— Только я — жестко произнес северянин и глаза его, острыми дротиками укололи жреца — Только я, а не Рахмат. Он останется. Мне не нужна обуза. Жрец устало прикрыл глаза и нехотя кивнул головой. Конан перестал сверкать глазами и слегка расслабился, в ожидании рассказа дайома.

Старец удобно расположился на скамье, и Конану ничего не оставалось, кроме как пристроиться рядом.

— Богиня Сигтона — это бессмертное существо из Сумеречного мира. Убить ее невозможно, даже такому герою, как ты, Конан. Она требует, чтобы в жертву ей приносили человеческую плоть и кровь. Богиня чрезвычайно могущественна и может попытаться пересечь рубеж между мирами, покинуть свой и воплотиться в нашем. Для этого нужно принести в жертву девственницу из царствующего дома, рожденную от союза с магараджей Вейнджана. Вот поэтому мы очень рано выдаем девушек замуж и умерщвляем всех детей от рабынь и наложниц. В доме мегараджей очень редко рождаются девочки и рождение наследницы предрекает стране ужасные беды. такое случается раз в семь поколений.

Гури ныне пятнадцать, самый расцвет… Она невинна и прекрасна, единственный, горячо любимый ребенок, поэтому, марджена так тянула со свадьбой — жалела дочь.

Девушек хорошо охраняют, но черным жрецам уже однажды удалось провести богиню через рубеж, разделяющий наши миры. Тогда нашу страну спасло лишь божественное вмешательство Высших сил, но наш народ едва не погиб. Уцелели едва лишь четверо из каждого десятка. Потери были поистине велики. Теперь же боги молчат. Похищена юная княжна Гурии и она еще девственница. Диадема с черной жемчужиной так же находится в руках файнагов. Мы ничего не сможем изменить, но ты, Конан, еще в силах помочь нам, как, однажды, помог Деви Юасмине. Очень скоро, в день Черного солнца наступит нужный час и Гурии принесут в жертву. Девочка, как это ни горько признать, обречена в любом случае…Демонесса вырвется из преисподней и на Земле наступит ад. Божественное равновесие будет нарушено, она уничтожит все живое. Но прежде, чем она обретет власть и подлинную силу она должна..

И, тут Вайомидис раскрыл перед Конаном сташные тайны темных жрецов. По мере того, как киммериец слушал Верховного дайома, его сердце обвалакивала ледяная пелена страха. Это приключение грозило ему не просто смертью, к подобным угрозам северянин привык давно, но и кое чем похуже.

.. — И последнее — устало произнес жрец, запивая свои слова простой водой — Возможно ты, Конан, сумеешь спасти Гури…Если случится непоправимое — жрец уставился на варвара тяжелым, немигающим взглядом — То прошу тебя, воин, прислушайся к своему сердцу. Возможно оно подскажет тебе…

…..Конан с беспокойством поглядывал на безмятежно похрапывающего Рахмата. Веселая пирушка, начатая в городе в компании с высокородным кшатрием, закончилась лишь поздно ночью в роскошных покоях Лунного дворца.

Глава 8. Пленники и рабыня.

Мрачный Конан, обуреваемый дурными предчуствиями, подозрительно посматривал на расфуфыренного Ади-Басса, не без оснований подозревая в бравом капитане дворцовой стражи, внезапно преисполненном любовью к двум искателям приключений, шпиона Верховного дайома и вливал в себя вино осторожно, не опрокидывая кружку за кружкой, как это делал ошалевший от внезапной свободы Рахмат.

Капитан упорно не обращал внимания на косые взгляды киммерийца и в обнимку с щуплым воришкой распевал песни, поражая хриплым голосом и полным отсутствием слуха пухлощеких служаночек, раскрасневшихся от выпитого вина и мужского внимания.

Пьянка затянулась- кшатрий упорно не желал покидать теплую компанию, предлагая все новые и новые тосты и свалился гораздо позже Рахмата. До этого благословенного мгновения Конану пришлось выслушать немало комплиментов и выпить еще больше темного и очень крепкого вина. Теперь же, в одной постели лежали четыре бесчуственных тела. Два из них принадлежали тем самым юным прелестницам, ибо Конан наотрез отказался от женского общества, как не искушал его Ади-Басс, расписывая достоинства местных красоток.

Рахмат сопел, уткнувшись длинным носом в мягкие подушки и разбросав по одеялу руки иноги. Кшатрий так и уснул с чашей в руке, крепко сжимая ее своими благородными пальцами, и из нее еще некоторое время по капле вытекало вино, похожее на кровь, пачкая роскошное одеяние воина.

Конан, отяжелевший от еды и питья и злой, как тясяча потревоженных гадюк, больше всего остального желавший поспать, тем не менее торопливо собирался в поход, пихая в объемный мешок разнообразную снедь. Верный меч терпеливо дожидался хозяина, покоясь в потертых ножнах. Как подозревал северянин ему предстояло немало поработать в этом необычном походе.

В который раз киммериец жестоко пожалел о том, что поддался на уговоры аграпурца и отправился в это, богами проклятое путешествие. Но и превращаться в сочащийся гнилью кусок мяса Конану совсем не улыбалось.

Хитроумный немедиец в вендийских одеждах перехитрил его! Конана из Киммерии только в этот раз.

«Но ничего — недобро прищурился северянин, крепко сжав в руке серебряный кувшин и приведя его в полную негодность- Это только в этот раз. Я еще вернусь и тогда кое-кому прийдется пожалеть о содеянном.»

Поэтому он осторожно посматривал на мирно похрапывающего Рахмата, хотя кулаки варвара зудели от желания дать тому в зубы. Ведь именно тупоголовый сын туранской ослицы втянул его в неприятности.

Честно сказать, объясняться с аграпурцем северянин не испытывал большого желания, намереваясь расстаться с ним тихо и мирно. Жрец пообещал не трогать молодого спутника наемника и даже, дав тому некую толику денег отправить на проживание в город, дожидаться возвращения Конана.

Короткие сборы завершились. Киммериец расправил пояс, затолкав в потайной карман несколько золотых монет — подарок Вайомидиса и протянул руку за мечом. Еще мгновение и он распрощается с этой гостеприимной комнатой надолго.

— Куда это ты- собрался, варвар? — абсолютно трезвым голосом, словно и не было безумной ночной оргии, поинтересовался Рахмат.

Задумавшийся Конан дернулся от неожиданности, спохватившись, припомнив, что сладкое сопение прекратилось некоторое время тому назад.

— Ты хочешь отправиться на поиски короны без меня? — обиженный туранец с трудом сполз с постели, переведя тело из горизонтального в вертикальное положение — Это, знаешь ли, подло и несправедливо.

Конан заскрипел зубами, едва не поперхнувшись от возмущения, но он твердо вознамерился отправиться в путешествие без компаньона. Назойливый и трусоватый Рахмат мог оказаться тем самым камушком, о который споткнется нога его верблюда. Вопрос о его участии даже не обсуждался.

Но, у туранца, по всей видимости, имелось свое собственное мнение. Покачиваясь он оттолкнулся от стены и приблизился к северянину, воинственно размахивая длинным кинжалом.

— Так не пойдет-упрямо повторял туранец- Вместе пришли, вместе и уйдем. Добыча пополам.

Взгляд его черных глаз прожигал Конана насквозь, а губы обиженно кривились.

Киммериец оглянулся — небо за решеткой окна посерело. До рассвета осталось совсем чуть-чуть, и медлить было нельзя.

— Прости, Рахмат! — Конан обреченно вздохнул — за то, что так получилось. И, в лицо ошеломленному туранцу, смачно впечатался огромный кулак варвара, безжалостно отправив Рахмата в долгий сон без сновидений. Щуплый воришка пошатнулся и рухнул к ногам северянина. Изумление осталось на его смуглом лице, как показалось Конану навечно.

Не медля, тот подхватил под руки безжизненное тело и уронил его на широкую кровать, под бок Ади-Бассу.

Забросив за спину увесистый мешок, подхватив меч, Конан, не оглянувшись, покинул комнату, полную спящих людей и не видел как кшатрий, слегка приоткрыв глаза, провожает его недобрым взглядом.

На рассвете, путник, вооруженный до зубов, спустился по белоснежной дворцовой лестнице. Его уже ждали.

Вооруженные до зубов кешанки усадили синеглазого варвара в лодку.

Плыли молча — девушки испепеляли обидчика своего капитана гневными взглядами, а конан, все никак не мог забыть тот самый кусок гнилого мяса, в который превратился файнаг.

Путь по воде не оставляет следов, да и продлился недолго. Молчаливые темнокожие девушки высадили его на безлюдном берегу и уплыли обратно на княжеской лодке, а путник углубился в кишащие чудовищными тварями, таинственные и неприветливые джунгли.

Он шел вперед, с упорством обреченного и смертельной ненавистью с беспощадных синих глазах, мучимый тяжестью похмелья, в надежде получить исцеление и может быть, отыскать несметные сокровища.

**

Юная девушка, совсем молоденькая, почти девочка, с бледной кожей, черноволосая и темноглазая, испуганно бросилась в сторону от тяжелой, окованной бронзой двери.

Крошечную каморку, сырую и душную залил яркий свет.

Девушка невидящими, отвыкшими от света, слезящимися глазами уставилась в дверной проем. Свет больно резал зрачки, и прошло много времени, прежде чем она смогла рассмотреть вошедших.

— Гури! — приятный женский голос звучал, словно звон хрустального колокольчика — Моя милая крошка, как я рада вновь тебя видеть!

После долгих дней одиночества в жуткой, темной комнате, наедине с голодными крысами, девочка была просто счастлива услышать человеческий голос. Неведомо какие боги сохранили ей ясность мысли и лишь крохотный лучик света, изредка проникающий сквозь мрак, позволил ей избежать безумия.

Плача от счастья юная княжна бросилась к женщине. Она узнала ее.

— Великие боги! Тайше, так это ты! — рыдала она, в мольбе протягивая руки к первой красавице пардханы своего отца, прекрасной рабыне из Вендии. — Ты пришла освободить меня из этого ужасного места. Дни и ночи я молилась, я умоляла Асуру спасти меня, и вот мои молитвы услышаны. Да вознаградят тебя боги, женщина!