33

33

Похоже, Веч решил следовать придуманной однажды стратегии. Пока Айями собиралась домой, в его руке появился бидончик, по виду напоминающий тот, что господин подполковник вручил перед дальней поездкой.
Айями растерялась.
Пора бы привыкнуть к подаркам и не швырять ими оскорбленно в дарителя. Мариаль объяснила: у даганнов принято заботиться о своих женщинах, и нет ничего зазорного в том, что покровитель оказывает знаки внимания. Наоборот, отказ может его оскорбить. К тому же, даганны понимают, что амидарейкам, согласившимся стать мехрем*, вдвойне тяжело. Горожане, прознав об "измене" отчизне с чужаками, всячески выказывают презрение и с отвращением сплевывают вслед. Взять, к примеру, знакомую Мариаль - женщину с двумя детьми, встречающуюся с военным из младшего офицерского состава. Соседи перестали с ней общаться и при случае норовят поддеть обидным словом. А недавно сына отлупили мальчишки, и теперь дети выходят из дому только по делу: снегу набрать или вынести ведро с помоями.
- А с тобой здороваются? - спросила Айями.
- Они не знают, - сказала Мариаль, отведя взгляд. - Не догадываются.
До поры, до времени.
Без сомнений, господин помощник берет всё, что полагается покровительством. Но где? Определенно, не в ратуше после работы и не на обеде. Айями бы заметила. Может быть, в гостинице или в клубе? Какие объяснения заготовила Мариаль для матери, отсутствуя дома по вечерам?
В конце концов, Айями не собирается лезть в чужую жизнь. У каждого - свой путь и своя ноша.
И в данный момент ноша оттягивала руку, а у Айями возникло стойкое ощущение, что её услуги просто-напросто оплатили. Не помогли и уверения Мариаль в том, что "у даганнов так принято".
Господин подполковник истолковал растерянность Айями по-своему. Отдал краткие указания помощнику, и через пять минут тот преподнес другой бидончик, меньшими размерами и гораздо легче по весу.
- Одноразовые, - пояснил А'Веч, провожая на крыльце ратуши. - Мыть не надо. Бросай в печку, и они сгорят.
Лишь дома Айями поняла, о чем речь. Кастрюльки заменились коробками, составленными одна на другую.
Эммалиэ снимала с натугой крышки, а Люнечка, забравшись с ногами на табурет, норовила засунуть нос в каждую коробку.
- М-м, как пахнет! Но моя стряпня вкуснее, было бы из чего готовить. Значит, господин А'Веч вернулся? - спросила Эммалиэ, понизив голос, чтобы не услышала девочка.
Айями кивнула.
- И он... не принуждал?
- Нет, - ответила Айями, а дочка, воспользовавшись моментом, с вороватым видом засунула ложку в коробку.
- Люня! Разве можно? - воскликнула Эммалиэ. - Нельзя лезть в общую посуду. Нужно кушать из отдельной тарелки. Пойдем, помоем руки.
Таки Айями не последовала совету господина подполковника. Вымытые коробки перешли в полное и единоличное владение Люнечки, приспособившей их для своих игрушечных целей.
- Удивительно, - заключила Эммалиэ, оглядев необычную емкость со всех сторон. - Похоже на картон, но не промокает. А изнутри будто бы фольгой выложено. Не думала я, что когда-нибудь увижу посуду из бумаги. Чудеса, да и только.
К тому же, созданные даганнами, - согласилась Айями. Кто бы мог представить, что отсталая страна освоит технологии, о которых в Амидарее слыхом не слыхивали.

Так и повелось. А'Веч, вернувшись из командировки, не торопился уезжать из городка. Он перестал появляться в комнате переводчиц и вызывал Айями в кабинет с помощью записок - на обеде или после работы, не пропуская ни дня.
Айями расправляла складки на платье, приглаживала волосы и, провожаемая понимающим взглядом Мариаль, отправлялась на третий этаж. Туда, где ждали господин подполковник, ужин на столике и тахта.
Касаемо последней А'Веч проявлял поистине богатырский аппетит. И энергичность, с коей господин подполковник брал причитающееся, приводила Айями в замешательство, если не сказать, пугала. Ведь амидарейцы - натуры деликатные и сдержанные, а даганны в противовес импульсивны и мгновенно распаляются.
Хотя это отговорки. Встречи на третьем этаже приятно волновали Айями и служили поводом для того, чтобы остаток дня намурлыкивать песенку и краснеть вослед нескромным мыслям.
- Мам, кто насмесил? - спрашивала Люнечка.
- Мама улыбается, потому что у нее хорошее настроение, - поясняла проницательная Эммалиэ.
- И я хочу! - дочка растянула пальчиками уголки губ. - Не дерзится! - заключила, приготовившись плакать.
- Сейчас найдем для тебя подходящую улыбку, - сказала Эммалиэ и достала с верхней полки банку с леденцами, спрятанными от маленькой сладкоежки. - Ап! - леденец исчез с правой ладони и появился в левой.
О! - округлились Люнечкины глазки.
Алле ап! - запрыгал леденец по пальцам Эммалиэ. Нехитрый фокус впечатлил девочку, и она рассмеялась, захлопав в ладоши, а потом кинулась обниматься. И о леденце не забыла, сунув за щеку.
- Ты уччая бабуя на свете!
- Теперь и у тебя есть своя собственная улыбка, - заключила Эммалиэ. - Хочешь - надевай, хочешь - снимай.
Люнечка побежала к зеркалу - примерять обновку, а соседка покачала головой, переглянувшись с Айями. Ну, что тут скажешь, коли у той взаимность. И с кем угораздило? С чужаком-иноверцем. Что ж, на белом свете случаются и не такие нелепицы.
Но хорошее настроение Айями продлилось недолго.
Она не сразу обратила внимание на тот факт, что господин подполковник её не поцеловал. Ни разу. Словно не знал, как это делается. Когда Айями, осмелев, при случае потянулась к губам Веча, он увернулся. В другой раз посмотрел недоумевающе и с недовольством, а затем продолжил прерванное "занятие". А в третий раз отстранился, нахмурившись. И Айями не решилась настаивать. Сникла под тяжелым взглядом. Быть может, ему не нравится, или он брезглив, - успокаивала себя, отказываясь признавать, что унижена.
Казалось бы, сущая мелочь - обычные поцелуи, точнее, их отсутствие. Однако теперь свидания на третьем этаже удручали.
Господин подполковник заботился щедро, отчего Айями испытывала жгучую неловкость. Обеспечив углем и продуктовыми пайками на год вперед, он переключился на предметы роскоши. А как иначе назвать пачку трофейных чулок, которые А'Веч вручил на следующий день по приезду? Перебрав растерянно упаковки с нарисованными женскими ногами, Айями поняла: на третьем этаже её хотят видеть в этих чулках. Что ж, придется делать так, как хочет покровитель, - вздохнула она. Шагать по улице в теплых колготках и в панталончиках с начесом, и переодеваться в туалете ратуши. Однако ж не призналась в грядущих неудобствах, а улыбнулась со всей возможной признательностью и сказала: "Спасибо".
Помимо чулок господин полковник преподносил различные сладости: кулечки с леденцами и цукатами, орехи, печенье и даже шоколад. И Айями благодарила в ответ. Ибо по всему выходило, что А'Веч оплачивал, а она продавала. Стоило лишь присмотреться к различным мелочам.
Например, закончив, господин подполковник сразу же поднимался с тахты. На ходу одевался и направлялся к столу - просматривать бумаги, оставляя содержимое кастрюлек на откуп Айями. И таким образом ставил молчаливую точку, мол, сегодня отработала, а когда понадобишься, позову.
Расстраивало и то, что А'Веч приказывал явиться на третий этаж только "по делу" и ни разу не пригласил в кабинет для разговора. Для обычного человеческого общения. Чтобы, попивая чай с карамельными кубиками, беседовать обо всем на свете. Задавать вопросы и выслушивать ответы, узнавая больше друг о друге. Но это, похоже, его не интересовало.
Они говорили мало.
- Работается? - спрашивал А'Веч.
- Работается, - отвечала Айями.
- В падежах не путаешься?
- Стараюсь.
- В комнате тепло? Хорошо топят?
- Да, - кивала она.
Общие фразы, односложные ответы.
Быть может, господин подполковник ожидал живого участия к его персоне и к жизни Даганнии в целом, но провальная попытка с поцелуями многому научила Айями. В частности, тому, что рискованно проявлять инициативу без разрешения. Да и о чем можно спрашивать, не опасаясь навлечь недовольство?
Однажды, правда, Айями попробовала завязать беседу. Спросила, какое будущее ждет Амидарею? Когда-нибудь даганские войска покинут чужую землю, и амидарейцам придется восстанавливать разрушенную страну.
Веч помолчал.
- Тебе плохо живется?
Его вопрос поставил Айями в тупик.
- Н-нет, - ответила она неуверенно.
Что значит "плохо" или "хорошо"? Хорошо, что победители не истребили население от мала до велика. Хорошо, что худо-бедно обеспечили прокормом, не дав умереть с голоду. Но будущее туманно и нестабильно. И тревожно.
- Амодар полностью разорен. Без нашей помощи вы не справитесь, - ответил господин подполковник.
Достаточно резко ответил, и Айями поняла: на этом разговор о судьбе поверженной страны закончен. И слова покровителя не добавили ясности.
Спрашивать о чем-то другом она не решалась и теперь предпочитала помалкивать.
А'Веч не любопытствовал о погибшем муже, а Айями и подавно не затрагивала тему о семье господина подполковника. Потому что не была уверена, хочет ли знать правду. И вообще, надо ли ей знать больше, чем полагается? А'Веч дал понять, что его устраивают рабоче-деловые отношения на тахте, и переводить их в иную плоскость, помимо горизонтальной, он не собирался.
И это угнетало.
- Вы стали задумчивой, - заметила Мариаль.
- Домашние неурядицы. Всё образуется, - ответила Айями беспечно.
Она тщательно скрывала свое разочарование за маской вежливой обходительности. Надевала улыбку. Для всех. Для Люнечки и Эммалиэ. Для Мариаль. И для господина подполковника. Для него тем более.
Но от его внимательного взгляда не получалось спрятаться, и Айями стоило усилий настроиться на нужный лад, что удавалось всё труднее от встречи к встрече. Потому как пальцы А'Веча каждый раз бесстыже проникали туда, чтобы удостовериться - она не против и хочет того же. И ласкал он также бесстыдно и наглюче, по-разному добиваясь ответного отклика: порой грубовато и жестко, а порой неторопливо и бережно.
И Айями училась демонстрировать этот отклик. Тихонько постанывала, дышала загнанно и смотрела томно, с поволокой. Чтобы не вызывать подозрений. Но не позволяла себе большего, опасаясь неодобрения господина подполковника. И задумалась о том, что стоит принести на работу баночку вазелина. Хоть его и осталось немного, но при разумном расходовании хватит надолго.
Ужас! - спрятала Айями лицо в ладонях. Все святые, до чего она докатилась?
Прикосновения А'Веча не были неприятны. Более того, Айями начала привыкать к его близости, к сильным объятиям и к тяжести мужского тела. И тянулась навстречу. А он обрубил. Не позволил. И ведь целовал же, в ключицу, например, или за ухом. Но губ избегал категорически. И не залеживался на тахте, взяв полагающееся.
Иногда казалось, что господин подполковник сердится на Айями. Но за что? В такие моменты она с двойной старательностью изображала страсть. И удовольствие тоже.
Эка печаль - не целует! Ведь не бьет, не оскорбляет. Внимателен и заботлив. Провожает до машины. И от других даганнов оградил - никто в сторону Айями и глянуть не смеет, не то что дурное слово сказать.
Убеждала себя Айями, уговаривала, и всё ж не получалось разбить воздвигнутый ею же барьер, и тот разрастался вширь и ввысь день ото дня. Поэтому очередное известие об отъезде А'Веча восприняла с облегчением. Сказала на прощание сдержанно:
- Возвращайтесь, когда уладите дела.
Он кивнул молча, и Айями села в автомобиль.
Очевидно, господин подполковник уехал глубокой ночью или на заре, потому как не встретился на следующее утро возле ратуши, и Айями кольнуло разочарованием. Прежде было по-другому. Веч ждал, высматривая её, и завидев, давал колонне указание трогаться.
Куда всё ушло, куда пропало?
Добился, завоевал и... заскучал, наверное. Амидарейки не так отзывчивы, как даганки. Зажаты и консервативны. Пресны.

Айрамир шел на поправку, и от безделья у него чесались не только руки, но и мозги. А иначе чем объяснить безрассудные и рисковые затеи парня?
Как-то утром брела Айями заснеженными дворами, катила тележку с водой по узенькой тропинке и вдруг краем глаза заметила тень, отделившуюся от стены дома. Обмерла Айями. Судорожно схватилась за спасительную рукоять стилета, а в голове зашумело. "Пусть привиделось! Избави, святые, поднять руку на человека!"
- Чего застыла? - спросил знакомый сиплый голос, и тень кашлянула. - Давай, помогу, что ли.
Неизвестным оказался никто иной как Айрамир. Натянув шапку по брови, он обмотал лицо шарфом, оставив видными лишь глаза. Одним словом, бандит.
Айями оглянулась тревожно: не видит ли кто?
- Что ты здесь забыл? - зашептала испуганно. - Тебя же поймают. И арестуют!
Парень совсем страх потерял. Разгуливает по улицам как ни в чем не бывало, под носом у даганских патрулей.
- Не бойся, я неуловимый, - хохотнул нежданный помощничек, но Айями не оценила шутку.
Схватив Айрамира за рукав, утянула в тень, подальше от света фонарей, и давай костерить громким шепотом - за легкомыслие и беспечность.
- Ищешь приключений на свою шею? А о нас подумал? Меня и маму посадят в тюрьму, а дочку отберут и увезут в Даганнию.
Ругала - и испытала облегчение. Потому что не пришлось воспользоваться стилетом.
- И больше не подкрадывайся тайком. Я могла тебя убить, - сказала Айями и неприятно удивилась обыденности, с коей прозвучало предупреждение. Попугать оружием - куда ни шло, а лишить жизни... Нет, рука не поднимется.
- Убить? Тележкой бы задавила? Или свернула бы шею секретным приемом? - фыркнул парень из-под шарфа и закашлялся.
Айями чуть было не вынула стилет из ножен, да вовремя одумалась. Хвастать-то нечем. Ни правильным замахом, ни точным ударом. Ни смелостью и холодной рассудительностью убийцы.
- Ладно, не кипятись, понял я, что ты трусиха из трусих. Хотел помочь, но ты предпочитаешь надрываться в одиночку.
Айями лишь отмахнулась. Бесполезно объяснять человеку, что дело не в трусости, а в беспокойстве за близких.
- Сначала долечись. И будь добр, говори потише. Во-первых, горло выстудишь, а во-вторых, нас услышат. И потом, ты обещал, что не будешь совершать необдуманные подвиги и не накликаешь беду на мою семью.
- Обещал. И сдержу слово, - ответил Айрамир. - Не пойму, чего ты боишься. Даганские козлы не суются в этот район по утрам. Тут ловить нечего. И некого, - хихикнул он.
- Патрули здесь не ходят, зато местные увидят и сболтнут кому-нибудь. Или доложат, куда следует.
- А если примут за своего?
Парень поерзал, поводил плечами и продемонстрировал пустой рукав.
- Ну вот, перед тобой стоит безрукий инвалид, - сказал, заправив затрепанную манжету в карман куртки. - Ну как? Могу прихрамывать на ногу. Или на обе.
- Не стоит. Это чересчур, - ответила недовольно Айями.
Ей никак не удавалось побороть сердитость, хотя в конспирации Айрамира и наличествовала доля правды. На увечных мужчин, комиссованных из армии, не обращали особого внимания, а вот молодой и здоровый парень наверняка вызовет повышенное любопытство горожан.
- И вообще, не трясись как осиновый лист. Спину выпрями. Будь увереннее. А то согнулась в три погибели от страха. Чем наглее себя ведешь, тем меньше подозрений вызываешь, - учил Айрамир сиплым голосом. - В конце концов, я могу притвориться твоим младшим братишкой.
- Моему братишке исполнилось бы двадцать два. Постарше тебя будет, - проворчала Айями, отдавая парню рукоять тележки.
- А на подростка похож? - ссутулился Айрамир, став ниже ростом.
- Похож. Как я - на балерину. Шагай впереди. Доберемся до дома - запру тебя на ключ, - пригрозила Айями.
- Думаешь, засовы удержат?
- Нет, конечно. Но теперь я боюсь тебе доверять.
Парень не ответил. Наверное, обиделся. Ну и пусть. Должен понимать, что детские выходки не доведут до добра.
В полном молчании они добрались до подъезда. Снег скрипел под ногами, скрипели колеса тележки. Айями шла, оглядываясь по сторонам. И прислушивалась, ожидая в любое мгновение окрика: "Sat! Fikk up! Astih konten" (Прим. - "Стоять! Руки вверх! Предъявите документы").
Ей чудились взгляды - из окон, из подворотен, из проулков. И лишь попав в тепло квартиры, Айями успокоилась, отогнав бредовые страхи. Будто у горожан нет иных забот, кроме как ранним утром высматривать на улице подозрительных личностей. Домашних дел по горло, некогда глазеть праздно.

Все-таки Айрамир обиделся. Хоть и не показывал виду, но слова о недоверии задели его самолюбие. Парень решил приносить пользу, а ему не позволили. Отвели роль нахлебника. Дармоеда, лопающего даганские харчи.
- Я знаю, ты хотел помочь. Спасибо, - сказала Айями примирительно, принеся тарелку с кашей. - Но давай сперва советоваться, прежде чем затевать.
Айрамир не ответил, строгая с хмурым лицом щепу. Посмотрел на миску, от которой шел парок, и кивнул, мол, поставь, позже поем.
- Ты хорошо управляешься по дереву. Учился этому?
- Нет. Жизнь заставила, - отозвался он нехотя.
- В нашей квартире два окна, и я ума не приложу, что делать, если стекла разобьются. А ты ладишь с инструментом. Может, собьешь ставни? - предложила Айями. - На ночь будем их закрывать, так гораздо спокойнее. И надежнее.
- Не шутишь? - взглянул парень недоверчиво.
- Разве похоже, что я разыгрываю? Наши, отступая, взорвали летом фабрику, и мы убрали на ночь рамы, чтобы сохранить стекла. Дом ходил ходуном. А зимой рамы не снять. Квартира выстудится в два счета, и аффаит* не спасет.
- Учти, я не профессионал, а любитель, - ответил Айрамир сдержанно.
- Ну и ладно. Главное, чтобы ставни были крепкими. Как здесь, - Айями махнула в сторону окна.
В свое время Айрамир вставил остекленную раму, доставшуюся женщинам после мародерства в брошенной квартире. Из половых досок сбил щиты и, прикрепив петли, надел на оконные косяки. Он долго корпел, подгоняя доски одна к другой. Тщательно примерялся, прежде чем отпилить, и Аяйми, не раз заставая парня за работой, зауважала его терпение и старательность.
Эммалиэ заняла у знакомых в долг нехитрый плотницкий инструмент, разумеется, взамен продуктовых пайков. И масло выменяла - чтобы не скрипели проржавевшие петли.
- Эх, подровнять бы и пройтись рубанком. Красиво станет. А это так, косорукость, - посетовал парень, пригласив женщин на демонстрацию результата кропотливого труда.
Красиво, но опасно. Ровные струганные доски вызовут подозрение в первую очередь. Знать, не слабые женские руки к ним приложились, а сильные мужские. И вообще, подозрительно, что нежилое помещение накрепко заколочено. Но на этот счет имелась у Эммалиэ отговорка для любопытных, мол, брошенная квартира превращена в холодный склад разной всячины, начиная от дров и заканчивая прогоревшей печкой.
Опять же, отговорка действенна до поры до времени. Например, до очередной облавы даганнов. Приложит солдат руку к двери и раскроет обман.
Из предосторожности Айрамир открывал ставни ненадолго, обычно ночью или ранним утром - простительная слабость для человека, которому настойчиво предлагали прятаться в четырех стенах, похожих на подземный каземат.
Он едва ли не волком выл от безделья. Даже словесные оскорбления немытых козлов и чушкарей - как парень называл чужаков - не приносили прежнего удовлетворения. Что толку ругать даганнов, если эмоциональные выпады не достигают цели? Поэтому Айями, успев изучить характер парня, исходила беспокойством: а ну как вздумает выкинуть очередной фортель? Надо бы занять делом голову и руки постояльца, покуда не натворил бед.
Доморощенный плотник охотно откликнулся на предложение Айями, но возникла проблема с нехваткой подручных материалов. И единственный выход - мародерство в брошенных жилищах.
Айями высказалась категорически против этой затеи. И от своей просьбы хотела отказаться, но после долгих обсуждений и споров троица худо-бедно пришла к компромиссу. В конце концов, Айрамир и так стучит молотком день-деньской, и лишь полностью глухие и слепые соседи до сих пор не догадались, что Эммалиэ обзавелась "племянником". Парень потихоньку исследует покинутые квартиры, не нарываясь на знакомства с жильцами, благо, последних в доме - по пальцам пересчитать.
Айями согласилась через силу, скептически, но Айрамир взялся за дело с энтузиазмом. Эммалиэ провела краткую экскурсию по подъезду и предупредила соседей, чтобы те не поднимали панику, столкнувшись с парнем.
- Родственник мой на побывку приехал, помогает, чем может, хоть и инвалид, - пояснила соседке с верхнего этажа, не вдаваясь в подробности выдуманного увечья.
Айрамиру же напомнила:
- На холоде не задерживайся, иначе никогда не вылечишься. И даганнам не накостыляешь.
Иронию Эммалиэ парень воспринял вполне серьезно. Отодрав ломиком подходящие доски, относил к себе. Гвозди вытаскивал и отбивал, выравнивая, а пилмат строгал и шкурил. Однако в полной изоляции Айрамир пробыл недолго. И вскоре познакомился с Сиоремом, мужем Ниналини. Чтобы мародёрство да прошло без его участия?
Однажды Айями с удивлением отметила, что в речи парня проскальзывает имя соседа, причем Айрамир отзывался о нем уважительно и с почтением.
- Сиорем говорит, весной Сопротивление задаст жару даганским козлам. Когда снег сойдет, вломим гадам под зад.
- Откуда он знает? Он связан с Сопротивлением?
- Конечно, - ответил Айрамир убежденно. - Серьезный мужик, понимает, что и к чему. Разбирается в политической обстановке.
- А какая она, обстановка? - спросила Айями.
- Такая, что не следовало нам полагаться на риволийцев. И доверять им не стоило и не стоит. А нужно надеяться только на себя.
Сиорем говорит то... Сиорем говорит сё... Сиорем считает так... Сиорем думает эдак... - всё чаще эти фразы мелькали в речи парня. И градус воинственности поднялся, вернувшись к прежним высотам.
- Вот видишь, Айя, когда один человек признает в другом авторитета - за ум или за силу - он начинает заглядывать ему в рот, говорит чужими словами и думает чужими мыслями, - заметила как-то Эммалиэ.
- Сиорем старше и опытнее. Немудрено, что Айрамир к нему прислушивается. Они оба воевали и повидали всякого, поэтому у них много общего.
- Боюсь, из этого знакомства Айрамир вынесет мало полезного. Вроде бы Сиорем - неплохой человек, а вызывает у меня настороженность. Не верю ему, как ни пытаюсь.
Быть может, оттого что Сиорем - жмот и привечает тех, в ком видит пользу. Но в таком случае от знакомства с Айрамиром ему нет никакой выгоды. С парня-то и взять нечего, кроме умелых рук.
Однако ж, наивности Айями хватило бы на целое поле, не то что грядку.
Как-то вечером Айрамир предложил:
- Приспросись у черномазых, пусть заплатят часть пайка куревом.
- Зачем? - удивилась Айями.
- Папиросы сейчас в ходу. Дороже золота.
- И как ты представляешь? Я же не курю. Даганны сразу раскусят обман. Решат, что прошу для мужчины, и наведаются с обыском.
- Не раскусят, если соврешь убедительно. Скажи, что курево нужно для обмена на дефицитные товары.
- Сам придумал, или кто-то надоумил?
Парень запнулся, и секундная заминка подтвердила предположение Айями.
- Я не пацан, чтобы меня учить, - ответил с вызовом.
- Думаешь, даганны не поймут, что я лгу? Они платят достаточно, чтобы моя семья не голодала. Часть пайка можно обменять на дефицит, и для этого не нужны сигареты. Мама так делает. Выменяла на брикеты шубку для дочки. И гвозди с мылом.
- Скажи уж проще, что не собираешься помогать, - бросил раздраженно парень.
- Кому? Тебе или Сиорему?
- Какая разница? В кои-то веки тебя попросили помочь, а ты лезешь в бутылку.
- Знаешь, что? - вспыхнула Айями. - Вот пойди и попроси у даганнов. А лучше заработай на курево.
И вышла, хлопнув дверью.
Кипела Айями и возмущалась. Тем, что Айрамир, горячо ненавидя даганнов, не раз упрекал её в продажности за жратву. А сегодня обвинил в нежелании прогнуться перед чужаками. И тем возмущалась, что без чужых подсказок парень никогда бы не догадался попросить.
Если уж на то пошло, она могла бы пойти Айрамиру навстречу, не маячь за спиной того тень соседа. Ишь манипулятор! Айями бы придумала логичное объяснение, чтобы даганны не заподозрили подвоха и без задней мысли оплатили работу сигаретами или папиросами.
Но на самом деле ситуация была щекотливой. Потому как господин подполковник мог преподнести всё, что Айями ни пожелает. Стоило лишь попросить. Курево в обмен на свечи? Нет проблем, завтра привезут ящик свечей. Махорка взамен отреза ткани? К чему усложнять, рулон драпа немедля доставят к порогу. А вздумай Айями настаивать на обратном, Веч мгновенно сделает далеко идущие выводы. Она женщина одинокая, не курящая, значит, просит сигареты для мужчины. Страшно представить, что надумает господин подполковник и что предпримет. Не поздоровится никому.
Поэтому Айями, подумав, выбрала бойкот. И перестала общаться с парнем. Относила миску с кашей в квартиру по соседству и уходила, не сказав ни слова. Айрамир тоже отвечал молчанием - хмурым и насупленным.
- Что происходит с парнем, не знаешь? - спросила Эммалиэ за ужином. - Вместо "здрасте" буркнул что-то невнятное. Пилит и строгает, рта не открывает. И злится, оттого что за день изрезал все пальцы. Я только и успевала, что бинтовать.
- Ну и пусть молчит. Надоело слушать, как он нахваливает своего кумира, - проворчала Айями.
- Сиорема, что ли? Не знаю, какая кошка меж ними пробежала, но намедни рассказала мне соседка, что наш постоялец сцепился с Сиоремом. А Ниналини подняла визг, перепугав половину дома.
- Из-за чего? - изумилась Айями.
- Люня, кушай аккуратно, не пачкайся, - сказала строго Эммалиэ. - Еда - не для баловства.
Дочка, успевшая соорудить из каши высокую горку, с разочарованным вздохом зачерпнула ложкой от съедобной макушки.
- Если разузнаю подробности - поделюсь, - пообещала Эммалиэ.
И не подвела. Следующим же днем, благодаря сарафанному радио, прояснила суть конфликта между мужчинами и довела до Айями, когда та вернулась с работы.
- Из-за тебя повздорили. Сиорем, сама знаешь, бывает груб и несдержан на язык. А Айрамиру не понравилось, как сосед о тебе отозвался. Вот и всё.
Добрая и заботливая Эммалиэ. Старается уберечь от колких слов и недобрых взглядов. Потому как история, которую Ниналини поведала соседкам из первых уст, перевралась и насытилась несуществующими подробностями.
Конечно же, рассказчица, не стесняясь в выражениях, озвучила, что Айями - даганская шлюха и бессовестная лгунья, притворяющаяся невинной овечкой. И ввела парня, героя войны и завидного жениха, в заблуждение притворной скромностью. А когда Сиорем попытался открыть глаза младшему товарищу, тот накинулся с кулаками, отстаивая честь продажной амидарейки.
"Люди добрые, что же творится на белом свете? Неужто теперь принято убивать за правду?" - зазвучали воображаемые слова соседки в голове Айями, а воображаемые слушательницы сочувственно закивали, поддакивая. - "Бесстыжая девка и с чужаками спит, и перед нашими мужчинами готова раздвинуть ноги. Двуличная предательница!"
Об одном не упомянула трусливая Ниналини. Её муж, разозлившись отказом Айями, не пожелавшей достать даганские сигареты, высказал в сердцах всё, что думает по поводу зазнавшейся гордячки с первого этажа. И добавил бы немало красочных эпитетов, но Айрамир, схватив его за грудки, притянул - лицо к лицу, нос к носу - и процедил:
- Не смей! Она мне жизнь спасла, Хикаяси отвадила. А ты - никто.
Еле вырвался Сиорем из стальной хватки парня. Тут и женушка подоспела, заголосив истошно: "Караул! Убивают!"
- Что же, теперь у них дружба поврозь? - спросила Айями, потирая растерянно лоб. - И всё из-за меня.
- В том нет твоей вины, - ответила Эммалиэ. - Думаю, рано или поздно Айрамир бы понял, что у старшего товарища душа с червоточиной.
- Теперь Сиорем нас сдаст, - встревожилась Айями.
- Сейчас не сдаст. Слишком явно укажет на него. Такие люди вредят исподтишка. Выждут и ударят. Поэтому надо бы Айрамиру задуматься о том, как быть дальше. Идти с повинной к даганнам или... бороться, - закончила Эммалиэ тихо.
Вечером Айями заглянула в квартиру напротив. Поставила миску и села рядом с Айрамиром, строгавшим лучины из доски.
- Привет. Как продвигается заказ?
- Скоро закончу, - сказал парень, подвинувшись. - Завтра или послезавтра. Поставлю ставни ближе к вечеру, чтобы не привлекать внимание.
- Верная мысль. Спасибо.
Воцарилась тишина. Не гнетущая, которая давит грузом взаимных обид, а неловкая, когда участники ссоры хотят примирения, но не могут подобрать нужных слов.
- Ну ладно. Пойду я. Спокойной ночи, - сказала Айями, встав.
- И тебе, - отозвался Айрамир, прервав свое занятие.
Посмотрел вопросительно и, поймав ободряющую улыбку Айями, неуверенно ответил тем же.
Добрые отношения разрушить легко, а восстановить непросто. Но когда сделан первый шаг, тяжесть падает с плеч, и не мучают угрызения совести.
Этим вечером Аяйми уснула с легким сердцем и с улучшившимся настроением.

Айрамир установил ставни быстро и со знанием дела. Прибил петли с улицы и укрепил засовами изнутри, в квартире. Выбрал время, когда вечерние сумерки жидковаты, а свет даганских фонарей неярок. И соблюдая конспирацию, припадал на левую ногу, чтобы любопытные горожане приняли издалека за своего.
Эммалиэ увела дочку к знакомым в гости и заодно по делу - примерить зимнюю кроличью шапку.
- Не разувайся, полы холодные, - предупредила Айями, впустив парня в квартиру.
- Ничего тут у вас. Обжито, - сказал он, обойдя жилище. Глянул мельком на домашний огород Эммалиэ в тазах и ведрах и на Люнечкины игрушки, кинул взгляд на фотографию с комода, зато присмотрелся к нибелимовому светильнику.
Айями нервно сглотнула. Хорошо, что она заранее спрятала в кладовке изобилие съестных припасов, дарованных господином подполковником. Не то парень пожалел бы, что вступился за неё перед Сиоремом.
Прикрепив ставни, Айрамир заодно починил хлипкий рукомойник и поправил дверцу покосившейся тумбочки. А вот шаткий стул забрал, чтобы отремонтировать без спешки на своей территории. И к возвращению домочадцев показал, как пользоваться ставнями, не выхолаживая жилье.
- Замечательно, - сказала Айями. - Досочка к досочке. Ровненькие, гладкие. И ни щелочки. Молодец.
Айрамиру польстила похвала.
- Проще простого, - отмахнулся он небрежно. - Обращайся, если что.
И Эммалиэ отметила, что ставни - основательные и добротные, а конструкция продумана так, что с улицы не представляется возможным снять створки с петель и забраться в квартиру.
- Парень не воевать должен, а строить. Возводить. Руки-то у него золотые, и голова варит, - поделилась своими размышлениями с Айями.
Так-то оно так. Но какой путь выберет Айрамир?
Решать ему.

Как представился случай, отправилась Айями в больницу. Обстучала снег, налипший к сапогам, и вошла в безлюдный холл.
Крыльцо пустовало: то ли выздоравливающие даганны разбрелись по палатам, то ли всех пациентов вылечили, и они разъехались по гарнизонам. Скучающий дежурный при входе проводил посетительницу пристальным взглядом.
- Ну, здравствуй. - Оторвав голову от записей, Зоимэль поднялась из-за стола, и женщины обнялись. - Давненько тебя не видела. Как жизнь?
Айями вынула из сумки пустые упаковки из-под лекарств.
- Вот. Принесла, как договаривались.
Реакция врачевательницы вызвала недоумение. Женщина приложила палец к губам и потянула за собой.
"Могут прослушивать" - написала на листке и добавила: "Даганны".
- Присаживайся, - сказала как ни в чем не бывало, и Айями машинально опустилась на предложенный стул, вникая в суть прочитанного. И огляделась с подозрением по сторонам, выискивая подслушивающее устройство, хотя смутно представляла, как оно может выглядеть. Должно быть, спрятано в шляпке гвоздя или в плафоне.
Врачевательница протянула листок с карандашом, и Айями написала: "Откуда вы знаете?", показав пальцем на ухо.
"Сделала выводы. Наблюдала" - ответила Зоимэль строчкой ниже. - "Не молчи, иначе они заподозрят".
Айями представила, как на другом конце невидимой линии сидят даганны в военной форме и в наушниках, а бобины магнитных лент крутятся лениво, и каждое слово отпечатывается на узкой нескончаемой полоске. Представила - и растерялась. И о чем прикажете говорить? Не об Айрамире же.
"Нас слышат, но не видят" - подбодрила Зоимэль.
- А-а... выглядите неважно, - сказала Айями первое, что пришло в голову. - Вам бы отдохнуть, отлежаться.
- Какое там. Помимо прочих проблем у пятерых пленных выявлены признаки запущенного туберкулеза. Г'Оттин... военный врач подтвердил диагноз. Больных освободили от работ и поместили в отдельную камеру. Но это пустые меры предосторожности. Не знаю, что и делать, - покачала головой Зоимэль.
- Почему?
- Необходимы лекарства. Необходим уход. Болезнь неизлечима и заразна. А даганнам не нужна обуза.
Айями оглянулась испуганно на дверь. Сейчас в кабинет ворвутся военные и скрутят смелую на язык Зоимэль. Однако та и не подумала остановиться.
- Требуется комплексное лечение и хорошее питание. Больных необходимо изолировать, - сказала в пустоту и, как показалось Айями, демонстративно повысила голос. - Сама посуди. Наверняка случаи туберкулеза выявлены и в других тюрьмах. А кому нужны безнадежно больные, если здоровые едва сводят концы с концами? Как думаешь, даганны станут нянчиться с заболевшими?
- Не знаю, - ответила Айями неуверенно.
"Не бойся. Не арестуют" - вывела рука Зоимэль на бумаге. - "Третью неделю испытываю их терпение".
Похоже, она нисколечко не боялась возможной репрессии и провоцировала невидимых слушателей при любом удобном случае.
- А как люди борются с неизлечимыми болезнями? Кардинально. Вырывают источник болезни под корень, - сказала Зоимэль мрачно.
Айями сдавленно ахнула, прочитав по глазам собеседницы об участи, уготованной туберкулезникам. Победители поступят просто. Вывезут заболевших в глухомань и расстреляют. Ни забот, ни хлопот, ни угрозы эпидемии при минимуме затрат.
- Так называемый естественный отбор, при котором выживает сильнейший, - продолжила с сарказмом врачевательница, переключив внимание на решетку вентиляции.
"Там?" - кивнула Айями в сторону сетчатого квадратика.
"Не уверена" - покачала головой Зоимэль. - "Где угодно".
- Как дела у Люни? - спросила она, развеивая гнетущую тишину. И поиграла бровями, мол, поддерживай разговор.
- Люня... э-э-э... грызет кубики... - отозвалась Айями, с трудом отведя взгляд от вентиляционного квадрата. Ей почудилось, что за сеткой маячит чье-то лицо.
- Какие кубики? - нахмурилась врачевательница.
- Деревянные. С буквами. Из азбуки.
Зоимэль улыбнулась.
- А-а, это из-за недостатка жесткой пищи. Деснам нужен массаж. Эх, Люне не помешала бы морковь. И яблоки с капустой...
- Мы обмениваем понемногу на рынке. Сейчас никого не удивить прессованной крупой, и деревенские задирают цену. Недавно вот морковку выторговали. Вроде бы на вид не квелая, а на вкус жесткая и не сочная. Люня капризничает, поэтому приходится натирать и подслащивать мёдом.
Врачевательница посмотрела поверх очков, сползших на кончик носа.
- Мёдом? Я не ослышалась?
- Нет, - ответила тихо Айями и подвинула сумку. - А это вам и вашим мальчикам.
Зоимэль заглянула внутрь.
Айями знала, что та увидит в сумке. Крупяные брикеты, мясные консервы и сладкие деликатесы, дарованные господином подполковником. И опустила глаза, приготовившись услышать изумленное: "Откуда?"
- Мда, - кашлянула хозяйка кабинета и сняла очки.
Ни порицания, ни осуждения. Вместо этого удивление, впрочем, быстро сменившееся озабоченностью.
Зоимэль взялась за карандаш.
"Кто он?"
Смешная и наивная Айями. Забыла, что врачевательница - мудрая женщина и понимает без лишних слов.
"А'Веч. Заместитель полковника" - оставила Айями строчку ниже.
Зоимэль потерла переносицу, размышляя.
- Ну что ж, коли ты заглянула в гости, не грех воспользоваться моментом. Разденься до пояса, послушаю легкие.
Айями и удивиться не успела, а врачевательница застрочила на листке:
"Я не смогу помочь с контрацепт. И даг. запретили прерывать!"
- Дыши. Еще дыши... Глубже.
"Понимаешь, на что подписалась?" - нацарапала Зоимэль и, получив утвердительный кивок, продолжила: "Что с циклимами?"
Нету - последовал молчаливый ответ, исполненный смущения. Оказывается, мимика бывает достаточно красноречива.
- Теперь повернись... Дыши...
Айями огляделась по сторонам. Чудно. И путанно. Невидимые слушатели думают, что в кабинете идет осмотр, в то время как женщины сидят возле стола и ведут диалог на бумаге.
"Никогда не думала, что стану радоваться отсутствию циклимов. У тебя есть отсрочка. Но продукты не возьму".
- Вдохни и задержи дыхание.
"Почему?? Мне они не нужны!" - написала торопливо Айями и зачеркнула последнее предложение. - "Мы не голодаем. А у вас двое детей!"
- Повернись к окну. Открой рот, я посмотрю на миндалины.
"Это неправильно" - вывела рука Зоимэль.
Айями посмотрела с отчаянием - так, словно ее ударили по щеке, отвергнув помощь.
Вот, значит как. Зоимэль брезгует принять продукты, заработанные торговлей телом. Те, что преподнес враг, оплатив услугу интимного свойства. Врачевательнице противно к ним прикасаться, не то что есть.
Очевидно, Зоимэль прочитала по лицу посетительницы, что та унижена отказом.
"Айя, ты не обязана! Тебе еще дочку поднимать! И об Эм. подумай" - накарябала наскоро и криво-косо.
- Миндалины увеличены. Рыхлые, красноватые.
- Я недавно простывала, - ответила Айями машинально. Надо же, воображаемый осмотр - и в точку.
- Значит, не долечилась, - сказала назидательно Зоимэль. - Не застуживай ноги. И на улице не задерживайся, сразу домой. Полощи горло соленой водой. Простой рецепт, дешево и сердито.
"Нам хватит. Раздайте тем, кому они нужнее. Только не говорите, от кого и как", - написала Айями, чувствуя, что запылали щеки. От обиды и от стыда.
- Я пойду, - поднялась она со стула.
Вскочила и Зоимэль.
- Айя, сядь!
"Я знаю, чего тебе это стоило. И не могу ничего предложить взамен".
Зоимэль махнула рукой с досадой. Подчас изъясняться вслух гораздо проще, нежели пытаться донести мысль на бумаге.
"Вы уже достаточно дали. У меня есть Люня".
"Хорошо. Айя, я премного благодарна за поддержку".
Пустое, - отмахнулась Айями.
- Погоди-ка, не уходи. Посиди немного. Других пациентов у меня нет, а свободное время есть. Вот, почитай брошюрку об уходе за полотью рта. Думаю, стоматологии в нашем городе больше не будет. Чем чистите зубы? - спросила Зоимэль, сунув в руки медицинский журнал, датированный довоенным годом. И показала знаками - перелистывай, чтобы шуршали страницы.
- Смешиваем зубной порошок с содой и солью. Его мало осталось. А Люня предпочитает вообще не чистить. Ленится.
Зоимэль рассмеялась, и напряжение, повисшее в воздухе, начало отпускать.
- Внушайте Люне, что зубы нужно беречь смолоду, даже молочные. Уж не знаю, когда доведется их пломбировать. И доведется ли вообще, - сказала врачевательница и взяла чистый листок взамен исписанного.
"Как ваш пациент? Люня по легенде вызд. и мой визит без прич. вызовет подозр-е".
"Кашляет, но идет на поправку. И мается. Боюсь, натворит дел".
"Сдастся даг?"
"Нет. Хочет в Сопрот-е" - написала Айями. - "Но не знает, как связаться с нашими".
"Не передумает?"
"Нет. Я уверена"
Зоимэль прокрутила карандаш меж пальцев.
"Если он твердо решил, я помогу. Сведу с нужными людьми".
От изумления Айями едва не уронила журнал, лежавший на коленях.
Зоимэль и Сопротивление?! Не может быть. Наверное, это шутка. Или Зоимэль имеет в виду совсем не то.
"У меня тоже укрывается один из наших" - написала врачевательница, и Айями уставилась на неё потрясенно.
"А как же мальчики? Вдруг сболтнут?" - вывела она поспешно и наморщила лоб, вспоминая. Детям умершей соседки, взятым Зоимэль под опеку, было двенадцать и десять лет соответственно.
"Наоборот. Они отличные помощники. Всё видят и замечают. А даг. не обращают внимания на детей".
Невероятно! Мелкотня на подхвате и выполняет разные поручения. Шпионы сызмальства, ставшие взрослыми не по годам.
"Как зовут вашего жильца? А. сбежал из пос. с 2 товарищ." - приписала Айями.
"Пока что не говори ему ничего. Иначе сорвется и не долечится. Намекни, пусть выздоравл. побыстрее".
"Конечно!!!"
"И никому ни слова. Не проговорись даг".
"Да! Да!"
Неожиданно Айями пришло в голову пугающее предположение.
"Вы под подозрением?" - дописала она на листке и показала на вентиляционную решетку.
"Не думаю. Прослушку поставили на всякий случай. Уверена, ратушу тоже напичкали" - ответила строкой ниже Зоимэль.
Айями похолодела.
Если врачевательница права, значит, и в комнате переводчиц тоже стоит прослушивающее устройство. А что? Очень удобно. Не сходя с места, узнавать, о чем судачат амидарейцы и какими тайнами делятся. На прием к Зоимэль с утра до вечера тянется народ, и помимо болячек люди хотят выговориться - о тяготах жизни, о неуверенности в завтрашнем дне, и о недовольстве порядками оккупантов.
"На том и порешим. А теперь надо уничтожить нашу переписку" - Поставив точку, Зоимэль заговорщически подмигнула.
- До свидания, Айя. Заглядывай непременно.

К вечеру Айями наконец смогла унять взбудораженность, вызванную визитом в больницу. Но мысли неустанно возвращались к разговору с Зоимэль.
Айями раз за разом прокручивала в памяти свои слова и ответы собеседницы. Не сказалось ли что-нибудь, могущее заинтересовать даганнов?
Откуда у Зоимэль уверенность, что за ней следят на расстоянии? Очевидно, тому есть неопровержимые факты. И подслушивающее устройство установлено недавно, потому что в последнее посещение больницы разговор Айями с врачевательницей был куда откровеннее и касался раненого паренька, найденного на улице.
Если Зоимэль права, то и беседы переводчиц прослушиваются. Записывается каждый чих, анализируется каждое слово. И результаты немедля докладываются господину подполковнику.
О чем говорилось с коллегами? О каких секретах шептались переводчицы?
Не выдержав, Айями закружила по комнате. Схватила тряпку - вытереть пыль и заодно привести расшалившиеся нервы в порядок.
Навскидку не вспоминалось ничего, что имело бы важность для даганнов. И все же Айями чувствовала себя букашкой, которую посадили в банку, чтобы через стекло наблюдать за трепыханьем. И посмеиваться над предрассудками, слушая рассуждения амидареек о варварских замашках чужаков.
Нужно при первой же возможности предупредить коллег, чтобы впредь соблюдали осторожность в высказываниях.
А Зоимэль умна. И наверняка быстро вычислила прослушку. Не зря Айями восхищалась незаурядными способностями и смелостью врачевательницы. Но почему-то никоим образом не проводила параллель между Зоимэль и Сопротивлением. Наверное, потому что профессия доктора - мирная и аполитичная. А еще потому что кто-то кричит на всех углах о связи с партизанами, а кто-то помогает им тихо и незаметно. И остается в тени, как истинный патриот.
А сумка с продуктами обязательно внесет полезный вклад в общее дело. Во всяком случае, Зоимэль не ринется в торговые ряды, чтобы обменять консервы на муку и яйца. В этом отношении она честна и неподкупна.
К тому же, Зоимэль - человек широких взглядов. И не открестилась от знакомства, узнав, что Айями "закрутила" с даганном. Наоборот, не побоялась доверить свой секрет. Вдруг мужчина, укрывающийся у врачевательницы, окажется товарищем Айрамира? Было бы чудесно, если так.

Прихватив ужин с пылу с жару, Айями отправилась в квартиру напротив.
Айрамир мастерил тележку из остатков пилмата. Стул он давно починил и вернул женщинам.
- Как дела? - спросила Айями, присев на краешек кровати.
- Сносно. Если всё получится, у нас будут две тележки. И воды будет вдвое больше. Думай, где раздобыть второй бидон.
- Можно выменять. Люди уезжают из города и оставляют всё лишнее и ненужное, - ответила Айями.
Слова парня смутили. Он сказал: " у нас будут". Означает ли это, что Айрамир признал себя частью её маленькой семьи? Например, племянником Эммалиэ. И тогда не понадобятся прятки в заколоченной квартире, и исчезнет страх перед облавой или доносом.
Но чтобы ходить по улицам без опаски, нужна достоверная легенда и документы. Пропуск, который выдают в комендатуре. Хотя совсем необязательно даганны, вручив бумажку с печатью, отпустят парня на все четыре стороны. Сперва ему устроят допрос с пристрастием. И арестуют, посчитав неизвестного амидарейца опасным. Не поможет и вымышленное родство.
Придется подключать авторитет А'Веча. От Айями потребуется все её умения, чтобы уговорить господина подполковника, и он замолвит словечко за "кузена".
- Хочешь сдаться даганнам?
Айрамир поднял глаза от тележки.
- Шутишь, наверное? Ни за что и никогда. Не собираюсь добровольно наниматься рабом.
Ясно. Значит, ни при каких обстоятельствах парень не поступится своей гордостью.
- Рана почти зажила. Скоро совсем поправишься. Думал, чем займешься?
- Прогоняешь? - сощурился Айрамир.
- Нет, конечно. Но здесь оставаться небезопасно. Слишком много людей о тебе знает. Могут сдать в любой момент.
- Согласен, - кивнул он. - Я ушел бы сегодня, было б куда идти.
- А Сиорем? Он ведь связан с Сопротивлением. Может, сведет с нужными людьми?
- Сиорем? - усмехнулся парень. - Связан он, как же... Знаешь, вначале войны служил в нашем полку интендант. Заведовал жратвой и портками. На передовую и носа не совал, берег в тылу казенное добро и ж*пу. И надо же, умудрился схлопотать пулю в зад. Нам тогда раздали новые винтовки. Само собой, началась пристрелка, и случайный рикошет попал в интенданта. Бедняга визжал как резаный. То-то смеху было. А в конце войны я снова его встретил. От нашего полка одно название осталось, и я мотался по частям как неприкаянный. Шел, куда пошлют. А интендант дослужился до майора запаса. Заведовал материальными складами. И ж*пу отъел. Щеголял медалью "За доблесть в бою" и хвастал тяжелым ранением. А что в задницу его схлопотал - о том помалкивал, свидетелей-то не осталось. А сам ссался в подштанники, завидев живого даганна.
- Причем тут интендант? Это Сиорем? - спросила Айями.
- Не причем. Не он это, - отозвался раздраженно парень. - Вспомнилось вдруг.
Айями пожала плечами. Что поделаешь, если у нее глупенький бабский умишко? Наверное, Айрамиру обидно, что, побывав в пекле войны, он остался без заслуженной награды, а подхалим и трус сделал карьеру и назван героем. Что ж, проворные люди попадаются и мирное время, и в военное. Умеют пристраиваться с выгодой и пускают пыль в глаза.
- Не верь всему, что говорят, - сказал парень. - И всему, что видишь, тоже не верь.
Айями не стала спорить.
- Постараюсь. А тебе велели передать: чем быстрее выздоровеешь, тем скорее попадешь к партизанам.
- Неужели? И кто же такой беспокойный выискался? Посмотрел однажды в окно и решил обо мне позаботиться, - поддразнил насмешливо Айрамир. - Смахивает на сказочку. Я вот думал-думал и пришел к выводу, что никакого Сопротивления не существует.
Да, праздное безделье не прошло даром для парня, и убеждения обрели пессимистичный окрас.
- Неправда, - заявила Айями. - Я тоже считала, что людям нужно во что-то верить, вот они и выдумали Сопротивление. Но оно есть. И действует. Об этом мне сказал человек, которого я уважаю и всецело ему доверяю. Он не солжет.
- Ну-ну. Я хоть сейчас могу уйти. На ногах стою и с оружием справлюсь. Отведешь к своему человеку?
- Отведу, когда выздоровеешь, - сказала твердо Айями. - Никто не собирается с тобой сюсюкаться. А то направят в разведку, и в самый ответственный момент ты раскашляешься. И сам попадешься, и товарищей подведешь.
Но парень не особо проникся словами о партизанском движении. Потому что не поверил, посчитав неубедительными. И потому что не признавал должного авторитета у Айями.
- Возможно, один из твоих товарищей жив. И тоже укрывается здесь, в городе.
- Уверена? - Айрамир подскочил радостно и тут же сел обратно. - Как его зовут? - спросил сдержанно. - Вдруг это не он? Как ему удалось сбежать?
- Вот долечишься, тогда и скажу, - ответила Айями. - Приятного аппетита.
А через два дня в квартиру Айями привезли картонную коробку. Широкоплечий рослый солдат занес посылку и поставил у порога. Внутри оказались яблоки - душистые, ароматные, сладкие. И мытая морковь россыпью. Ярко-оранжевая и невероятно вкусная.
- Я решила, что это игрушки. Из пластмассы, - сказала Эммалиэ, глядя, как Люнечка с превеликим удовольствием грызет сочный корнеплод и раскладывает кусочки по тарелочкам, намереваясь устроить пир для игрушек.
- И я, - кивнула Айями. - Разве бывает такая морковь? А яблоки... От запаха можно слюной захлебнуться, не то что от вкуса.
- Кто бы мог подумать... - пробормотала Эммалиэ. - Господин А'Веч чрезвычайно внимателен... И заботлив.
Ее растерянность можно понять. И Айями оробела, оценив масштаб щедрости господина подполковника. Чтобы яблоки да зимой? Духмяные, налитые соком, словно только что снятые с ветки. Частичка лета, поселившаяся в квартире, за окнами которой кружит метель. Гудит непогода в вентиляционной шахте и пытается пролезть под сомкнутые ставни.
Вовек не отблагодарить господина подполковника. Ни словами, ни "занятиями" на тахте.
И вдыхая аромат спелых фруктов, признала Айями правоту врачевательницы. Знать, не ошиблась Зоимэль в своем предположении о прослушивании.
___________________________________________
Мехрем* - содержанка, проститутка
Аффаит* - особый сорт угля, обладающий высокой теплотворной способностью.