Глава XIII

— Разрешите войти?

В жилые помещения Рэнгэдзи вошёл какой-то господин. Это было на следующее утро после возвращения Усимацу. Внизу уже позавтракали, а Усимацу всё ещё не вставал.

— Разрешите войти? — повторил незнакомец; служанка Кэсадзи со всех ног бросилась к выходу.

— Позвольте узнать, — очень вежливо спросил посетитель, — здесь живёт Сэгава-сан? Учитель начальной школы Сэгава-сан?

— Здесь, — подтвердила с поклоном служанка и распустила тесьму, которой были подвязаны рукава её кимоно.

— Он дома?

— Да, дома.

— Мне непременно надо его увидеть, будьте добры доложить, что пришёл вот такой-то. — С этими словами он вручил служанке визитную карточку. Служанка взяла карточку и со словами «Подождите немного!» — торопливо прошла наверх.

Усимацу ещё спал. Подойдя к изголовью, служанка разбудила его. Услышав сквозь сон, что к нему пришли, он что-то промычал, потянулся. Потом, протирая сонные глаза, взглянул на визитную карточку и испуганно вскочил.

— Что ему надо, этому человеку?..

— Он пришёл к вам.

Несколько минут Усимацу как во сне переводил взгляд с карточки на служанку и со служанки на карточку.

— Вероятно, тут какое-то недоразумение, — сказал он, с сомнением качая головой.

— Такаянаги Тосисабуро? — произнёс он вслух. Кэсадзи, чуть-чуть покачивая пухлым телом, всем своим видом давала понять: «Скорей отвечайте!»

— Нет, тут какая-то ошибка, — произнёс наконец Усимацу. — Право, не может быть, чтобы этот человек пришёл ко мне.

— Но он спрашивал Сэгаву-сана, учителя начальной школы Сэгаву-сана.

— Странно! Такаянаги… Такаянаги Тосисабуро… и ко мне… что ему нужно? Придётся, видно, принять. Попроси его сюда.

— А как же завтрак?

— Завтрак?

— Ведь вы ещё не ели. Может быть, покушаете внизу. Мисо горячее.

— Не стоит. Мне не хочется есть. Лучше проведите гостя в нижнюю комнату и попросите немножко подождать, пока я здесь приберу.

Кэсадзи вышла. Усимацу окинул взглядом комнату. Оделся, убрал постель. Разбросанные по комнате вещи швырнул в стенной шкаф. Среди книг, расставленных на полочке в нише, были и сочинения Рэнтаро. Быстрым движением Усимацу спрятал было их под стол, но тут же вытащил и сунул в тёмный угол шкафа. Теперь в комнате не оставалось на виду ни одной книжки учителя. Усимацу немного успокоился и поспешил вниз умываться. Всё же — по какому делу мог прийти к нему этот человек? Ведь при встречах в пути он даже ни разу не заговорил с Усимацу, наоборот, всячески старался его избегать. А теперь специально приходит… Ещё до того, как гость оказался в комнате, Усимацу уже места себе не находил от подозрений и страха.

— Разрешите представиться: Такаянаги Тосисабуро. Давно наслышан о вас, но не имел случая посетить.

— Очень рад вас видеть. Пожалуйста, прошу сюда.

Обменявшись приветствиями, Усимацу пригласил Такаянаги к себе в мезонин.

Не в силах понять намерений неожиданного гостя, Усимацу с самого начала испытывал неловкость. Он решил быть настороже, но всё же постарался принять безразличный вид. Усевшись на подушку, он предложил Такаянаги сложенное вчетверо белое шерстяное одеяло.

— Прошу вас, садитесь, — приветливо заговорил Усимацу. — Я должен извиниться, что заставил вас ждать. Вчера поздно засиделся — и вот проспал.

— Что вы! Это я должен извиниться, что помешал вам отдохнуть, — обходительным тоном ответил Такаянаги. — Вчера, когда мы были в лодке, мне так хотелось с вами поздороваться. То, думаю, невежливо не поздороваться, то, наоборот, неудобно в таком месте… и вот теперь прошу меня извинить.

По всему было видно, что Такаянаги пришёл ради какого-то важного для него разговора. Однако в его любезной гладкой речи было что-то вкрадчивое. Стоило взглянуть на элегантный костюм и осанку Такаянаги, чтобы стало ясно, каким тщеславием исполнено это восходящее политическое светило. Цепочка от часов несколько раз обвивалась вокруг плотного пояса; на пальцах сверкали чистым золотом целых два кольца. «Зачем он пришёл, этот человек?» — мысленно повторял Усимацу. Мысль о тёмной тайне гостя, так похожей на его собственную, не позволяла ему посмотреть в глаза собеседнику.

Такаянаги слегка придвинулся к Усимацу.

— Я слышал, что у вас случилось несчастье. Наверно, вы очень расстроены?

— Да, — ответил Усимацу, разглядывая свои руки. — Меня постигло большое несчастье — скончался мой отец.

— Это очень прискорбно, — задумчиво заметил Такаянаги. — Гм, да, да… Мы с вами встретились ещё на станции Тойоно, потом я сошёл в Танаке, и вы тоже… Помните? Как же, вы тоже сошли в Танаке. Наверное, вы как раз направлялись домой. Смотрите-ка, какое совпадение, мы с вами уехали и вернулись вместе. Видно, нас с вами связывает судьба. Верно?

Усимацу молчал.

— В этом-то и дело. — Подчёркнуто произнёс Такаянаги. — Именно потому, что нас связывает судьба, а в этом я уверен, я говорю так откровенно. И ваше состояние, право же, я вполне понимаю.

— Что? — перебил его Усимацу.

— Вполне его понимаю, но хотел бы, чтобы и вы меня поняли. Поэтому я и позволил себе прийти к вам.

— Мне всё же не ясно, что вы имеете в виду.

— Послушайте…

— Я не могу уяснить, о чём идёт речь.

— Вот я и веду к тому, чтобы вы поняли. — Такаянаги понизил голос — Вы, может быть, слышали, я… я больше не одинок… я женился. И бывают же странные вещи: жена моя вас хорошо знает.

— Ваша супруга знает меня? — И, слегка изменив тон, Усимацу добавил: — Ну и что же?

— Вот по этому поводу я и пришёл поговорить с вами.

— Что именно вы хотите сказать?

— Видите, то, что сказала жена, я не вполне понимаю… знаете, женские разговоры, — довольно бестолковая вещь… но, удивительно, будто кто-то из её дальних родственников в давние годы был близко знаком с вашим отцом. — Говоря это, Такаянаги пристально вглядывался в лицо Усимацу. — Ну, само по себе это ничего не значит, однако, если жена говорит, что знает вас, то и вы вряд ли можете ничего не знать о ней, да и я, со своей стороны, обеспокоен… Всю ночь я не сомкнул глаз, думая об этом.

На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Оба собеседника сидели безмолвно, испытующе глядя друг на друга.

— Ах! — шумно вздохнул Такаянаги. — Мне хочется, чтобы вы поняли, как хорошо, что я пришёл с вами поговорить. Никто, кроме вас, о нас с женой ничего не знает, а с другой стороны, и никто, кроме меня и моей жены, ничего не знает о вас… значит, наши интересы совпадают… не так ли, Сэгава-сан? — Он продолжал несколько другим тоном: — Вам, конечно, известно, что скоро выборы. На время мне крайне нужна ваша помощь. Если вы не прислушаетесь к тому, что я вам говорю, мы с вами падём жертвой друг друга. Ха-ха-ха! Нет, нет, я вовсе не требую вашей крови. Но всё же я пришёл к вам вот с таким решением…

В эту минуту на лестнице раздались шаги, и Такаянаги осёкся. Снизу донёсся голос Кэсадзи: «Сэгава-сэнсэй, к вам гость». Усимацу встал и раздвинул перегородку; перед ним, улыбаясь, стоял его приятель Гинноскэ.

— А, Цутия-кун? — воскликнул Усимацу и невольно перевёл дух.

Гинноскэ слегка поклонился Такаянаги, но не обратил внимания на натянутое выражение лица у хозяина и гостя, решив про себя со свойственной ему поспешностью: «Вероятно, у них какие-то дела».

— Слышал, что ты вернулся вчера, — заговорил Гинноскэ дружески. Как всегда, он был жизнерадостен. Его свежее, розовощёкое лицо так и сияло. Может быть, таким его делала надежда в скором времени распроститься с теперешней службой и стать ассистентом в агрономическом институте. Странное дело, его коротко остриженные волосы, казалось, сейчас придавали ему какую-то солидность, делали похожим на молодого учёного. И хотя ничто не изменило их дружеских отношений, всё же Усимацу казалось, будто Гинноскэ стал на ступень выше его, и ему было как-то не по себе.

А Гинноскэ горячо и сердечно выразил Усимацу сочувствие. Такаянаги молча слушал их разговор, дымя папиросой.

— Спасибо тебе за всё, что ты сделал для меня во время моего отсутствия, — сказал Усимацу, подбадривая сам себя. — Ты, кажется, вёл все мои уроки.

— Да, кое-как справился. Совмещать занятия в двух классах не так-то легко. — Гинноскэ засмеялся. — Ну, а ты как?

— Что ты хочешь сказать?

— У тебя ведь траур, ты можешь взять четыре недели отпуска.

— Нет, так не пойдёт. Для школы это неудобно. И самое главное — для тебя затруднительно.

— Ничего, обо мне не беспокойся.

— Завтра понедельник. Завтра и пойду в школу. Ну, Цутия-кун, твои мечты, кажется, осуществились. Я очень обрадовался, когда получил от тебя письмо. Не думал, что ты так скоро продвинешься.

— Да… — Гинноскэ счастливо улыбнулся. — Мне повезло.

— Да, тебе повезло. — Радуясь удаче товарища, Усимацу вместе с тем как будто подумал о чём-то своём и, поникнув, спросил: — А приказ об увольнении уже отдан?

— Нет ещё. Ведь существует обязательный срок службы: сразу просто так не отпустят. Правда, в префектуральном управлении вошли в моё положение: разрешили внести меньше ста иен.

— Меньше ста иен?

— Если бы мне пришлось уплатить все издержки за обучение, то было бы худо. Хорошо, что мне сделали такую скидку. Я сейчас же написал отцу и попросил его помочь мне. Он, знаешь, очень рад и, кажется, сам поедет в Нагано. Я со дня на день жду от него известий. Остаётся нам побыть с тобой в Иияме только месяц!

Гинноскэ посмотрел на Усимацу. Усимацу тяжело вздохнул.

— Да, теперь о другом, — снова заговорил Гинноскэ. — Твой любимый Иноко-сэнсэй, говорят, сейчас в Синано. Я вчера читал в газете.

— В газете? — Усимацу весь вспыхнул.

— Да, в «Синано-Майнити». Говорили, он тяжело болен, а он, оказывается, полон энергии.

Едва услышав имя Рэнтаро, Такаянаги кинул острый взгляд на Гинноскэ. Усимацу молчал.

— Да, с этим «этa» шутить нельзя! — безо всякой задней мысли продолжал Гинноскэ. — Его идеи, может быть, и носят на себе печать болезненности, но его мужество в борьбе восхищает меня. Возможно, все чахоточные таковы. Говорят, его речи производят очень сильное впечатление. Только пусть Сэгава-кун не слушает его, а то опять вернётся прежняя болезнь.