– Ууу, – сказала она, – я соскучилась по песочному печенью.

Его брови приподнялись.

– Неужели по печенью можно скучать?

– Ну, конечно, можно, – ответила она с полным ртом. – Оно восхитительно.

Заметив её энтузиазм, он поднёс чашку ко рту, пряча улыбку. Олрид чуть не забыл, что она не каждый день здесь находится. И это не их маленький ритуал.

– Всего лишь масло, сахар и мука.

Она выразительно взмахнула рукой.

– Вот именно.

Скорее всего, ей виднее. Он потянулся за печеньем.

– Где ты путешествовала, что там не оказалось песочного печенья?

Она проглотила печенье и сделала глоток шоколада, прежде чем ответить:

– Вообще-то, везде. Ну, везде, куда тётя Джейн хотела отправиться. Мы побывали во всех странах на континенте: во Франции, Испании, Италии, Греции. А затем во всех остальных: в Северной Африке. Турции. Персии. России.

Он знал обо всём об этом. Следил за её путешествиями. Джек покинула Лондон двенадцать лет назад в качестве компаньонки леди Джейн, баронессы Дентон, небезызвестной вдовы, которая когда-то считалась скандальной, а теперь эксцентричной, завсегдатаем светской хроники. Он просматривал колонки со сплетнями в газетах, выискивая новости о них, и когда ему пришлось начать вращаться в высшем обществе, Эбен прислушивался к разговорам только, когда упоминалось имя Джек.

Конечно, в этом он признаваться не собирался, а вместо этого сказал:

– Я никогда не бывал ни в одной из этих стран.

Она встретилась с ним глазами, её карие переполняли воспоминания о прошлом.

– Ты путешествовал по поместьям и учётным книгам.

Возможно, ему привиделось осуждение в её словах, но отвращение и стыд, которые он испытал были вполне настоящими. Олрид почувствовал необходимость защититься.

– Я несу ответственность за сотни людей.

– Я знаю.

– Так и случается, когда наследуешь герцогство. Ты несёшь ответственность. Наследуешь грехи прошлого. Ошибки. И ты должен остаться и разобраться со всеми проблемами. У тебя нет выбора, ты не можешь уехать путешествовать по миру. Не так сразу.

То, что начиналось как стремление оправдаться, закончилось острым желанием вывести Джек из себя. Чтобы напомнить ей о том, как она его бросила. О том, что он всё ещё живёт в том же самом доме, где жил, когда они познакомились, и это именно она уехала. Он хотел, чтобы она попалась на удочку.

Однако она не попалась. Вместо этого слегка улыбнулась и сказала:

– Существует не один способ посмотреть мир.

Он возненавидел эти слова, напоминающие о прошлом. О том, что она уехала, а он остался. Ей оказалось недостаточно Эбена. Разве не так? Джек хотела от него большего. Он работал, чтобы построить домашний очаг, возродить титул и предложить жизнь, достойную её, а этого всегда было недостаточно. И всё же, она вернулась и чувствовала себя весьма комфортно, несмотря на годы и прошлое.

Он ощущал себя безумно неуютно от того, что она проникала во все тайные уголки его души, которые он научился не замечать.

Прежде чем он успел высказать своё недовольство, она заговорила:

– В Египте делают что-то наподобие конфет из отваренных растений мальвы. На это уходит два дня. Они получаются пушистыми и белыми, и очень сладкими, можно подсластить ими шоколад. Думаю, тебе бы понравилось.

Наступило долгое молчание, в течение которого он не знал, что сказать. Он был наполовину пьян, прошло двенадцать лет, а она вернулась и посреди ночи рассуждала о конфетах.

Джек улыбнулась и сказала:

– Тебе бы понравилось многое из того, что мы видели.

И вот он, намёк на будущее, которое у него могло бы быть когда-то. Но оно теперь никогда не случится.

– Ты вернулась насовсем? – спросил он, в нём просыпалось раздражение.

Джек помедлила, и на мгновение он уцепился за эту паузу. Одновременно надеясь, что она вернулась навсегда, но в то же время желая, чтобы уехала вновь.

– Ненадолго.

Он кивнул; слова отдались болью в груди. Почему это имело значение? Он не имел права претендовать на её время. И не мог заявлять никаких прав на неё саму. Он отказался от них много лет назад. Вот только проклятые газеты не давали ему покоя. И всё же Олрид задал вопрос:

– А как надолго? Ты оказалась не готова к Рождеству, раз у тебя нет шоколада.

Она улыбнулась.

– Я уезжаю в воскресенье.

В день дарения подарков. Это имело смысл. Она провела двенадцать лет, путешествуя вокруг света, а Лондон был не слишком-то приятным местом в январе. И всё же два дня казались... мимолётными.

– Куда держишь путь?

– Мы отправляемся в Шотландию.

– Твоя тётя не из тех, кто мечтает провести зиму в Шотландии.

Баронесса редко бывала в Британии, предпочитая путешествовать по миру, благодаря дряхлому мужу, которого она похоронила через три года после бракосочетания.

Джек сделала большой глоток, а когда опустила чашку, на её верхней губе остались шоколадные усы. Она облизнулась с чувством и совсем не как леди, Олрид ощутил этот жест каждым сантиметром кожи. Температура в прохладной кухне внезапно резко подскочила.

Как в преисподней, куда он, несомненно, попадёт после всех тех вещей, которые он мечтал сотворить с её язычком.

И вдруг она сказала:

– Не из тех. На самом деле, она тоже уезжает в воскресенье. В Константинополь.

– Без тебя?

– С новой компаньонкой. Она моложе. И сможет за ней угнаться.

В её словах звучала усталость.

Он приподнял брови.

– Поверить не могу, что ты не можешь за ней угнаться. Я никогда не встречал человека, который был бы готов к приключениям так же, как ты.

– Ты всегда считал это недостатком, – мягко проговорила она.

– Нет, не считал, – возразил он.

Джек бросила на него недоверчивый взгляд.

– Не считал, – настойчиво повторил Олрид. Она всегда смело прыгала в неизвестность, предполагая, что приземлится на мягкое облако возможностей. Так и случалось. Каждый раз.

Кроме одного.

Он прочистил горло.

– Если не с тётей Джейн, тогда с кем ты едешь в Шотландию?

– С моим... – последовала пауза, а потом продолжение: – ... мужем.

Олрид замер, едва сдерживаясь, чтобы не отвести взгляд.

– Ты замужем?

– Скоро буду, – ответила она, но в её голосе послышалась неуверенность, словно Джек не хотела ему этого говорить. Или, возможно, это он был не уверен. Не хотел слышать.

– Я не видел оглашения имён в церкви.

Не то чтобы он ходил в церковь, но дело было не в этом. Джек не могла выйти замуж за другого.

– Мы поженимся в Шотландии, – быстро ответила она, выбирая другое печенье из банки, словно только что не преподнесла новость, которая произвела эффект разорвавшейся бомбы на его кухне.

– Почему?

Она откусила кусочек, прожевала и проглотила.

– Мы вернулись из Греции и направляемся в поместье Фергюса.

Фергюс.

Дурацкое имя. Таким именем называют охотничьих собак. Больших, волосатых, у которых язык свисает из пасти.

Она не может выйти замуж за Фергюса.

Тем не менее, она продолжала говорить так, будто дело уже было решённым.

– Так как мы поженимся там, то в оглашении имён в церкви здесь, нет необходимости.

– Нет, я спрашиваю, не почему не было оглашения имён, а зачем выходить замуж?

– Но это ведь не такая уж и редкость? Или ты намекаешь на мой преклонный возраст?

– Конечно же, нет. – Ей тридцать два, не восемьдесят два. Тридцать два, она прекрасна, её кожа обласкана солнцем в декабре, что казалось невозможным. В высшей степени пригодна к браку. – Я только имел в виду... – он замолчал. Олрид не знал, что имел в виду, но всё же продолжил: – Я думал, ты хочешь чего-то другого вместо брака.

Её брови взлетели вверх.

– Нет. Я хотела чего-то другого, когда предполагаемый жених ценил меня меньше, чем своё поместье.

Слова прозвучали холодно и отрезвляюще. При этой явной отсылке к их прошлому его пронзили гнев, разочарование и что-то, чему он не смел дать название.

– Я не ценил его больше.

Тишина растянулась на долгие минуты, и он больше не мог её вынести.

– Фергюсу бы не понравилось, что ты находишься здесь посреди ночи.

Джек открыла рот, и Олрид заметил, что она колеблется, подбирая слова. Потом последовал ответ:

– Фергюс знает, что мы с тобой старые друзья.

Он встретился с ней глазами.

– Значит, вот мы кто?

Я знаю, какие звуки ты издаёшь во время страстного поцелуя.

Помню звук твоих стонов, когда ты теряешь контроль в моих руках.

Знаю тебя. Каждый дюйм твоего тела.

Ты была моей ещё до того, как Фергюс только начал мечтать о тебе.

Но он не мог произнести вслух ничего из этого. И не мог оставаться с ней в одном помещении. Не тогда, когда Джек была воплощением прошлого, без единого намёка на будущее.

Он встал и направился к двери.

– Убери за собой беспорядок перед уходом. Забери с собой песочное печенье. И шоколад. С наилучшими пожеланиями по случаю твоей помолвки.

Глава 2

Канун Рождества, четырнадцать лет назад

Леди не должны прокрадываться в дома джентльменов глубокой ночью.

А юные леди и подавно.

Что уж говорить о юных незамужних леди.

Неважно, что сейчас был канун Рождества. И, что юная леди прокрадывалась в дом джентльмена уже в течение многих лет.

Хотя, по правде говоря, Жаклин Мосби, младшая дочь графа Дарби, всегда знала, каково её место в мире; лучше, чем большинство взрослых мужчин. И благодаря этому, она никогда не заботилась о том, что должна или не должна делать. Её никогда не интересовали правила приличий. Нет, Джек всегда больше увлекали возможности. Куда могла бы повернуть жизнь. И это, конечно, стало её погибелью.

Потому как Джек всегда входила в число тех девушек, которые залезают на верхушку дерева, чтобы полюбоваться видом, и беспокоятся о последствиях только тогда, когда доберутся до кроны и обнаружат, что не могут спуститься вниз. Конечно, даже тогда она видела ситуацию с лучшей стороны, перекусывала яблоками и охватывала огромный мир с новой точки зрения, пока не придумывала, как слезть вниз.

И именно эта искренность, оптимизм, готовность справиться с любым вызовом сделали потайную дверь, между библиотекой Мосби и музыкальной комнатой Олридов, скорее собственностью Джек, чем Эбена.