Поэтому церемония погребения была очень скромной и происходила в присутствии лишь высших сановников княжества.

Естественно, Вайомидис, как Верховный дайом и служитель Асуры всячески утешал и поддерживал раджассу Марджену.

Она и юная княжна Гури были заняты весь день и вопрос о награде героев, спасших княжества от власти Темной госпожи и ее приспешников файнагов, к неудовольствию Конана, обещал решиться куда позднее чем рассчитывал северянин, твердо вознамеревшийся получить заслуженные сокровища.

По дворцу толпами разгуливали важные и толстые главы воинских родов, старшины торговых общин, представители жречества степенно выступали вперед, отталкивая прочую знать и тесня всех своими пышными шафрановыми одеяниями.

Могучую фигуру чужеземца-северянина провожали завистливые взгляды — всем было известно, что он, дикий и неотесанный северный варвар совершил почти невозможное, вырвав из рук файнагов-фанатиков наследницу трона и мало того, уничтожил рассадник ереси, перебил всех преступников и привез тело магараджи в город, позволив безутешной вдове похоронить горячо любимого супруга в княжеской усыпальнице, бывшей местом погребения всех членов правящей династии.

Рахмат, растерявший все свое веселье, слегка потускнел видом и сделался безразличным и даже капризным. Глаза туранца на смуглом лице перестали хитро поблескивать и радоваться тем благам, коими столь щедро одаривала раджасса спасителей своей дочери.

Предупредительные слуги, готовые исполнить любое желание почетных гостей таскались за ними по всему дворцу, наперебой предлагая вино, фрукты, сладости и прочие лакомства. Тут же, в подозрительной близости отирался благодушный Рахабуи и лицо его, всякий раз расплывалось в широкой улыбке при одном лишь взгляде на парочку авантюристов, а за жирной спиной главного евнуха разноцветной стайкой диковинных птиц, мелькали изящные девичьи фигурки, облаченные в полупрозрачные гаремные одеяния.

Главный евнух каждые полчаса вежливо интересовался у героев о том «не желательно ли воинам, оказавшим княжеству столько много ценных услуг, воинам, коих возлюбила не только раджасса, но и сам пресветлый Асура, уединиться для плотских утех с одной, а то и с несколькими девушками, приятными лицом и телом, дабы потешить свою чувственность и дать красавицам возможность вкусить ласки могучих героев»

Конану, которого раджасса и в самом деле возлюбила не только на словах, но и на деле, так надоел евнух и его пестрая свита, что под конец дня он не выдержал и пинком отправил Рахабуи прочь, пригрозив упрямому евнуху «выпустить кишки и намотать их на копыта Нергала», если тот не оставит его в покое.

Кроме того, чуть поодаль, втайне посмеиваясь над мучениями чужеземцев, прохаживалась Рама в сопровождении девушек-воительниц из числа Черных стражей. Она вежливо, но непреклонно отклонила все возражения северянина и хвост из сопровождающих ничуть не уменьшился. Рамасанти, подкатывая глаза и сдерживая улыбки при взгляде на северянина, готового метать гром и молнию, объяснила приятелям, что Черные стражи, самые лучшие и умелые, лишь подчеркивают признательность раджассы к двум известным героям, а ни коем образом ни являются ни соглядатаями, ни упаси боги, надзирателями.

Очевидно от внимательной и наблюдательной Львицы Вейнджана не ускользнули пылкие взгляды, бросаемые молодым туранцем на юную наследницу трона, а такая женщина, как Рама не могла позволить того, чтобы однажды утром раджасса случайно обнаружила в постели княжны некоего воришку из далекого Аграпура, бродягу и нищего, перекати-поле, совсем не пару высокорожденной девице из дома магараджи, равную по происхождению любой из принцесс крови Вендии.

Длительные и бестолковые блуждания по дворцу утомили не только северянина и Рахмата, но и их невольную свиту. Рахабуи вскоре начал тяжело дышать и охать, девицы перестали хихикать и жеманно передергивать обнаженными плечами, а слуги, уставшие таскать за героями тяжелые подносы, постепенно терялись в дворцовых закаулках и лишь Рама, неутомимая Рама и ее выносливые девушки, без устали знай себе шагали за приятелями.

Рахмат, в отличае от северянина, пребывал в отвратительном настроение и даже не пытался прикарманить блестящие безделушки, милые и изящные, в беспорядке расставленные на столиках и шкафчиках в различных залах дворца.

Аграпурский воришка равнодушно проходил мимо бесценных статуэток из слоновой кости и нефрита — они не привлекали его внимания, драгоценные кубки из золота и серебра, чаши, богато украшенные драгоценными камнями, тонкие ткани, равно как и прочие богатства не манили его.

Конану несколько поднадоело кислое лицо приятеля, но он, щадя чувства друга и зная о его беде, лишь несколько раз рыкнул, без особого гнева, заметив, как бескровные губы несчастного юноши беспрестанно шепчут одно и тоже имя.

Самого же северянина занимал иной вопрос. Вейнджан несколько поднадоел могучему воину. Его жаркие джунгли, хитрые файнаги и коварные жрицы навеки внушили отвращение варвару к этому прибрежному княжеству, расположенному на берегу залива Сахиба. И, лишь обещанное вознаграждение, заслуженное! Примиряло его с тем обстоятельством, что ему приходится задержаться и провести еще некоторое время в Лунном дворце.

Рама, осторожная и тактичная, пыталась намекнуть северянину на то, что такой человек, как Конан будет совсем не лишним в охране правительницы, будь ею зрелая Марджена или юная Гури, но Конана уже манили бескрайние просторы Турана. Голубые волны Вилайета звали его к себе, а там вдали, сияли далекие горы.

Горький ветер странствий звал его за собой и ничто — ни обещанная щедрая плата за службу, ни ласковые руки раджассы Марджены, ничто не могло удержать его в этой стране, где плетутся бесконечные заговоры, где правители предают своих жен и детей, где подземные лабиринты полны ловушек и капканов.

Туда, туда, где веет вольный ветер и надувает белые паруса, туда, где воздух пахнет солью и волей, туда рвался северянин…

И, даже соленая вода залива Сахиба не прельщала его.

Конана звал, требовал к себе Вилайет.

С золотом, полученным за службу раджассе, он мог без особого труда купить корабль, набрать команду и тогда…

Глаза северянина подернула мечтательная дымка. Он уже видел себя стоящим на борту корабля. В компании отважных мореходов.

И пусть Илдиз не очень обрадовался бы возвращению в море знаменитого Конана-пирата, его, киммерийца мало заботило мнение туранского владыки.

А, вот Рахмат…

От ран Рахмата не осталось и следа, но всякий раз, когда Конан заговаривал о предстоящем путешествии на Север, туранец или отмалчивался или бормотал что-то невразумительное.

Киммерийца вначале это забавляло, а затем стало раздражать и беспокоить.

Мечты о дальних странствиях и созерцания кислых улыбок на лицах представителей знати, пробудили у северянина зверский голод, который уже не могло пригасить вино и утолить сласти и фрукты.

Решительным шагом варвар направился в отведенные им покои, увлекая за собой, погрязшего в грезах Рахмата и всю свиту, которая с облегчением вздохнула при виде того, что даже железный чужестранец может все-таки захотеть отдохнуть.

Обгладывая баранью ногу, заедая мясо душистым рисом, желтым от масла и острым от специй, северянин лениво размышлял о том, что одна серьга с нежного ушка раджассы у него уже есть. Кто знает, может эта красивая и добродетельная женщина решит приподнести ему вторую этой ночью.

Отлично поужинав, причем киммериец ел за троих, а, Рахмат просто ковырялся ложкой в еде и выпив положенное количество вина, приятели вновь вознамерились пойти к раджассе, но, на полпути к Залу аудиенций, их перехватил шустрый слуга, отправленный за ними Вайомидисом.

Отбивая лбом поклоны до самого пола, темнолицый вейнджанец, опасливо косясь на тяжелый меч киммерийца, любезно пригласил варвара и его спутника в покои Вайомидиса.

Северянин, слегка забавлявшийся испуганной физиономией прислужника, хлопнул несчастного по плечу тяжелой ладонью и не обращая больше на того никакого внимания, важно прошествовал мимо Рамы и ее девушек, мимо Рахабуи и мимо всех остальных, встретившихся ему по пути к жрецу.

Приглашение посетить Верховного дайома несказанно обрадывало северянина, ибо он надеялся на то, что после милой беседы, изъявлений благодарности и прочей чепухи, речь наконец-то! зайдет о вознаграждении за перенесенные им страдания. Даже Рахмат слегка оживился. Ушлый киммериец подозревал, что радость туранца была вызвана не столько ожиданием награды, сколь возможностью лицезреть предмет своих грез.

Туранец мечтал о том, что княжна Гури решит принять участие в беседе и он беспрепятственно сможет пожирать глазами предмет своего обожания.

Конан приписывал помешательство Рахмата колдовским чарам дочери Марджены, сумевшей каким-то непостижимым образом привязать к себе юного туранца. Киммериец хмурился, проклиная тот самый миг, когда позволил Гури станцевать тот самый танец невесты, ругая себя последними словами и грозясь вправить мозги «помешанному на «прынцессах» юнцу».

Суровая келья Вайомидиса (и не подумаешь, что жилище Верховного дайома, скорее уж келья пустынника-аскета, занятого умерщвлением плоти) манила тишиной и покоем.

После жарких залов Лунного дворца, полных суетливой знати, пустота скромной комнаты казалась истинным раем, доступным лишь избранным.

Вайомидис встретил наемников с лаской и признательностью.

К удивлению Конана и безграничной радости Рахмата, Гури решила присутствовать при их беседе.