— Это не белее, чем слухи! — куда резче, чем следовало, ответила раджасса — В данный момент, княжны нет во дворце, но, мы обязательно ознакомим ее с вашим предложением, как только она вернется. А, теперь, принц — Марджена уже не скрывала своего неудовольствия — Аудиенция закончена. После перенесенных волнений я нуждаюсь в отдыхе. Да и вам, как я посмотрю — она изволила обратить внимание на неопрятное одеяние вендийца, измятое и залитое маслом — стоит позаботиться о себе. Рахабуи! — Марджена хлопнула в ладоши и толстый евнух, почтительно кланяясь, возник на пороге — Позаботьтесь о нашем драгоценном госте, выполняйте все его прихоти!

Ченгир-хан покорно кивнул и последовал за масляно улыбающимся евнухом. Теперь он знал точно, что слухи о похищении княжны — чистая правда, а не выдумка досужих сплетников. К тому же, Рахабуи показался ему неглупым и смышленым малым, даром, что евнух. Золото открывало рот и не таким хитрецам.

Вендийский принц низко поклонился раджассе и удалился в сопровождении своих телохранителей и Рахабуи, чье широкое лицо сияло от восторга.

Хитрому челядинцу не очень нравился Ади-Басс и он, оставаясь верным раджассе, претерпел немало неудобств от солдат узурпатора, наперегонки наровящих поглумиться над толстяком.

Теперь же, все вернулось на свои места и маленький человек Рахабуи, был очень рад, что где-то на небесах боги решили именно так, а не иначе.

**

Шарма почти выбилась из сил, но ей все же удалось добраться до нужного места.

Жрецы Шиншага, Короля Кобр, хорошо прятали свое убежище, в котором, как и Шанкара, приносили в жертву своему божеству, ни в чем не повинных людей.

Шиншаг Тысячеголовый мог считать себя младшим братом грозного Сета, Верховного божества Стигии. Только вот в Стигии, стране черных магов и черного колдовства, власть его никто не оспаривал, а вот в Вейнджане дела обстояли совсем иначе.

Крошечные фигурки змей, встречавшиеся как на перекрестках больших дорог, так и на проселочных тропах, грозно скалили длинные зубы, требуя жертвоприношения. И забитые, суеверные селяне тайком, дабы не злить служителей Всеблагого Асуры, приносили к этим зловещим фигуркам убитых зайцев и мышей, а кое-кто и домашний скот, опасаясь мести древнего бога.

Последователи Шиншага редко появлялись в городах и деревнях, предпочитая хранить свои тайны и селиться в местах далеких и труднодоступных. Однако, они были падки до золота и иных земных благ, а в тайниках заброшенного храма, оставленного Шармой, хранилось много богатств.

Торговля черным лотосом, порошком грез, приносила сестрам-жрицам большие деньги. Они снаряжали караваны с запретным зельем и отправляли их на Запад, где цена одной щепотки возврастала в тысячу раз.

Демоны-ракшасы, хранители плантаций лотоса, заботились о том, чтобы рабы Черных жриц не разбегались, а уносили тайну в могилу.

Теперь же, богатства, накопленные сестрами, должны были помочь Шарме отомстить за гибель единственной родственной души и крушение надежд.

Ее появления ждали.

Змеи, верные своему повелителю, донесли служителям Шиншага о приближении жрицы. Она, превозмогая усталость, выбралась на твердую землю, перейдя, по колено в воде, шумный ручей и наткнулась на три безмолвные фигуры.

Облаченные в одеяния из перьев и змеиной кожи, жрецы Шиншага молча дожидались, пока женщина не подойдет к ним поближе.

Шарма, ничуть не стыдясь рваных остатков, некогда роскошного платья, цвета изумруда, остановилась перед ними, гордо подняв красивую голову.

— Зачем пришла ты к нам, служительница мертвой богини? — заговорил тот, кто стоял в центре. Остальные угрожающе зашевелились, заметив, что жрица кривит губы в усмешке.

— Я пришла за помощью — ответила Шарма, жалея о том, что не может приказать бросить нахального жреца в пруд с крокодилами.

— Ты просишь помощи у Шиншага? — жрец едва не рассмеялся, чувствуя свое превосходство — Ты, которая только берет и ничего не предлагает взамен.

И, тут Шарма поняла, что жрец еще молод. Она широко раздула ноздри красивого носа и громко расхохоталась — та сила, сила, которой наделила ее Темная госпожа, все еще была с ней. Сила суккуба, способная покорять и порабощать мужчин. Любых мужчин и жрецов тоже.

Служителями Шиншага могли быть только мужчины и то, только до определенного возраста. Становясь старше, они покидали храм, а куда отправлялись, Шарма не знала, да и не хотела знать.

Она пристально всмотрелась в глаза под жреческой маской, почти полностью прикрывавшей лицо последователя Шиншага, и поняла, что ей даже не нужно будет платить золотом за помошь. Любой из жрецов Тысячеголового бога будет безумно рад услужить ей просто даже ради того, чтобы коснуться хотя бы грязи под ее ногами.

Испуская волны желания, Шарма вплотную подошла к старшему из жрецов и приблизила свое лицо к его.

Через мгновение, он, покорившись неизбежному, уже ползал у ее ног, пачкая свое одеяние грязью и песком, а Шарма, с гордым видом победительницы, прошествовала мимо, надеясь немного отдохнуть и броситься в погоню за нечестивцами, осмелившимися поколебать ее веру в собственное превосходство.

**

….Киммерийцу смертельно надоело это животное. Он сопел, ворчал, оглядывался на Рахмата и Гури, не скрывая от них своего неудовольствия.

За свою долгую, богатую приключениями жизнь ему, Конану, на ком только не доводилось путешествовать — на лошадях, ослах, верблюдах и даже летать на джиннах (занятие, надо признаться опасное и малоприятное), но вот слоны…

Слонов киммериец не любил, а уж этого и подавно.

У разрушенного храма мертвых богов, там, где навеки упокоилась Шанкар-Шарма, северянину удалось заприметить парочку великолепных, редчайшего цвета — белоснежных! слонов. И он, как распоследний болван, еще радовался своей немыслимой удаче.

Вскоре он пожалел и поумерил восторги.

Слоны, самец и самка, к сожалению, отнеслись к киммерийцу с высокомерным презрением.

Естественно, он, Конан, как опытный воин и победитель черного демона, избрал для себя животное, размерами побольше и, как вскоре понял, глупо ошибся.

Рахмат и Гури великолепно устроились на белой слонихе и она, ничуть не возмущаясь, шустро передвигалась по джунглям. А, вот гадкий слон…

Слон сопел, трубил и косился на киммерийца маленькими, недобрыми глазками, норовя окатить варвара мощной струей воды из каждой грязной лужи, встречавшейся по пути. Конану приходилось бдительно следить за своенравным животным и все время быть начеку, посылая проклятия всем известным богам и слоновьим, кстати тоже.

Единственным обстоятельством, хоть как то примирявшем северянина с характерным зверем было то, что слон, по видимому хорошо знал дорогу к разрушенному им же, киммерийцем, поселку и плантациям, на которых совсем недавно произрастал черный лотос, несомненно вредный и опасный для всех без исключения.

Конан твердо вознамерился отыскать Зиру, хотя Рахмат яростно возражал и всячески торопился в Вейнджан.

Гури подобной настойчивости не проявляла. Как тайно подозревал северянин, девушка наслаждалась обществом юного туранца точно так же, как и он ее. Девушка, по всей видимости, твердо уверила в то, что именно Рахмат сыграл самую важную роль в ее спасении, а вовсе не Конан. И поэтому юная наследница престола целого княжества во всю кокетничала с туранским воришкой, поступая вопреки воспитанию и сословной чванливости.

Сам же киммериец, не будучи ни в чем уверен, думал, что все дело в том, что чары Гури, может быть и не сильные, полудетские, ударили рикошетом, поразив не только туранца (тот по мнению Конана, совсем мозгов лишился в обществе такой красотки, как Гурии), но и саму княжну.

Голубки ворковали, слон ерепенился и трубил, киммериец дулся и страстно желал набить кому-нибудь морду, а джунгли казались бесконечными. Лига за лигой, путешественники преодолели то самое пространство, по которому им приходилось ползать, зачастую по пояс в тухлой, болотной воде.

Вдалеке завиднелись развалины поселка и показались ровные глади болот, поросших проклятым черным лотосом.

Рахмат, увлекшись, завел занимательный рассказ про то, как Конан, несгибаемый герой Хайбории, попал в гнусную ловушку, а он, Рахмат, спас его, избавив от смертельной опасности.

И вот когда Конан, расслабившись, восседал на спине слона, уже почти не обращая внимания на водопады грязной воды, которые упрямая скотина обрушивала ему на голову, а Гури, склонив черноволосую головку на плечо туранца, пребывала в приятной полудреме, убаюканная очередным рассказом, случилось непредвиденное.

Слон на котором ехал киммериец, пребывавший в твердой уверенности в том, что ему досталась самая тупая и ленивая тварь во всей Вендии, неожиданно точно взбесился.

Хорошо тряхнув северянина, чудом удержавшегося на его спине, слон поднялся на задние ноги и яростно затрубил.

Киммериец, прикусивший язык и от того особо злой, огрел вредное животное тяжелой дубиной, припасенной им как раз для такого вот случая. Но, мерзкая тварь, не обращая внимания на вопли и проклятия, а так же, на чуствительные тумаки, рванулась вперед, ломясь прямо через густые заросли и распугивая всю живность в округе.

Удивительная метаморфоза произошла и со слонихой, на которой медленно и чинно путешествовали юные спутники северянина.

Она, совершенно позабыл о своем меланхоличном характере, неслась за своим повелителем-слоном, громко трубя и задрав хвост. Бледное личико Гури и вытянутая физиономия Рахмата изредка мелькали перед глазами киммерийца, которого болтало и трясло на спине властелина джунглей, точно во время хорошей качки на океанских просторах.

Гури что-то кричала ему, но Конан не слышал. Соревноваться в громкости со слонами юная княжна не могла.