Две толпы с двух сторон Кировской двинулись навстречу друг другу. Встретились в пути, проникли друг в друга, разъединились, и посреди проезжей части оказался одиноко лежавший на асфальте убийца.

– Жора! – сказал Смирнов. – В светлой куртке его толкнул!

– Засек, – уверил Сырцов и, проследив, как молодой человек в светлой куртке не спеша спустился в метро, проследовал за ним.

Вокруг убийцы образовался небольшой людской кружок. Парочка, которая его вела, озадаченно вместе со всеми разглядывала труп. Ясно было, что убийца – уже труп: противоестественная окончательная поза, отвалившаяся челюсть, полуприкрытые глаза тухлого судака.

– Эх вы, – негромко сказал Смирнов в спины топтунам. Пареньки обернулись, один хотел что-то сказать, но Смирнов помотал головой запретил. Сам же спросил у людей в кружке:

– Скорую вызвали?

– Мужчина побежал звонить! – сообщила оживленная (успела похмелиться) немытая и нечесаная бомжиха и вновь вернулась к созерцанию покойника. Молодой еще!

К кружку, не торопясь, приближались двое ментов, игриво помахивая резиновыми дубинками. Делать здесь было нечего, и Смирнов пересек Кировскую до конца.

У старого наземного вестибюля метро его ждал донельзя смущенный старый муровский знакомый, который руководил группой сопровождения первого контактирующего. Старый знакомец не глядел в глаза. Смирнов все понял:

– Ушел.

– Ушел, – подтвердил старшой и, заспешив рассказать, разгорячился: Сразу взяли в круг, повели, довели до машины, вон там она стояла, – он указал место у сортирной арки. Они с места двинули, ребята за ними. И тут вот с этой стоянки у чучела три "Жигуленка" на полном ходу становятся поперек, отсекая моих ребят. Ушел, ушел, козел гебистский!

– Считаешь, гебист? – полюбопытствовал Смирнов.

– Почерк, Александр Иванович.

– Три этих "Жигуленка"?

– Повели их ребята. По-моему, пустой номер.

– Задействованы в темную за хорошие бабки, – продолжил его рассуждения Смирнов. А от себя добавил: – Обосрались мы, старичок, – не отмоешься.

– Паренек в серой куртке, – шепнул в блюдечко переговорника Сырцов.

Двое, стоявших у книжного развала напротив дверей к контрольным воротцам, тотчас пристроились в хвост пареньку. Сырцов был четвертым замыкающим. Паренек прошел по проездному, а трое преследователей бросили жетоны – запаслись предусмотрительно. Паренек повернул налево к сокольнической линии.

Подполз поезд до Юго-Западной и Сырцов вместе с пареньком вошел в вагон. Вдруг паренек, как бы вспомнив что-то, выскочил на перрон. Сырцов этой простенькой покупки ждал: поэтому и не влезли в поезд ребята. Двери вагона уже закрывались, когда паренек, придержав створки, вскочил обратно. Проверился и успокоился. Успокоился ли? Сырцов, стоя неподалеку, рассматривал профиль человека только что убившего. Профиль как профиль. Как у всех. Сырцов, после того, как у "Охотного ряда" многие сошли, отыскал себе в другом конце вагона место. Паренек тоже сел. Опасен был "Парк культуры": суета, толкотня пересадки. Но пронесло. И тут Сырцов понял: паренек будет выходить на Фрунзенской. По осматривающемуся движению головы понял, по ладоням одновременно и решительно брошенным на колени…

Сырцов первым направился к двери. Паренек досиделся до открытия дверей, так что Сырцов выходил в пугливом раскардаше, а если не угадал? Но угадал, угадал: просто паренек любил все добирать до конца – сидеть так сидеть, идти, так идти. Он обогнал Сырцова и первым взошел на эскалатор. Только бы не побежал. Только бы не побежал! Сырцов глянул назад через плечо. Все-таки один из его ребят успел зацепиться. Если побежит, придется отдать его тому, что сзади.

Слава богу, не побежал. Благоразумен и расчетлив – раз везут, зачем тратиться, бежать. Малолюдно было на этой станции, час студентов педагогического и медицинского институтов еще не наступил. На улице было пошумнее: люди колбасились у многочисленных и разнообразных лотков. Апельсины, помидоры, книги, колготки, бижутерия, пирожки…

Паренек завернул за угол Дома молодежи и вышел в сад Мандельштама. Он решительно шагал меж редких деревьев. Наискосок. Мимо завода "Каучук". Квартира на Большой Пироговской?

Здесь безлюдно, здесь необходимо вести на длинном поводке. Паренек маячил впереди в метрах шестидесяти-семидесяти от Сырцова. Не оглядываясь, он вбежал на горбатый мостик над гнилой водой. И тут раздался хлопок.

Паренек миновал середину мостика, и поэтому упал на ходу, лицом вниз, упал без качаний, без шатаний, без колебаний, как колода. – Та-ак, непроизвольно произнес вслух Сырцов и огляделся. Никого не было рядом. Сзади только поспешал его человек.

Сырцов бегом преодолел мостик и наклонился над пареньком. Пуля вошла в череп рядом с ухом, проделав идеально круглую дырочку. Хорошая снайперская винтовка с оптическим прицелом. Откуда? Если головы не поворачивал, то скорее всего с верхних этажей Дворца молодежи, а если поворачивал, то с крыши нового здания "Каучука". Ну, баллистик разберется…

– Да не трогай его. На нем наверняка ничего нет, – сказал за спиной его агент. Сырцов, стянув с правой руки покойника широкий перстень, к внутренней стороне которого был приделан миниатюрный шприц, сказал:

– Кроме этого…

И осторожно спрятал перстень во внутренний карман куртки. Из невидимого или выходного отверстия медленно натекала в небольшую лужицу темная кровь.

– Валим отсюда, – посоветовал агент. – А то тот и нас достанет.

– Если это ему надо, то он нас достанет всюду в этом саду, – резонно возразил Сырцов, но с колен поднялся. Осмотрелся еще раз. Почуяв нечто интересное, спешила к ним от улицы Доватора бабушка с внучкой. Аж спотыкалась от желания увидеть нечто. Сырцов злобно прокричал ей навстречу:

– Ребенка-то зачем сюда, бабуля? Здесь убийство!

Этот кабинет был значительно скромнее. Вместо неохватного ковра во все пространство – двухцветная дорожка от двери. Вместо деревянных панелей по стенам – экономичная клеевая краска зеленого цвета, вместо пяти телефонов – только два. Да и размером сильно поменьше. Плейбой Дима шел вдоль стены, ведя ладошкой по шершавой поверхности. Дошел до окна, глянул на здание Политехнического музея.

– Да, заделали они тебя, браток, – сожалеючи, высказался он.

– Им помещения нужны – второе Министерство размещать, – объяснил официальную причину своего переезда Англичанин Женя.

– Угу, – будто соглашаясь, принял информацию к сведению плейбой. Так ведь и в отставку тебя могут отправить, предварительно объяснив, что в связи с реорганизацией республиканской конторы, генералов шибко прибавилось.

– Могут, – согласился Англичанин. – Но пока не отправят из-за того, что это может выглядеть поспешным и подловатым сведением счетов. А потом, Дима, поздно будет.

– Надеешься? Ну-ну, – плейбой бухнулся в кресло и устроил ноги на журнальный столик. Полюбовался на свои двухцветные макасины и белые нежные носки, сложил скрещенные пальцы на животике и спросил:

– Докладывать?

– Я в курсе.

– А подробности?

– Стоит ли?

– Крови боишься, Женя? Неприятны подробности рутинных убийств? Ты же планируешь и разрабатываешь их, ты же команду даешь на их исполнение!

– Не ори, а? – попросил Англичанин Женя.

– Головку в песок не след прятать. Мы сильно замазаны, Женя, замазаны уже бесприказно. От нас в момент откажутся.

– К чему ты все это говоришь?

– К тому, что нам с тобой – концы рубить надо. И как можно быстрее развязаться с их вонючими деньгами.

– С деньгами, Димочка, кончено. Основная часть – за бугром, часть здесь надежно пристроена. А вот насчет концов ты прав. Ликвидация всех связей по финансовым операциям, ликвидация основных звеньев нашей связи с ними и их связей с людьми, могущими компрометировать их бескорыстность и идейность – вот наша задача сейчас.

– Зачем они нам, Женя?

– Мы без них пропадем, Дима.

– Так же как они без нас, – добавил плейбой.

– Резонно, – согласился Англичанин. – С подробностями-то зачем навязывался? Есть что-нибудь беспокоящее?

– Все-таки приятно с тобой работать, – признался Дима. – С ходу и хорошо сечешь. Да, Женечка, Смирнов беспокоит.

– Страшнее кошки зверя нет.

– Именно так. Нет. Ты же сам понимаешь, что будь у него им же натасканные опера, кот Смирнов захлопнул бы мышеловку обязательно. А в ней оказались бы мышки. Ты да я, да мы с тобой.

– Как ты думаешь, он сфотографировал Майорова?

– Конечно, засек.

– Я тебя не по фене спрашиваю, а по-человечески: Майоров сфотографирован?

– Все может быть.

– Информация к размышлению. Твоему размышлению, Дима.

– Мне как всегда грязная работа?

– Ага.

– А как насчет Смирнова? – ненавязчиво давил плейбой.

– Операцию с исполнителем он провел на высочайшем уровне. Если бы не подсказ, сидеть бы нам в дерьме. Что же с ним делать? А вот что: неназойливо предоставить ему информацию – не дезу, а подлинную информацию – о том, что денежки ушли, и он успокоится. Ведь его для поиска денег наняли?

– Для денег, – подтвердил плейбой. – Но вот вопрос. Успокоится ли? Если он умен и высокопрофессионален (а он умен и высокопрофессионален), то и наверняка просчитал, что до денег ему уже не добраться. А гон продолжает, самый активный гон. Зачем?

– Скорее всего оправдывает свою репутацию.

– Неправда ваша. Я думаю, что понял его, Женя. Он до нас с тобой хочет добраться. И в глотки наши вцепиться. И удавить до смерти. Ты представляешь, с какой плебейской яростью ненавидит нас этот мент?

– За что же он нас ненавидит, Дима?

– За белые воротнички, за хорошие костюмы, за недавнюю всесильность, за скоростные автомобили, за чистые носовые платки, за безграничную информированность… А в общем, за все.

– И за то, что люди убивали, – дополнил список Англичанин Женя и, откинувшись в кресле, весело посмотрел на плейбоя Диму.