Я проигнорировал тихий голос в голове, который сообщил мне, что быстрее свиньи научатся летать.

Я вышел из машины, схватил сумку с подарками из багажника, расправил плечи и подошел к входной двери. Не знаю, кто удивился больше: моя мать, когда увидела меня на пороге, или я, когда она сама открыла дверь – для этого у нее была прислуга.

Ее приветствие, однако, не разочаровало.

- Эван, - сказала она, нахмурившись. - Что ты здесь делаешь? Мы тебя не ждали.

Я выдавил из себя улыбку.

- Счастливого Рождества, мама. Сюрприз!

Она раздраженно подняла брови. Не было ни улыбки, ни ответного приветствия, ни объятий.

Мама отступила назад.

- Что ж, ты можешь войти. Я не хочу впускать слишком много холодного воздуха внутрь.

Я подавил свое разочарование. В доме, возможно, было теплее, но атмосфера была такой же морозной, как и зимняя погода, которую я оставил позади, когда дверь закрылась.

- Что значит, у тебя нет смокинга? – потрясенно спросила моя мать. Я заметил, что выражение ее лица не сильно изменилось, и это навело меня на мысль, что ботокс работает под ее кожей сверхурочно.

Я заерзал на стуле, чувствуя себя неловко и напряженно.

- Как я уже говорил, мой образ жизни не требует особых нарядов, мама.

- У тебя нет костюма? - Ее голос повысился в конце фразы, как будто отсутствие костюма было преступлением.

- Нет. Но, как я уже говорил, это решение было принято в последнюю минуту, и я не подумал его упаковать. Я просто пытался приехать сюда, чтобы провести с тобой каникулы. Мысль о том, чтобы взять костюм, никогда не приходила мне в голову.

Она фыркнула.

- Если ты появляешься на Рождество, то это довольно очевидно. Ты мог бы придумать что-нибудь получше, Эван. Ты всегда плохо умел распределять время.

Я досчитал до десяти.

- Я же говорил, что у меня были проблемы с машиной.

Келси посмотрела в окно.

- Какого года выпуска твой «Бьюик»? Может быть, тебе нужна новая, лучшая машина? - Ее голос сочился сарказмом. - Конечно, ты можешь себе это позволить.

Я сдержал вздох. Мое неожиданное появление было встречено только раздражением и едва скрываемым презрением. Как я и подозревал, мои подарки были открыты, а затем выброшены. В какой-то момент они исчезли, и я понятия не имел, куда они делись.

Хотя я ожидал этого, но все же был ошеломлен уровнем безразличия к вещам, которые я выбрал для них. Уверен, Холли была бы опустошена, увидев, как их приняли.

Мои надежды на то, что Келси смягчилась с материнством, быстро развеялись. За моей племянницей Мией присматривала няня, и после нескольких постановочных фотографий семьи у рождественского дерева ее унесли в другую часть дома. Мне разрешили подержать ее, но ненадолго. Я сидел, держа ее на руках, восхищаясь ее нежностью, и тихо разговаривал с ней, пока ее не забрали. Не было никаких сомнений, что они не хотели, чтобы ее странный дядя много общался с ней.

- Моей машине два года, Келси, и мне пока не нужно ее менять. Для перевозки мебели мне нужен автомобиль побольше, поэтому я чаще использую грузовик.

Они с мамой поморщились, услышав мое заявление. Не уверен, что больше им не понравилось - мысль о том, что я управляю рабочим грузовиком или сама работа, которую я выполняю. Ни то ни другое не соответствовало их стандартам.

- Тебе придется надеть один из пиджаков твоего отца к обеду, - объявила мама и встала. - А теперь мне нужно посмотреть, как рассадят гостей. Твое присутствие делает количество мест за столом нечетным, Эван. Это очень неудобно.

Она вышла из комнаты, качая головой и что-то бормоча себе под нос. Келси смерила меня холодным взглядом и последовала за ней.

Я потер лицо руками.

Неудобство – вот кем я был для них. Если не считать краткого приветствия, отец игнорировал меня, лишь еще раз напомнив, что я трачу свою жизнь впустую. Мой брат сидел в углу, с бокалом в руке, наблюдая за всем этим разгромом с ухмылкой на лице. Интересно, кто-нибудь еще заметил, сколько алкоголя он пьет? Удивительно, но мой шурин, Саймон, казался вполне приличным парнем, но Келси перебивала его каждый раз, когда мы начинали разговор. Он продолжал пытаться, но когда сестра рассердилась, он сдался и с покорным видом вышел из комнаты. Я не видел его до самого ужина, и мы сидели на противоположных концах стола. Я на мгновение задумался, почему такой хороший парень, как он женат на Келси, но знал, что на этот вопрос у меня никогда не будет ответа. По крайней мере, он, казалось, заботился о своей дочери. Кроме меня, он был единственным, кто держал ее и выглядел расстроенным, когда ее унесли из комнаты. У меня было такое чувство, что там была какая-то история.

Отец с братом исчезли в кабинете отца, как только обменялись подарками. Меня не пригласили присоединиться к ним. Я сидел, только как наблюдатель и смотрел, как они открывают свои подарки, с интересом отмечая, что Саймон тоже не участвует. Для меня, конечно, ничего не было, так как меня никто не ждал, и меня проигнорировали, когда они открывали свои чрезмерно дорогие подарки, восклицая над круизными билетами, сшитыми на заказ костюмами, дорогим ликером и драгоценностями, в которых никто из них не нуждался, но хотел иметь - просто для галочки. Я старался не поддаваться обиде, вспоминая, что все, что я каждый год, включая нынешний, получал на Рождество – открытка, даже не подписанная лично.

Я потер рукой усталые глаза.

Приехать сюда было ошибкой эпических масштабов.

Я встал и поднялся по ступенькам в отведенную мне комнату для гостей, хотя и неохотно. Мне нужно было поспать и принять душ. В своей комнате я проверил телефон, а затем написал Холли, что приехал, и надеялся получить от нее весточку. Через мгновение пришел ответ.

Рада, что ты в безопасности. Помни, что я сказала, Эван. Покажи им кто ты такой.

Я покачал головой. Они не хотели меня знать, и им было наплевать на то, кем я был. Я никогда не вписывался в их мир, а в моем им было неуютно.

Я лег, не в силах совладать с печалью, охватившей меня. Грудь сдавило от желания оказаться рядом с Холли. Мысль о ней наполнила меня тоской, которую я никогда не испытывал. Мне не следовало оставлять ее одну.

Ужин было неловким, если не сказать больше. Я сидел в одолженном пиджаке, слушая разговоры, которые кружились вокруг меня в полной незнакомых людей комнате. Я редко включался в разговор, вместо этого все думал об огромном отличии ужина с семьей и их друзьями от того, что я накануне вечером разделил с Холли в ее крошечной кухне. Та маленькая комната была наполнена теплом и смехом. Большой роскошный зал в доме моих родителей, освещенный свечами и смердящий сильно-пахнущими комнатными цветами, был таким же холодным и лживым, как и люди в нем. Здесь я был никем, всего лишь сыном, которого постоянно нет дома, но с присутствием которого приходится мириться. Прошлой ночью с Холли я был центром ее маленького мира. И я предпочел бы быть с ней. Но я сдержал обещание, данное ей и самому себе - я попытался прорваться к ним, но мне это не удалось.

Следующий день был напряженным, и независимо от того, насколько невинно начался разговор, он быстро стал враждебным и превратился в спор. В итоге мы с отцом обменялись бранными словами из-за моего выбора жизни, и впервые я противостоял ему. Я использовал слова Холии, сообщив ему, что это моя жизнь - не его. Я был счастлив, наслаждаясь своей работой и спокойной жизнью. Он позаботился о том, чтобы я точно понял, что он чувствует, и каким полнейшим ничтожеством я был в его глазах.

После того, как они отправились спать, я схватил свои вещи и вышел через кухню на задний двор, где меня просили припарковать машину. Что-то яркое привлекло мое внимание, и я с ужасом обнаружил пакет с моими подарками рядом с мусорным баком. Символизм не ускользнул от меня. Мои подарки ничего не стоили для них. Я взял их с собой, зная, что дома найдется много людей, которые оценят их по достоинству.

Потому что мой дом теперь был в Новой Шотландии, а не здесь. А родительский особняк на самом деле никогда и не был домом. Покинув его, я почувствовал только облегчение, и знал, что они будут чувствовать то же самое, когда проснутся и обнаружат, что меня нет. Мне больше не нужно было пытаться навести мосты или думать о них. Единственное, что огорчало - это то, что Миа будет расти среди таких холодных людей. Я боялся, что она станет такой же, как они, но я ничего не мог сделать, чтобы это предотвратить. Я знал, что ей не позволят общаться со мной. Я мысленно пожелал малышке удачи, и решил про себя, что если ей когда-нибудь понадобится моя помощь, я буду рядом.

Я поехал прямо домой. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не свернуть с шоссе, когда я проезжал мимо города, где жила Холли. Мне пришлось крепко обхватить руками руль и не смотреть в зеркало заднего вида. Я подавил в себе отчаянное желание поехать к ней.

Холли не просила меня остаться. Не уверен, что она захотела бы, чтобы через пару дней я снова появился у нее на пороге, желая поделиться своей печальной историей. Я не думал, что смогу выдержать еще один отказ - особенно от нее. Мне нужно было признать, что она была права - время, проведенное с ней, было лишь моментом в моей жизни. Не будущим.

Так или иначе, с этой реальностью было гораздо труднее справиться, чем с катастрофическим финалом с моей семьей.

Холли постоянно была в моих мыслях, словно выжжена в моей голове. Я сравнивал с ней все, что происходило с моими родителями. Ее тепло и их холод. Ее щедрая, великодушная натура против их осуждающих жестких взглядов. Ее сладкое принятие. Их полный отказ.

Устало вздохнув, я въехал на подъездную дорожку, ведущую к моему дому. Свет манил меня, его теплое сияние представляло райскую картинку после долгой дороги. Машина Дана была припаркована возле дома, и я знал, что они с Кэрол ждут меня там. Я печально улыбнулся. В отличие от моей семьи, они всегда рады меня видеть.