Боря поднял на учителя жаждущие ответа глаза. Лукич только пожал плечами:

— Не все же сразу…

— Вот так! — зло бросил Боря. — Чего же с нас, с мальчишек, спрашивать!

— Спрашивать со всех надо, — ответил Лукич. — Жизнь спрашивает. И с этого Вани твоего спросит. Сам же говорил.

— Да, спросит, — с упреком сказал Боря. — А пока он не одного парня искалечит.

Наступило томительное молчание. Боря, словно поняв, что не от одного Лукича зависит решение всех мучающих его вопросов, замолчал, пригорюнился. Он морщил брови и гнал прочь невеселые, назойливо одолевающие его мысли. Я, конечно, тоже понимала, что учителю трудно вот так в лоб, прямолинейно ответить Боре. Почему не вмешиваются? Вмешиваются. Но Боре нужны не просто правильные слова. А чтобы убедиться, каковы дела, нужно иметь пошире взгляд, богаче запас наблюдений. И нужно, чтоб еще не была травмирована психика, как сейчас у Бори. Чтобы у него не было раздражения, обиды, пусть не на людей, на себя, но все равно возбуждения и недовольства.

Федор Лукич подошел к книжной полке, снял новенькую книжку в твердом переплете, повернулся к Боре:

— Так как? Возьмешь почитать?

— С удовольствием, — оживился Боря.

— Мы с тобой еще не договорились, — переходя к главному, сказал Лукич. — Как же со школой? Пойдешь?

Боря болезненно поморщился, отвернулся:

— Не могу. Сил моих нет. Будут приставать, расспрашивать. Что я им скажу? Да и сами посудите: подвел класс, не оправдал надежд ни учителей, ни товарищей. Нет, нет. Стыдно. Буду оформляться в вечернюю.

Лукич подошел к нему:

— Тогда у меня другое предложение. В этом году у нас большая практика в колхозе. Поезжай с разведывательной группой. Всего на две недели.

— А кто еще поедет? — спросил Боря.

— Все твои друзья — Сережа, Оськин, Света. И ты четвертый. Поедешь? С кем надо, я договорюсь.

Боря молчал, решая. А у меня аж мурашки по коже забегали: неужели откажется?

— Хорошо, поеду, — выдавил он наконец. — Там мне, пожалуй, легче будет.

Домой Боря пришел поздно, когда все спали. На цыпочках подошел к своей кровати, тихо разделся и лег. Он уже был рад тому, что все так устраивалось. Все-таки молодец Федор Лукич.

За день Боря впервые искренне улыбнулся.