Она выпрямила спину и коротко кивнула мне.

Я протянула ей руку так же, как и Биверу.

— Я Тимбер Нельсон. Извиняюсь, что испортил твой день рождения, но эти придурки притащили меня сюда, — поддразнивал я.

Как только мы установили зрительный контакт, что-то в ней заставило мои внутренности сжаться. Я искал подсказку в моих спутанных воспоминаниях, но ничего не находил. Она наблюдала за мной усталыми глазами. Да, что-то в ней задело какой-то нерв глубоко внутри меня. Это были ее глаза. Мог поклясться, что видел эти карие глаза прежде.

— Я тебя знаю? — спросил я ее. И искал на лице любую тень узнавания, но ничего не было. Может быть, она просто похожа на кого-то другого. Но ее голос стал жестким, и она отрезала: «нет». Я видел, как глаза девушки метались по бару, явно в поисках выхода.

Как странно.

Кэт откашлялась, отказываясь снова взглянуть на меня.

— Приятно познакомиться, Тимбер. Дядя Роджер, не хочу быть грубой, но я на самом деле очень занята вновь возникшей инвентаризацией, увидимся со всеми вами попозже, ладно? — она так и не взяла мою руку, так что я просто опустил ее.

— Конечно, без проблем, дорогая. Не хотел, отрывать тебя от работы, — сказал Роджер, быстро целуя девушку в щеку, прежде чем она поспешила обратно туда, где как я полагал, была подсобка.

Бивер наклонился вперед на стуле.

— Интересно, что нарушает спокойствие ее задницы?

— Ты имеешь в виду «трусики»? — поправил Роджер.

— Девушки, девушки. — Бивер пожал плечами, как будто это объясняло его замешательство.

Слим нарушил паузу и сказал:

— Давайте возьмем выпивку, парни.

На этом мы втроем прошли в бар и уселись там. Два часа пролетели быстро, и я определенно был пьян больше, чем скунс. Что это вообще значит? Напиваются ли скунсы? Воняют ли пьяные люди? Я не слишком осторожно понюхал свои подмышки.

Нет, свежий, как стеклышко.

Я смотрел за девушкой, за Кэт, работающей за стойкой бара большую часть ночи. Я наблюдал, как легко она общается со всеми в баре. Все они, казалось, знали ее, и я предположил, что она местная. В ней было что-то, что определенно тянуло к ней. Магнетизм, который заставлял и меня хотеть узнать ее. Но она не даст мне шанса. Всякий раз, когда мой «Кроун» иссякал, она поручала Мелани подойти и налить мне. В один момент в течение ночи, в то время как весь бар объединился и пел «С днем рождения» для нее, я увидел, как она избавилась от оцепенения, в которое, как мне представлялось, я ее поверг. Я узнал, что ей исполнился двадцать один год. Она, казалось, помнит, что я все еще здесь, наблюдаю за ней. Я поймал ее глаза, вглядывающиеся в меня. Я сдался, пытаясь выяснить, откуда знал ее, или кого она напомнила мне. Хмельной туман в значительной степени мешал возникновению любых последовательных мыслей. Ну, любых мыслей за исключением тех, что эта девушка была красива, но не в традиционном смысле. Нет, не из тех красоток, что украшают обложки журналов. А того типа, что медленно просачиваются в вашу вселенную и захватывают вас. Того типа, что полностью поработит вас, и вот вам уже не хочется смотреть ни на кого другого. Ее красота была концом всего. Это было все, что вы когда-либо могли хотеть снова.

Я хлопнул еще один стакан «Кроуна» и бросил деньги на стол. Желая выбраться наружу и вдохнуть немного свежей влажности Техаса, я сказал своим боссам, что хотел бы видеть их завтра и чтобы не избавлялись от моей задницы, если приду поздно и страдая от похмелья. Когда я вышел, Бивер предложил вызвать мне такси. Мысль о том, что такси можно вызвать даже в таком небольшом городке была смешной, я сказал ему «спасибо, но я живу за углом». Он снова стиснул мою руку в другом сокрушительном рукопожатии, и я вывалился из бара.

После того как я спотыкаясь и качаясь добрался до квартиры, мое тело решило, что диван выглядит достаточно хорошо, чтобы поспать на нем и не стоит делать несколько дополнительных шагов к кровати. К счастью, я купил диван именно по этой причине. Человек нуждается в хорошем диване, чтобы ненадолго вздремнуть. А мой иногда просто служит великой цели — дремать на нем всю ночь. Как только я закрыл глаза, то почувствовал знакомые вибрации моих мышц, увлекающие меня обратно в привычные кошмары войны.

Глава 3

Тимбер

— Чувак, мне нужно, чтобы ты сделал мне одолжение. Думаю, что у меня сыпь на мошонке, но я не могу ничего там разглядеть. Не мог бы ты посмотреть и сказать, не нужно ли мне пойти к доктору и взять какую-нибудь мазь или вроде того? — спросил Холт, пока чесался. 

— Какого хрена, мужик. Нет, я не буду рассматривать твое хозяйство. Воспользуйся гребаным зеркалом. — Я смеялся, нет уж, ни за что я не буду рассматривать чужой член по доброй воле. 

— Эй, я бы сделал это для тебя, придурок. 

— Да, и именно это делает тебя гомиком, — возразил я, зная, что только заведу его еще больше. 

— Каким еще гомиком, когда я трахал маму Кори перед нашим отъездом? — сказал Холт. 

Я сидел в своей казарме с большей частью своего отряда, мы держались поблизости в ожидании нашего следующего патруля. Ребята хором потянули «ооо» в ответ на глупый комментарий Холта. Он был весел, когда дразнился и часто оказывался на высоте, когда дело доходило до насмешек. Самый молодой из всех нас. Я нашел его фотографию, где он снят еще до окончания старших классов, которая выпала у него из вещмешка. Красавчик, с длинными растрепанными волосами, которые заставили бы Джастина Бибера позеленеть от зависти, и улыбкой на миллион долларов, от одного появления которой девчонки, вероятно, сразу кончали. Но здесь, он был просто мальчишкой с нулевым опытом. И внешность не защитит его жизнь от РПГ (прим. пер. — ручной противотанковый гранатомёт). Я приглядывал за ним больше, чем за кем-либо из парней. 

Кори вошел как раз, когда Холт раскрыл свой рот. 

— Так что ты там сказал о моей маме? 

— Я сказал, что она делает такие чертовски вкусные сникердудл (прим. пер. — традиционное Рождественское печенье является одним из любимых в Америке, в основном его делают, обваливая в смеси сахара с корицей), мужик. На самом деле, не мог бы ты попросить ее отправить нам еще немного посылкой? — я усмехнулся, парень быстро пошел на попятную. 

Кори был тем, кто не даст вам спуску. Солдат из солдатов. Вырос с желанием вступить в армию с тех пор, как помнил себя. Это была его мечта. Служить стране, вот что было его целью. Кори обычный парень со среднестатистической внешностью, но у него золотое сердце. Он родился в типично американской семье патриотов, и его мама регулярно присылала нам всякую фигню по почте. Каждый из нас получал от нее письма, по крайней мере, один раз в неделю, в которых она рассказывала нам, как гордится мужчинами, с которыми служит ее сын. И как бы сильно мы ни прикалывались над Кори из-за его опекающей матери, я знал, нам всем это нравилось. 

— Да, уверен, это и есть сникердудл. Посмотрим, положит ли она в твою коробку какое-нибудь печенье, если я скажу ей, о чем ты тут треплешься, малыш. 

Холт показал Кори средний палец. Схвачен с поличным. 

Это было сразу после вечерней кормежки, и мы все возвращались из столовой. У нас был час, прежде чем мы будем собираться в наш ночной патруль на восточной стороне Фаллуджи (прим. пер. — город в Ираке). Мой отряд сделал четыре патрулирования за двенадцатичасовую смену. Я лег обратно на кровать, позволяя съеденной пище усвоиться. Повернув голову, посмотрел на Рустера (прим. пер. с англ. — задира, забияка, петух), который вошел, прогулочным шагом, с самодовольной улыбочкой на лице и небольшой коробкой в руках. Вообще-то его на самом деле звали Ник Смит. Имя, данное при рождении. Рустер был чертовски упрямый сукин сын. Мы долгое время служили в одном отделении вместе. Он так и не сказал нам, откуда у него это прозвище — Рустер. У него дома остались жена и двое детей, и он делал свою работу с требовательным отношением. Он был типом, у которого если уж что засело в голове, то он безоговорочно следовал выбранному курсу. С таким усердием, что два года назад попал в центр перестрелки в Афганистане и получил пулю в левое плечо. Его незамедлительно отправили домой, и у него был сплошной год физиотерапии. Он сказал, что был в действительно черной тоске долгое время, пока выздоравливал, но, когда врач осмотрел его и сказал, что он пригоден для несения службы, только тогда он снова почувствовал вкус к жизни. В некотором смысле я ровнялся на него. Он был на три года старше меня, а мне всего двадцать три, но то, что он пережил и сделал, достойно уважения. 

— Что в коробке? — спросил Холт, все еще почесываясь. 

Рустер посмотрел на него и скривился. 

— Это от моей жены. Но ты ни к чему не прикоснешься, пока не вымоешь руки. 

Он присел с коробкой на свою кровать, и все четыре пары глаз были прикованы к Рустеру, когда он ее открыл. Кроме мамы Кори, которая шлет нам посылки еженедельно, мы не так уж много получаем из Штатов. 

— Черт, — сказал Рустер, когда поднял ярко-розовые кружевные стринги. Он отложил их и продолжал разбирать посылку. Затем вынул какой-то лосьон, пахнувший яблоком. Он закончится меньше чем за полгода, я улыбнулся про себя. Я смотрел, как он извлек презервативы, массажное масло, непристойные фотки жены, а потом небольшую пачку порно журналов. Я сглотнул. Прошло чертовски много времени с того момента, как я был с женщиной. По крайней мере, уже месяцев семь, как мы попали в эту адскую дыру. 

Он собирался рассмотреть фотографии, но передумал, когда поднял глаза и оглядел нас. Мы, должно быть, выглядели, как стая волков, готовых атаковать или схватить что угодно с сиськами и улыбкой. Он положил их обратно в коробку вместе с другими вещами и поставил под кровать. По комнате прошелся ропот. 

— Серьезно, ребята, это моя жена. Я не покажу вам ни дюйма ее тела, — захихикал Рустер.