАОО, ф. 6, оп. 3, № 9, л. 56.].

Однако после отъезда В.И. Даля и В.А. Перовского отношение к музею изменилось. Уже в ноябре 1842 г. для сокращения расходов при музее были оставлены только Скорняков и Лысов, другие же двое отправлены в станицу впредь до востребования[⁵⁸ Там же, л. 73.]. Позднее, 1 июня 1844 г. Зеленка докладывал военному губернатору Обручеву: “Согласно предписанию Вашего высокопревосходительства от 20 мая прошлого 1843 г., прекращены постоянные занятия чучельников в Музеуме, из оставшихся двух один в то же время отправлен в станицу и отпуск ему содержания прекращен. А остается один Скорняков, которому вменено в обязанность ежедневно находиться при Музеуме, смотреть за чистотою чучел и выделывать оные, когда поступают какие экземпляры”[⁵⁹ Там же, л. 91, 91 об.].

Архивные материалы показывают, что В.И. Даль и из Петербурга, пользуясь своим влиянием, продолжал оказывать поддержку своим воспитанникам. За помощью к нему обратился Андрей Скорняков, которого не удовлетворяло его положение, о чем свидетельствует собственноручное письмо Скорнякова от 22 февраля 1843 г., обнаруженное в ПФА РАН[⁶⁰ ПФА РАН, ф. 51, оп. 3, № 22, л. 28-28 об.]. Оно адресовано Егору Ивановичу Шрадеру, консерватору Зоологического музея, в свое время обучавшему “казачьих малолетков”, и начинается словами: “Так как Вы наслышались и пишете ко мне от г. полковника Владимира Ивановича Даля, что я желаю опять в Санкт-Петербург к Вам, в Академию, в Музеум, это справедливо оне говорят, и я очень желал бы усовершенствоваться известною Вам наукою и послужить с Вами еще вторичный раз в Музеуме”. Он просит не отказать ему, напоминая, с каким старанием и прилежностью учился, и надеется, что о его ревностной службе рассказывал В.И. Даль, которым он был “всегда доволен” и помнит его.

“Егор Иванович, - пишет далее Скорняков, - после расстания с Вами моего я был в четырех походах; первый раз с полковником г. Далем, в Хивинской зимней экспедиции и три раза с Александром Ивановичем Леманом, а последний раз в Бухарин за 2000 верст от Оренбурга”. По его словам, после того, как “военный губернатор Перовский отправился совсем из Оренбурга”, все стало по-другому, а о Зеленке, который “поступил вместо полковника Владимира Ивановича Даля”, он говорит: “По этой части они не знают”. Скорняков рассказывает, что с Лысовым они “наделали штук 400 больших зверей” (медведя, оленя, трех сайгаков, дикую козу) и “птиц больших довольно”, причем использовали все шкуры, “которые были приготовлены при Владимире Ивановиче Дале, начальнике нашем и отце”.

По-видимому, благодаря стараниям В.И. Даля, откликнувшегося на призыв о помощи, 8 декабря 1844 г. к Обручеву поступил запрос из Департамента военных поселений “о четырех казачьих малолетках, которые обучались в Зоологической лаборатории Академии наук анатомическому препарированию и чучельному искусству”[⁶¹ ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 4623, л. 94-94 об.]. Отвечая на вопрос, “куда именно они были по возвращении в войско распределены по настоящему их образованию”, Обручев вынужден был признать, что “три из них, по неимению более надобности присутствия их, обращены в войско впредь до востребования” и только один находится при музее[⁶² Там же. лл. 98-98 об.].

Судьба Скорнякова, несомненно, по ходатайству В.И. Даля, решалась в самых высоких инстанциях. Так, 30 сентября 1845 г. М.Ф. Зеленка доносил В.А. Обручеву: “Оренбургского казачьего войска урядник Скорняков, находившийся постоянно при здешнем Музеуме, согласно Высочайшему повелению, последовавшему в 18 день июля, переведен в препаратора в Зоологический Музеум Императорской Академии наук по уважению отличной способности его к анатомическому препарированию и чучельному искусству”[⁶³ Там же, лл. 108-108 об.]. На место Скорнякова он просил назначить Лысова. Из других документов ГАОО видно, что 26 марта 1847 г. Степан Лысов умер, а в музее его заменил Иван Мелихов[⁶⁴ ГАОО, ф. 6, оп. 7, № 72.].

В мае 1851 г. в Оренбург, сменив В.А. Обручева, на губернаторский пост вновь вернулся В.А. Перовский. И уже 13 ноября к нему поступило прошение от коллежского асессора Андрея Скорнякова (в этот чин он был произведен в 1849 г.) об обратном переводе его в оренбургский Музеум[⁶⁵ ГАОО, ф. 6, оп. 6, № 12969, лл. 1-2.]. Прошение мотивировалось желанием “перейти в родной климат” для восстановления расстроенного здоровья и необходимостью оказывать помощь “престарелой матери, жительствующей в городе Оренбурге”. Перовский, обратившись с ходатайством к министру народного просвещения, получил согласие на перевод Скорнякова в Оренбург[⁶⁶ Там же, л. 4.]. В июле 1852 г. он приехал и приступил к работе в музее, где, кроме Ивана Мелихова, встретил и Павла Волженцова, которого губернатор вернул из страницы в марте того же года[⁶⁷ ГАОО, ф. 6, оп. 6, № 13017.].

Музей начал быстро возрождаться, и для пополнения его коллекций чучельники опять совершали далекие поездки по Оренбургскому краю.

Аральское море, долго остававшееся совершенно неизвестным в Западной Европе, было знакомо русским с XIII в. и в “Книге Большого чертежа” (XVI в.) именовалось “Синим”. Вопрос о его подробном исследовании возник в XVIII в. в связи со строительством на реке Яике (Урале) города-крепости, который заранее был назван Оренбургом. В инструкции, данной в 1734 г. И.К. Кирилову - начальнику отправлявшейся в неизведанные края Оренбургской экспедиции, ему предписывалось “стараться завести на Аральском море пристань и вооруженные суда”. Для этого следовало вначале построить на Урале несколько небольших лодок, которые потом, разобрав, держать со всеми снастями в постоянной готовности. Впоследствии, “когда город построится и связи с киргизами и каракалпаками утвердятся”, предполагалось разобранные суда в зимнее время перевезти на Аральское море и, опять собрав и вооружив их, отправить в плавание для исследования моря и для торговли. От этих намерений тогда пришлось отказаться из-за отсутствия сведений о побережье Арала. Впервые очертания его восточной части были обозначены на карте геодезиста Муравина, совершившего в 1741 г. поездку в Хиву. Впоследствии изучение этого региона продолжалось, но шло очень медленно.

В первой половине XIX в. Аральское море, его берега, устья впадающих в него рек, природа Приаралья привлекли внимание ученых разных специальностей, рассчитывавших на новые интересные открытия. Было ясно, что серьезное исследование могла провести только хорошо оснащенная научная экспедиция с программой работ, составленной Академией наук. Инициатором такой экспедиции стал в 1837 г. оренбургский военный губернатор В.А. Перовский. Нам встречалось утверждение, что разговоры о ней велись с одной целью - замаскировать подготовку к военному походу в Хиву, который был предпринят зимой 1839-1840 гг. [406]. Между тем архивные, документы свидетельствуют, что научную экспедицию Перовский не только задумал значительно раньше и независимо от военной, но и провел большую работу по ее организации. Самым активным участником этой работы был чиновник особых поручений при военном губернаторе - В.И. Даль.

Первый шаг к осуществлению этого замысла В.А. Перовский сделал во время совместного пребывания с Далем в Петербурге зимой 1836-1837 гг., когда намечались новые планы исследования природы Оренбургского края и устройства музея. Он подал Николаю I записку[⁶⁸ ПФА РАН, ф. 2. 1-1837, № 2, л. 7-10.], в которой говорилось: “Со времени основания Оренбурга и по нынешнее время большие и малые отряды ходили по разным направлениям в степи Кайсацкой и доставили многие любопытные и важные сведения. Но ни разу еще не было совершено в местах этих ученое путешествие, которое, однако же, обещало бы плоды немаловажные и было бы оценено всею Европою”[⁶⁹ Там же, л. 7-7 об.]. По мнению Перовского, главнейшим предметом изысканий должна была стать северная половина Аральского моря, восточные его берега, река Сыр, само море и многочисленные острова его - район, о котором имелось самое темное и поверхностное понятие[⁷⁰ Там же, л. 7 об.]. Он был уверен, что ученые сотрудники этого предприятия, занявшись изысканиями и наблюдениями по всем отраслям естественных наук, определили бы наконец географическое положение Аральского моря, и ученый мир познакомился бы с новою малоизвестною для него страною[⁷¹ Там же.].

Экспедиция, по замыслу Перовского, должна была отправиться летом 1838 г. под прикрытием шести сотен казаков при 50 стрелках линейных батальонов и четырех трехфунтовых орудиях и проследовать по хорошо продуманному маршруту. “Выступив из Орской крепости, - писал он, - отряд следовал бы выгоднейшим для него путем по рекам Ори и Иргизу до урочища Ходжакуль; здесь, по изобилии воды и кормов, должно быть коренное становище отряда и сюда же доставлялось бы из Орской крепости потребное количество продовольствия. Оставив небольшую охранную команду, отряд продолжал бы путь к северо-восточной оконечности Арала, к заливу Сары- Чаганак, обозрел бы берега рек Сыра и Куван, поднявшись по ним верст на 200 до Орской караванной дороги. Между тем спущенные на воду в заливе Сары-Чаганак взятые на этот предмет две или три лодки осмотрели бы северо-восточные берега Арала, загадочный большой остров Барса-Кайтмас, где не бывала еще нога европейца, и малые острова, лежащие у восточных берегов, исследовали бы устье реки Сыр, столь важной в торговых отношениях, и, сделав всему этому опись, возвратились бы в одно время с отрядом к Сары-Чаганаку или Камышлы-Башу”[⁷² Там же, л. 8.].